- Зашибить деньгу, сколотить миллион - предел счастья? - посмеиваясь, Сергей ожидал ответа американца.

- Предел счастья? - переспросил Бенджамин, здоровый, веселый, добродушный малый. И продолжал просто, без ажитации: - Деньги - это хорошо, без них "ни тпру, ни ну". Только на них ведь не все купить можно. Нет, не все. Мой папаша - а это он все здесь своими руками создал, - он повел раскрытой пятерней вокруг, - и у него уже было поболее миллиона, да поболее! - умер месяц тому назад в страшных, можно сказать, муках. А ему и пятидесяти не было. Рак. М-да.

Мы выразили сожаление.

- Да, чего там! - простодушно заметил он. - Все под Богом ходим.

- Не только здоровье, много чего ни за какие деньжищи не купишь, вздохнула маленькая девица, тихо стоявшая рядом с Бенджамином, с мальчуганом, который уцепился обеими ручонками за ее короткую юбку. - Вон наш сосед Дик-Ворчун всего - как полгода будет - накинул петлю себе на шею. Дом был - полна чаша, три магазина да салун с баром и гостиницей имел. Ему бы жить да жить, а он - кувырк! - и до-свидания.

- В чем же дело? - не удержался я.

- Дело-то? - Дженни вытерла нос мальчугану, взяла его на руки, посмотрела долгим взглядом на далекий, за высоким забором соседский дом. А очень просто - от него жена ушла. Сбежала с заезжим коммивояжером. Не любила она своего Дика со всеми его богатствами. А он в ней души не чаял. Даром, что последняя неряха была. И бесплодная. И к любому мужику в постель залезть норовила.

- Ладно тебе, - просящим тоном запротестовал Бенджамин.

- Правду говорю! - строго ответила Дженни, поджала губы и пошла в дом.

- Жилище-то по вашим деньгам не тесновато? - спросил я, чтобы сменить тему. - Наверное, хотелось бы пожить в небоскребе.

- В небоскребе?! - от удивления Бенджамин чуть не выронил бутылку пива, к которой он то и дело прикладывался. - Любой американец, будь он Джон Пит Морган или нищий бродяга, мечтает о своем собственном, красивом и удобном доме (вы правильно сказали - жилище), а не о безликом огромном инкубаторе или муравейнике. Небоскреб! - усмехнулся он, покачал головой, получив деньги за бензин и направляясь в свою контору. Наше заблуждение его явно раздосадовало. - То всего лишь город, а мы - вся страна.

- Здоровье и любовь, - задумчиво протянул Серега, выводя бесподобного "Обворожительного" с боковушки на шоссе (Эх, как бы мы погоняли на нем с тобой, Алешка!).

- Пока у тебя есть и то, и другое, береги их пуще глаза, - сказал я.

- Спасибо за добрый совет. Можно подумать, что у тебя их нету. А? Что? Не слышу!

Я промолчал. Здоровье - да. Любовь? Что я должен был, по-твоему, ответить?...

За много миль до Ниагарского водопада слышен шум падающей воды, за две-три (может, чуть меньше) в воздухе висит водяная пыль. Закроешь глаза и кажется, что ты присутствуешь при Сотворении Мира. Оказывается, у Сергея такое же ощущение. Когда он сказал мне об этом, у меня по телу мурашки пробежали. Ты знаешь, мы, в юности такие воинствующие безбожники, с годами все чаще задумываемся - а что, может, и в самом деле там где-то что-то есть. И то, что раньше казалось таким простым, само собою разумеющимся, теперь вдруг представляется загадочным, таинственным. У тебя я заметил это еще до отъезда. Или я ошибаюсь? Что касается меня и Сережи, это стало как-то проявляться недавно, уже в Америке. Мы с ним такие вещи никак не обсуждаем. Но и он чувствует, и я. По каким-то неуловимым деталям - словам, настроениям, эмоциям. Единственным несгибаемым борцом за всемирную победу атеизма, непреклонным врагом религии и церкви остается наш Никита. Что ж, "Вера, как и кабак - дело добровольное". Эти слова сказал мне давно, когда мы все трое еще были в Киеве и зашли как-то вечерком в шинок на Подоле, поп-расстрига. Обратился он почему-то именно ко мне, попросил добавить на чарку. Я добавил. Никита встрял в разговор и посоветовал ему пропить и рясу, и крест. Поп не обратил на него внимание. Сказал этот свой афоризм и добавил, словно извиняясь: "Я расстрига поневоле. Времена Антихриста наступили. Кругом оне, Черные Ангелы. Одно спасение - молитва. Грешу и молюсь. Слава тебе, Господи, пока никого не убивал. А грешен - ведь хотел. Когда церковь мою разграбили и в богомерзкий клуб обратили. Тупые, гнусные рыла! Господь уберег. Тебя благословляю. Не за подаяние. За душу твою. В ней ты не с ними". Осенил меня крестом и ушел. Сергей смеялся, а Никита никак не мог угомониться, все приставал: "Видишь, Сергей, что эта контра поповская наболтал. Ты и впрямь с ним, Иван? Или ты с нами? Я спрашиваю - с ним или с нами?" "С нами, с нами! - успокаивал я его. - С кем же еще". А на сердце почему-то кошки скребли... Я никогда не рассказывал тебе эту историю, да и забыл ее, честно говоря. А вот сейчас почему-то вспомнилось.

Остановились в мотеле. Но Сергей даже ужина дожидаться не стал. Сказал, что должен отлучиться - посмотреть на Ниагару с канадской стороны. Оттуда, мол, красивее. Я заявил, что тоже хотел бы. Он засмеялся: "Время есть, целый день завтра". Арендовал где-то машину и был таков. Я взял у хозяина мотеля резиновый плащ с капюшоном и отправился на нижнюю водную станцию, откуда катера подвозят туристов к самой падающей воде. Грохот, плеск, брызги. Смотришь, как с высоты тридцатиэтажного небоскреба сверзается вниз шесть тысяч кубических метров воды в секунду. В каждую секунду! Ширина обеих частей - канадской и американской - больше километра. Разделяет эту фантастическую водную феерию остров с весьма прозаическим названием "Козий". Продрогший и промокший, очарованный невиданным зрелищем - перед самым моим уходом вспыхнуло многоцветное освещение вернулся я в мотель. Принял горячий душ, переоделся и отправился в кафетерий. Все столики были заняты мальчиками и девочками лет четырнадцати-пятнадцати, одетыми в одинаковые костюмчики - песочного цвета пиджаки и кофты, темно-синие брюки и юбки. Лишь за одним столом, за которым сидели мужчина и две женщины, было свободное место, и мужчина жестом пригласил меня занять его. Мы разговорились. Оказалось, три класса из канадского частного колледжа, выполняя учебную программу, уже побывали на своей стороне и теперь приехали на американскую. Итогом поездки будет сочинение на тему: "Наша страна прекрасна". Преподаватели были чрезмерно удивлены, узнав, кто я такой и с какой миссией я прибыл в США. Система просвещения Канады существенно отличается от американской. Как пояснил Франсуа, его страна - конституционная монархия, система образования традиционно-британская.

- Если вы читали Чарльза Диккенса, - с легкой ироничной улыбкой произнес он, - то всё именно так и есть.

Дамы хотели было протестовать и тогда Франсуа с улыбкой добавил: Почти. И что очень важно, - он посерьезнел, сделал заметный упор на слове "очень", - Канада страна двуязычная.

Тут он наклонился ко мне и сказал тихо, но так, чтобы дамы его слышали: "Когда-нибудь из одной станет две". И вновь дамы хотели ему возразить, и вновь он продолжил: - Если на то будет воля Божья, короля и народа. Да, мы внимательно изучаем опыт нашего южного соседа в области просвещения. Кое-что мы берем и переносим в свою практику.

- Например, из области дефектологии, - вставила пышногрудая блондинка с полным ртом золотых зубов.

- И не только это. В США весьма успешно поставлена работа в области технического образования, - заметила субтильная шатенка с "очками-велосипедом".

Ужин заканчивался и педагоги стали прощаться.

- Если хотите, мы пришлем вам кое-какую научную литературу, предложил Франсуа.

- Да, - с готовностью подтвердила блондинка. - Например, о Мэри Кэри, черной учительнице, которая прославилась тем, что укрывала в Канаде беглых рабов с Юга.

- Я читал ее записки.

- Невероятно! Где вы их достали?

- Из Библиотеки Конгресса.

- Мы обязательно пришлем вам новейшую педагогическую литературу наших университетов - Монреальских, Оттавских, Торонтского.

Когда я вернулся в свое бунгало, Серега встретил меня тремя бутылками шампанского.