— Я пришла к вам потому, что я напугана.

— Понятно. И кто же вас напугал, синьора?

Но ее взгляд снова скользнул вверх и направо.

— Я не знаю. Я... Кто-то был в моей квартире, пока меня не было. Конечно, я понятия не имею, кто это мог быть.

— Что-нибудь украли? — Инспектор потянулся за линованной гербовой бумагой, чтобы записать ее показания.

— Нет! Нет, ничего не украли, и я не... Вы должны все это записывать?

— Не обязательно, синьора, если вы не хотите, я не буду.

Он положил бумагу обратно.

— Я бы не хотела. Я подумала, если поговорю с вами, так сказать, конфиденциально, вы сможете мне что-нибудь посоветовать. Моя соседка, синьора Росси, молодая женщина, ее муж архитектор, у них маленькая дочка, которая иногда днем заходит ко мне ненадолго, пока родители на работе... но это не имеет никакого отношения к проблеме. Я просто пытаюсь вам объяснить, почему я пришла сюда, хотя даже...

— Все нормально, синьора. Вы не должны ничего объяснять.

— Возможно, не должна, но я не хотела бы, чтобы вы думали, будто я напрасно трачу ваше время. Я имею в виду то, что у меня ничего не украли, и я просто хочу с вами посоветоваться.

— Я здесь именно для этого.

— Вы очень добры. Я вспомнила... Недавно у меня из рук вырвали сумочку... Вы знаете такие случаи: мальчишка на скутере. Говорят, мне еще повезло, я легко отделалась, а вот многие женщины получают травмы, когда пытаются удержать сумку в руках, и их выбрасывает на дорогу. Я все равно заявила о случившемся в ваше управление на Борго-Оньиссанти, и, хотя они были крайне вежливы и очень добры, на самом деле я не думаю, что могу пойти туда с этим... Я хочу сказать, пойти туда и заявить о том...

— О том, что вы напуганы? Да, вы правы. Они там очень заняты. Вы правильно поступили, что пришли сюда. Эта ваша соседка... мы с ней знакомы?

— Да, уже несколько лет. Она сказала, вряд ли вы ее помните, но вы очень хорошо обошлись с ней и с ее мужем сразу после рождения малышки, когда они думали, что их выгонят из дома. Может, вы помните.

— Признаться, не помню. Что бы я тогда ни сделал, думаю, это несущественно. Итак, вы рассказали соседям о том, что вас беспокоит?

Синьора Хирш снова отвела взгляд, дрожащими пальцами коснулась носа, губ, шеи.

— Я упомянула об этом в разговоре. На тот случай, если они заметят кого-нибудь на лестнице возле моей двери.

— Очень разумно. И все же, вы абсолютно уверены, что у вас ничего не пропало?

— Да.

— Дверь взломали?

— Нет.

— Какой у вас замок?

— Пружинная задвижка. Шесть горизонтальных задвижек и одна напольно-потолочная.

— Такой замок кредитной карточкой не откроешь. Послушайте, синьора, если дверь не взломана и ничего не пропало, почему вы думаете, что в вашей квартире кто-то был?

— Я не думаю. Я это знаю.

— Откуда?

— Некоторые вещи лежали не на своих местах. Не могу сказать, что я чересчур аккуратна, но любой человек поймет, что вещи лежат не там, где он их оставил. Каждый расставляет вещи по-своему... Я вижу, вы думаете, я напрасно трачу ваше время.

— Нет, я так не думаю. Наоборот, я думаю, что вы умная, здравомыслящая женщина, и вы не стали бы терять даром свое собственное время, не говоря уж о моем. Не думаю, что вы бы пришли сюда... Не думаю, что вас могут напугать какие-то неопределенные ощущения. Вы что-нибудь почувствовали, запах, признаки чужого присутствия, табачный дым, если вы, например, сами не курите?

Казалось, женщина на секунду перестала дышать. Было видно, что страх сковал ее тело. Инспектор пристально посмотрел ей в глаза, и она не смогла отвести взгляд.

— В первый раз...

Он едва смог расслышать ее слова.

— Здесь наш разговор никто не подслушивает, синьора. Не бойтесь, говорите громче. Это был дым сигарет? Пепел? Просто запах?

— Просто запах. Это не сигареты. Скорее сигары.

— А в другой раз? Тоже был запах?

— Нож.

— Нож? — Неужели она окажется просто сумасшедшей, как многие другие с такими же жалобами. — Какой нож? Кинжал? Охотничий нож? Нож для резки хлеба?

— Нет, не нож для резки хлеба, а кухонный нож.

— Ясно. Это ваш кухонный нож?

— Да.

— И он лежал не на своем обычном месте.

— Вы не верите мне, да? Я не собиралась рассказывать вам про нож. Я знала, что вы подумаете, будто я ненормальная. Он лежал в прихожей. Как раз так, чтобы я его увидела, когда зайду в дверь! Я не сумасшедшая, инспектор, мне угрожает опасность!

— Ну-ну, синьора, никто не утверждает, что вы сумасшедшая!

Она изо всех сил старалась оставаться спокойной, но теперь ее лицо покрылось красными пятнами, а в глазах отразился неподдельный ужас. Инспектор встал.

— Пожалуйста, выслушайте меня!

Наверно, он слишком быстро ответил ей:

— Я слушаю вас. Я просто хочу попросить моего карабинера принести вам стакан воды. Вы успокоитесь и не торопясь расскажете мне всю историю до конца.

Когда он вернулся и сел за стол, женщина уже немного пришла в себя. Однако на ее лице появилось то выражение безмерной усталости, которое инспектор видел сотни раз в моменты признаний. Он был абсолютно уверен, что женщина собирается признаться в чем-то, что его никоим образом не касается, и он оказался прав.

— Прежде чем продолжить, я должна признаться вам, что лежала в психиатрической клинике. Думаю, вы в любом случае узнали бы об этом. После смерти моей матери у меня была тяжелая реактивная депрессия. В этом мире у меня никого нет... Но я не параноик или что-то в этом роде. Если вы наведете справки, вы в этом убедитесь.

Карабинер принес стакан воды и прошептал:

— Там никого не осталось. Могу я уйти на обед?

Инспектор посмотрел на часы и поднялся:

— Конечно, но сначала проследи, чтобы эта дама выпила воды и посидела в приемной, пока не почувствует себя достаточно хорошо, чтобы идти домой.

— Синьора, — обратился инспектор к посетительнице, — оставьте свой адрес моему карабинеру. Не беспокойтесь, я сам приду к вам домой.

— Подождите. Есть кое-что еще.

В подобных случаях всегда бывает «кое-что еще». Люди хотят получить его помощь, не затрудняя себя при этом изложением фактов во всей их полноте, и, чтобы привлечь его внимание, подбрасывают ему информацию небольшими порциями. Синьора Хирш шарила трясущимися руками у себя в сумке.

— Я получила письмо с угрозами. Вот. Посмотрите.

Инспектор протянул руку. Это была открытка, одна из тех шуточных открыток, на которых крупным планом изображены гениталии «Давида» Микеланджело. Такие продаются в каждом городском баре. Больше напоминает не настоящую анонимку, а послание соседских мальчишек занудной старой деве, которая ворчит, что они громко включают радио или оставляют открытой входную дверь.

Женщина молчала. Переворачивая открытку, инспектор почувствовал на себе ее внимательный взгляд.

Открытка адресована Саре Хирш, 50125 Флоренция, Сдруччоло-де-Питти, 4. Открытку отправили во Флоренции в июле. Разобрать точную дату нельзя, почтовый штемпель нечеткий.

«ТЕПЕРЬ МЫ ЗНАЕМ, ГДЕ ТЫ ЖИВЕШЬ. МЫ ПРИДЕМ К ТЕБЕ, И ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ».

Инспектор серьезно взглянул на нее:

— Синьора, это от ваших знакомых.

— Почему вы так решили? Как я могу знать...

— Нет, синьора, вы не поняли меня. Кто бы ни послал вам эту открытку, вы знакомы с этим человеком. Его почерк вам известен, поэтому он попытался изменить его весьма непрофессионально. Посмотрите на это Н, а теперь на Л, вот здесь и здесь. Буквы написаны по-разному.

— Но зачем? Я же никому не сделала ничего плохого. Почему они мне угрожают? Чего они хотят?

— Послание вполне понятное, синьора. Оно означает именно то, что здесь сказано. «Мы знаем, где ты живешь». Они хотят, чтобы вы боялись жить там. Я так понимаю, вы не являетесь хозяйкой этой квартиры?

— Нет... нет.

— Так вот, синьора, кто бы это ни был, он хочет вас выселить. К сожалению, поскольку на выселение по закону требуется масса времени — иногда до двадцати лет, находятся достаточно беспринципные адвокаты, которые прибегают к запугиванию, особенно если речь идет об одинокой женщине. Это дурно, синьора, и очень неприятно для вас, но по крайней мере теперь вы знаете мотив происходящего. Теперь у вас есть все причины сердиться, но никак не бояться. Я знаю несколько таких непорядочных адвокатов, но в моей практике не было случая, чтобы кому-то действительно причинили вред.