Сесилия между тем повторила:

- Куда пойдем?

- Домой, - отчеканил я.

Этим вечером я был прямолинеен.

- К тебе домой? - переспросила она обескураженно.

- Да. В такой час нечего шататься туда-сюда.

- Ладно.

Похоже, она подавила улыбку. Отважно шагая, я рассуждал с необычайной ясностью: "Говорить немного: подавали тунца, значит, может остаться запах. Затем моя комната. На женский взгляд, бедлам, но все же не такой, как обычно".

Мы пришли. Я предложил ей рюмку виски, завел пластинку и скрылся в ванной, где вымыл руки, шею, лицо, почистил зубы, наконец, облился одеколоном. Только из уважения к Сесилии я не разделся полностью, облачившись в легкий и просторный халат, с рукавами-крыльями и разноцветными драконами на черном фоне. Мой душевный покой нарушила лишь внезапная мысль о том, что женщинам не нравятся мужчины, пахнущие зубной пастой. Подышав в ладонь, я убедился в правильности моих подозрений и, отложив атаку, приступил к легкой болтовне. Речь шла о том о сем, пока Сесилия вдруг не сказала:

- В Праге я познакомилась с твоей подругой. Угадай, с кем? С Перлой.

Лишь только я услышал это имя, как испытал болезненное ощущение, будто мне сделали прививку тропической лихорадки. Спокойный вид Сесилии заставил меня измениться в лице, задрожать, едва не упасть в обморок. Несмотря ни на что, я попытался сохранить видимость спокойствия: не могу судить, удалось мне это или нет. Сесилия продолжала:

- Мы встретились на коктейле. Весь вечер она была рядом со мной.

Беседовать с другой женщиной о Перле было бы недопустимым святотатством. Сдерживая себя, я произнес:

- Наверное, ты ей понравилась.

- О нет. Бедняжка только и знала, что говорить о себе и о тебе.

Она явно не собиралась плохо отзываться о Перле, и я посмотрел на нее с признательностью. "Я не ошибся в Сесилии, - мелькнула у меня мысль. Сколько благородства, сколько понимания!" И в очередной раз я удивился, что мог принять ее когда-то за женщину моей жизни. Верный друг, она была непостижимо далека моему сердцу. Итак, я перешел к той, которая была близка:

- Перла все еще в Праге?

- Да, и не может вернуться сюда. За ней наблюдают и не выпускают из страны. Стало известно, что она принадлежит к революционной организации. Ее взяли, допрашивали, пытали, конечно же, но она утверждает, что никого не выдала. Потом ее выпустили. Возможно, ее считают незначительной фигурой или хотят проследить за ней, чтобы выйти на руководителей тайного общества. Несчастная знает: один неверный шаг, и она пропала. Приехать сюда - об этом нет и речи.

- А если я поеду к ней?

- Эта женщина живет воспоминанием о тебе. Я бы сказала даже, что она с безразличием относится к происходящему. Словно ей достаточно было одной встречи с тобой.

- Ты полагаешь, что я все-таки должен решиться и поехать?

- Я услышала от нее какую-то фантастическую историю. Вы были знакомы до вашего знакомства: ты ей приснился. Во сне она полюбила тебя, а когда увидела наяву, то не удивилась, потому что ждала этого все время. Объяснять что-то не было необходимости. Почему она не могла влюбиться в одно мгновение? Достойная женщина, встречающая настоящую любовь, не прибегает к уловкам и уверткам: такие игры не для нее. Уверяю тебя, что мужчина - если только он не безмозглый чурбан - чувствует это. Каждый дурак слышал о любви с первого взгляда и знает, что влюбленные всегда докажут: то, что с ними случилось, должно было случиться.

- Так, может, мне попробовать найти ее?

- Лучше не пытайся. Бедняжка похожа на всех женщин: у нее на уме только ты. Тебе этого не понять, мужчины настолько сдержанны.

- Ну, не совсем. Стоит послушать их в клубе...

- Сразу же по приезде ты будешь арестован. В конце концов посольство вмешается, и тебя вышлют из страны. Лучше не пытайся.

Страх - чувство объяснимое, но до чего же унылое.

Примечания

Карраско - пляж в Монтевидео.

"Осуждение Фауста" - оратория (драматическая легенда) французского композитора Гектора Берлиоза (1803-1869).

Кампо Эстанислао дель (1834-1880) - аргентинский писатель и общественный деятель. Главное его произведение - поэма "Фауст" (одна из основных сюжетных линий поэмы: гаучо Анастасио Эль-Польо рассказывает о своих впечатлениях от оперы Гуно "Фауст").

Глюкисты, пиччиннисты - неологизмы Биой Касареса. Глюкисты последователи и приверженцы австрийского композитора Кристофа Виллибальда Глюка (1714-1787), пиччиннисты - почитатели итальянского композитора Никола Винченцо Пиччинни (1728-1800).

Росариец - уроженец (житель) города Росарио.

Лобос- округ в провинции Буэнос-Айрес, где родился Хуан Доминго Перон (Генерал Хуан Доминго Перон (1895-1974) был избран президентом Аргентины в 1946 г. и свергнут в результате военного переворота в 1955-м. Многие деятели аргентинской культуры (среди них Борхес, Кортасар, Биой Касарес) относились к правлению Перона резко отрицательно.). Слово "Лобос" в переводе с испанского значит "волки".

Восточный Берег - Уругвай (так называли территорию современного Уругвая в колониальные времена).

Перевод с испанского В.Литуса, 2000г.

Примечания В.Андреев, 2000г.

Источник: Адольфо Биой Касарес, "План побега", "Симпозиум", СПб, 2000г.

OCR: Олег Самарин, olegsamarin@mail.ru, 20 декабря 2001

Адольфо Биой Касарес. Воспоминание об отдыхе в горах

Телеграмму в "Гранд-отель", чтобы забронировать номера, один - для Виолеты, другой - для себя, я отправлял сам, потому-то и был так взбешен, когда консьерж невозмутимо повторил: "Как вы и просили, мы подготовили один номер". Что обо мне подумает моя подруга? Как смогу убедить ее, что сделал это безо всякой задней мысли, что не воспользовался ее доверчивостью и что не заманиваю ее в западню? Положение не из легких. "Гранд-отель" переполнен; поселить даму в каком-то дешевом отелишке - против моих правил. Уехать самому - все равно что сразу отказаться, не столько от некоей надежды, пусть и призрачной, сколько от возможности пусть недолго, но отдохнуть в горах. Я уже хотел было крикнуть, чтобы они разыскали телеграмму, как Виолета сказала ласково:

- Мне не страшно остаться с тобой в одной комнате. А тебе?

Я опешил, пролепетал "спасибо" и более ее не слушал: бросился бежать по коридору, прочь от Виолеты и консьержа. Ясней всего в этот миг мне представлялось лишь омерзительно большое ложе в номере; но я ошибся: это была широкая комната с двумя узкими кроватями у стен - Боже мой! - метрах в четырех-пяти друг от друга. Спальню отеля все это напоминало мало, скорее уж спальню какой-нибудь виллы. Ну можете представить себе: этакую домину в сотню комнат для громадной семьи. В первые же минуты кто-то, кто придирчиво осматривал бы комнату, быть может, и увидел ковер непонятной расцветки, безбрежный как море, нескладные стулья с кретоновой обивкой, короткие допотопные кровати и сероватую душевую, но мне, сопровождавшему даму, предмет поклонения и любви, все - и вещи, и дом, и весь мир - показалось чудесным и восхитительным. Консьерж отпер дверь нашего номера, мы остались наедине, и я подумал: "Сейчас в моей жизни что-то должно произойти, нечто важное и незабываемое".