«Все, что светит, одновременно и греет, – думал Рени, неся шар обратно в семигранную комнату. – Ручки светилен сильно нагреваются. Солнце греет. Почему же шар ведет себя иначе? Видимо, это не свет, а что-то другое. Но что?»
Успех празднества был обеспечен, – люди убедятся в могуществе верховного жреца. Ден был в восторге.
– Напрасно я велел приготовить факелы и светильники в саду, – говорил он. – Этот шар заменит собой все.
– Они не помешают, – возражал Геза. – Не будем же мы выносить его в сад.
– Это было бы еще поразительнее.
– Согласен с тобой. Но нельзя же оставлять пиршественный стол в темноте, чтобы осветить сад.
Они долго и тщательно обсуждали церемониал появления шара. Внесет его Геза. Все должны думать, что дотрагиваться до шара может только жрец.
А вечером того же дня, когда Ден по обыкновению поднялся в семигранную комнату, его поразил неожиданный и тяжелый для него удар.
Картины в столе исчезли.
Сколько ни нажимал Ден на оба выступа – ничего не появлялось в таинственной глубине стола. Шар продолжал сиять ровным белым светом, узкий луч не показывался, и только самый свет становился неровным, мигающим в тот момент, когда рука Дена касалась таинственных кнопок.
До сих пор ни разу ничего подобного не было.
В полном отчаянии Ден приказал позвать Гезу и, когда тот пришел, обрушил на него град проклятий.
– Но в чем же я виноват? – оправдывался Геза. – Ты сам согласился, чтобы Рени принес шар вниз.
– Я сожгу твоего Рени в священном огне, – неистовствовал Ден. – Будь проклят ты сам и твоя глупая выдумка!
– Сегодня днем ты благодарил меня за эту «глупую выдумку», – сказал Геза, пожимая плечами. – Кто же мог знать, что так случится? И я совершенно не понимаю, в чем вина Рени и за что его надо сжечь. Он выполнил наш приказ.
– Так что же теперь делать? – спросил Ден, внезапно успокоившись.
– Не знаю.
– Неужели картины больше никогда не появятся?
Ден произнес эти слова таким жалостным голосом, что Гезе стало жаль его. Он мог бы посоветовать брату одно-единственное средство – позвать Рени и спросить его мнение, но этого никак нельзя было сделать.
– Не знаю, – повторил он. – Я подумаю об этом и, может быть, пойму, в чем тут дело.
– Прошу тебя это сделать!
Геза ушел.
Ден остался наверху и сошел вниз только под утро. Достаточно было посмотреть на его лицо, чтобы понять – картины так и не появились.
Ни Ден, ни Геза, ни даже Рени никогда не смогли бы догадаться, что здесь произошло простое, хотя маловероятное совпадение. Шар был в исправности. Много веков спустя в аналогичном случае люди сказали бы: «Окончилась передача». Но в эту эпоху подобная мысль не могла прийти в голову никому, несмотря на то, что пришельцы говорили о том, что картины рисуются не шаром, а приходят, с помощью шара, с их родины. Ден помнил эти слова, но был бессилен сделать из них правильный вывод.
А Рени, с большим интересом выслушав рассказ Гезы, задумался и сказал:
– Скорей всего, дело в расстоянии между шаром и столом. Ты говорил, что пришельцы, прежде чем повесить шар, что-то измеряли. Видимо, я положил его не в ту точку, в которую надо. Посоветуй Дену передвигать шар до тех пор, пока картины не появятся снова. Больше я ничего не могу придумать.
– Хорошо, – ответил Геза, – я так и скажу ему. Но не сейчас, а после празднества. А то он, чего доброго, не позволит внести шар в комнату пира…
А в то самое время, когда происходил этот разговор, Доб стоял перед Розом и докладывал ему, что все готово и приговор, вынесенный Дену, может быть приведен в исполнение.
– Ты предусмотрел все? – спросил Роз.
– Все, господин!
– Твой человек не обманет?
– Никогда, господин! Он готов и выполнит мой приказ.
– И ты уверен, что он будет молчать?
– Его заставит молчать сам Геза.
Роз с любопытством посмотрел на своего наперсника.
– Ты очень умен, Доб! – сказал он, повторяя эту фразу уже в бессчетный раз. – Я не всегда могу понять тебя сразу.
Безгранична была гордость Роза и его уверенность в своем превосходстве над рабом. Постоянно повторяя эти слова, он никогда не думал, что признает ими умственное превосходство Доба над собой. Такая мысль просто не могла прийти ему в голову. Доб это понимал и не опасался за себя.
– Объясни, Доб!
– Ты увидишь все своими глазами, господин.
– Каким образом?
– Окажи Гезе честь и присутствуй на пиру вместе с твоим братом.
– Я не собирался там быть.
– Если ты хочешь видеть, то должен быть, – спокойно ответил Доб, уверенный, что Роз не устоит перед искушением. Присутствие Роза при смерти Дена входило важной деталью в план Доба. И он не ошибся, изучив характер своего властелина до тонкостей.
– А что я должен делать? – спросил Роз.
– Ничего. Присутствовать, и только.
– Я там буду.
Доб удалился, торжествуя. Теперь его план осуществится без малейшей заминки. Роз не удержится и скажет Гезе, что ему известно о том, что жрец нарушил закон, дав рабу образование. Остальное сделает сообразительность Гезы.
Доб заботился о своей безопасности. Он хорошо знал, что никакая близость к властителю не спасет его, если жрецы узнают о его участии в убийстве верховного жреца. Что может сделать Роз, если Доба в одно утро найдут мертвым? Погоревать, и только. Пусть Роз тешит себя иллюзиями своей силы. Он, Доб, знает, что по воле господина вступил в борьбу с более могущественной силой. Он защитит себя сам.
Все произойдет так, как им задумано. Моа уже находится в доме Роза, выданный Добом за нового раба. Бора согласился взять его с собой к Дену. Как полагается по обычаю, Моа и второй раб Боры будут прислуживать на пиру Дену и Гезе. И одним ударом будут достигнуты три цели: исполнится воля Роза, приговорившего к смерти Дена и Рени, умрет исполнитель этой воли и будет обеспечена безопасность самого Доба.
В эту ночь он спал спокойно.
И так же спокойно, в комнате Гезы, спал Рени. Охраняя своего брата и друга, он никак не мог думать, что смертельная опасность нависла над ним самим, а не над Гезой.
СМЕРТЬ ДЕНА
Ден пригласил на празднество более ста человек – всех, занимавших более или менее значительные посты. Никто не отклонил приглашения. Помимо того, что это само по себе было небезопасно, всех привлекала самая таинственность этого дома, так давно пугавшего город и всю страну. Многие, правда, явились только из опасения прогневать верховного жреца, так как разделяли суеверный страх народа.