— Послушайте, я уверен, вам известно выражение «нет дыма без огня». На вашей работе вы должны были привыкнуть к сплетням и уметь их правильно понимать.

— Да, конечно.

— Ну так вот, между нами произошла не ссора, а, если можно так выразиться, охлаждение отношений. Она пыталась мне кое-что продать, и предложенная мной цена показалась ей оскорбительной. Уверен, если вы посмотрите вокруг, вы поймете, что ее вещи вряд ли...

— Да-да. У вас вещи очень высокого качества, очень.

— Вот именно. Вы, разумеется, были у нее в квартире. Надо ли еще что-то объяснять? Все совершенно понятно и без того. Наверно, для нее эти вещи имели некую сентиментальную ценность, а поскольку она находилась в трудном положении и вынуждена была их продавать, ей могло почудиться, что я над ней насмехаюсь, и она начала плохо обо мне отзываться.

— Я понял. Но, по-моему, никто не говорил, что она действительно плохо о вас отзывалась. Так вы в итоге все-таки купили эти подсвечники?

— Что, простите?

— Возможно, я ошибаюсь. Я слышал, у нее были подсвечники, а сейчас их в квартире нет, поэтому я решил... если вы предложили слишком низкую цену, вероятно, она все же продала их кому-нибудь еще. Да, должно быть, так и есть. Вы были дома в тот вечер, когда ее убили?

— Насколько я понял, вы не знаете, когда ее убили. Предположительно, она пролежала в квартире несколько дней.

— В понедельник вечером. Об этом сообщили сегодня в утренней газете.

— Ясно. Я не покупаю газеты каждый день.

— Даже когда убивают ваших соседей?

— Даже тогда. Поскольку я едва был с ней знаком, меня это не очень интересует. Кстати, сегодня утром я разговаривал об этом деле с прокурором. Он приходил незадолго до вас. Оказалось, мы встречались раньше. На каком-то званом обеде.

— Неужели? Приходил до меня, так вы сказали? В таком случае мне лучше сейчас же найти его. Надеюсь, мы еще увидимся. Утро доброе! — И он отправился в бакалейную лавку по соседству.

Паоло, хозяин бакалейной лавки, оставив за прилавком своего шустрого сына, предложил инспектору присесть в кладовой за магазином и, позвонив в бар на пьяцца Питти, заказал кофе. Они по душам поговорили с инспектором.

— Вы слышали о ссоре или, как он это называет, об охлаждении отношений между продавцом антиквариата Ринальди и синьорой Хирш? — спросил инспектор.

— Ссора или охлаждение отношений? Я бы так не сказал. Она была в слезах, я отлично это помню. Она оттуда пришла прямо сюда вся в слезах, — ответил Паоло.

Синьора Хирш, элегантная, полная чувства собственного достоинства, — и в слезах!

— Я так ей сказал, я сказал: «Синьора, поднимайтесь наверх. Мой мальчик принесет вам ваши покупки. Вам слишком тяжело таскать воду». Знаете, у нее ведь была стенокардия.

— Правда? Вы в этом уверены? — уточнил инспектор.

— Конечно. У моей жены то же самое. Уже много лет не работает. Ей приходится беречь себя, и именно это я сказал синьоре Хирш. Я сказал: «Вы должны быть осторожны. Не надо таскать тяжести наверх по лестнице, пока здесь есть я. И расстраиваться тоже не нужно. Не стоит оно того, чтобы из-за этого портить свое здоровье». Правильно я говорю?

— Я... Да. Из-за чего?

— Да, эта проблема с фасадом. Ну и с крышей, конечно, тоже. И я скажу вам, все это вылетит в копеечку.

— Так их конфликт с Ринальди возник именно на этой почве? Он говорит, она очень нуждалась. Значит, квартира принадлежала ей, раз она должна была оплачивать такой ремонт... Странно... Он сказал, она пыталась что-то ему продать, но он ответил, что ее вещи не стоят тех денег, на которые она рассчитывает.

— Бедняжка. Ну как-то она обходилась. Все кончено, вы же видите. И в любом случае она умерла. Нет ничего важнее здоровья.

На розовом лице улыбающиеся глаза Паоло казались ярко-голубыми. Он наклонился вперед и доверительно сообщил инспектору:

— Есть кое-что, чего вы не знаете. Дело в том, что в понедельник вечером моя дочь со своим мужем была на том обеде. Ну, вы знаете, в номере шестом. Так вот, мой зять — архитектор, и он знаком с Росси, который живет этажом выше синьоры Хирш, и он, кстати, тоже там был. А когда начался весь этот шум в соседней квартире, мой зять предложил пойти с Росси туда и вмешаться. Мы теперь все время думаем, а вдруг они бы успели спасти ее?

— Очень сомневаюсь. Думаю, к этому времени для нее уже все было кончено, раз они начали выламывать сейф.

— Конечно, сейчас уже слишком поздно переживать, но невозможно не думать об этом... Послать еще за кофе?

— Нет-нет... Спасибо большое за кофе и за вашу помощь.

— В любое время к вашим услугам. Мы всегда здесь.

Обдумывая феномен флорентийских званых обедов, инспектор устало тащился на третий этаж, сжимая фуражку в руке. Абсолютно не важно, кто ты по профессии, — сплетничают везде. Бакалейщик, который знает архитектора, который знаком с соседом... Журналист знает бармена, который поставляет мальчиков маркизу, женатому на американке, чья уборщица работает еще и у переводчика, который знаком с журналистом... Сплетни, переходя из уст в уста, становятся все интереснее, и последняя версия той или иной истории весьма отдаленно напоминает оригинал.

Дверь была открыта, печати сорваны. Инспектор нашел прокурора сидящим на нетронутой двуспальной кровати с кипой документов перед ним. Прокурор поднял голову, улыбнулся и спокойно сказал:

— А, инспектор. Доброе утро. Ну и что вы можете мне рассказать о нашем друге снизу, Ринальди?

— Он сказал, вы знакомы.

— Да, мне он тоже это сказал. Встречались на каком-то обеде, о котором я начисто забыл. Конечно, такое вполне могло быть. Просто я не запоминаю подобных вещей. Что еще?

— Говорит, никогда не был в этой квартире. Еще говорит, ее вещи стоят гроши, не дотягивают до его стандартов, и нам это должно быть понятно, ведь мы уже были здесь. Сказал, что и разговаривал-то с погибшей всего несколько раз, но признал, что между ними были трения. Сказал, это из-за того, что она пыталась ему что-то продать.

— А что именно?

— Не сообщил.

— Зато, держу пари, об этом сообщил бакалейщик.

— Он говорит, все это было связано с ремонтом здания.

— Скандал между соседями. Классический случай. Присаживайтесь, инспектор.

Инспектор осторожно опустился в обитое парчой кресло с круглой спинкой, стоявшее возле кровати. В таком кресле пристало сидеть даме в небрежно накинутом домашнем халате, а не карабинеру весом в сто девяносто восемь фунтов. При подобных — отнюдь не редко складывающихся — обстоятельствах инспектор старался сидеть очень прямо на самом краешке, перенося вес на ноги.

— Я полагал, вам лучше всех удастся поговорить с этими двумя, — продолжал прокурор. — Мне прислали с виа Борго-Оньиссанти двух людей для опроса соседей и поиска возможных свидетелей. Как-то же они вытащили отсюда этот сейф. К сожалению, никто ничего не заметил.

— Магазины были закрыты, было время ужина, — пояснил инспектор, повторяя рассказ бакалейщика. — Фактически на улицах остались одни лишь туристы.

— Боюсь, вы правы. Ладно, я слышал, эта женщина приходила к вам. Хочу знать зачем.

— К сожалению, я и сам точно не знаю зачем.

Прокурор минуту внимательно его разглядывал, потом, засунув незажженную сигару в угол рта, произнес:

— Прошу прощения за эту привычку. Пытаюсь бросить курить. Помогает. Продержусь, сколько смогу. А теперь... Ваш начальник очень высокого мнения о вас, вы знаете об этом?

— Да. Я знаю, но, боюсь, порой, он меня переоценивает. Я не силен в расследовании уголовных дел. В участке Питти мы в основном занимаемся похищенными сумками и украденными велосипедами.

— И случающимися время от времени убийствами.

— Такое тоже бывает. Время от времени. В большом городе без этого никак.

— Послушайте, Гварначча, я склонен верить вашему начальнику. Маэстренжело хороший человек. Однажды он станет генералом. К тому же вы знаете его уже много лет. Вы когда-нибудь видели, чтобы он улыбался? Хотя не важно, просто, думаю, он самый серьезный человек, какого я встречал в своей жизни. Слышал, что журналисты прозвали его «Могила». В любом случае я намерен последовать его совету. Вы будете приносить мне свои наблюдения и любую информацию, которую удастся собрать, а я не буду задавать вам вопросы, начинающиеся со слова «почему». Все, о чем я прошу, это не держать свои наблюдения при себе, не важно, насколько путаными или необъяснимыми они могут вам показаться. Идет?