Календарь расплывался и колыхался у меня перед глазами. Я ухватился за шкаф и нагнулся вперед, пытаясь разглядеть его.

— Посмотрим, — вслух рассуждал я. — Два дня из Оклахомы плюс десять дней да плюс четыре на этого кретина из Голливуда плюс... плюс... Черт побери, который же сегодня день?

Я никак не мог это вычислить. Зрение у меня не фокусировалось. Я был исполнен тревоги перед неизбежным.

Возможно, было к лучшему, что я не знал правды или, зная, не воспринимал ее. В течение нескольких дней я непрерывно пил и теперь пребывал на грани между жизнью и смертью.

— Н-нужно поесть, — бормотал я вслух. — Нужно... Спотыкаясь, я бродил по комнате, отыскивая одежду. Затем обнаружил, что она на мне, и с диким хохотом плюхнулся на кровать.

В дверь постучали. Я пожал плечами и выудил из-под подушки бутылку... Последнее время в дверь часто стучали. И вообще вокруг происходят всякие странные вещи. Нужно выпить, и они исчезнут.

Дверь открылась, и в комнату вошли двое мужчин. Сзади маячила моя домохозяйка, ломая руки.

— Просто не знаю, что делать, джентльмены. Я пыталась вызвать доктора, но...

— Еще бы. Доктора не любят возиться с нами, пьяницами, — буркнул один из них. — Что скажешь, Билл? Согласен со мной?

— Боюсь, что да. И думаю, нам нужно поскорее его отвезти.

Они подхватили меня под мышки и поставили на ноги. Охваченный внезапным страхом, я попытался вырваться.

Они крепко держали меня.

— Все в порядке, парень. Мы из Центра анонимного лечения алкоголиков. Мы о тебе позаботимся.

— К-как это? Куда вы меня тащите?

— Ни о чем не беспокойся. Мы на твоей стороне. Сами через все это прошли.

Мы спустились на улицу и уселись в машину. Затем приехали в больницу Бельвю, куда меня направили.

О больнице Бельвю для алкоголиков ходят страшные слухи. Может, я и не самый компетентный критик, но я не видел ничего, что подтвердило бы эти наветы. Нас хорошо кормили, мы спали на удобных и безупречно чистых кроватях. Имея дело с очень тяжелыми клиентами, помощники оставались услужливыми, доктора и медсестры — вежливыми и опытными.

Одним словом, лечили меня очень хорошо. Настолько хорошо, что к середине пятого дня смогли выписать.

Я двинулся через весь город к месту моего временного проживания, снова охваченный тревогой. С того момента, как я покинул Оклахому, прошло четыре недели и шесть дней. Чуть больше месяца, но для старика, для одинокого старика, который втайне опасался, что может быть покинут и забыт...

Я добрался до Пятой авеню и, вместо того чтобы перейти на другую сторону, вдруг резко повернулся и снова пошел в город. Сейчас уже наверняка издатель может сообщить мне свое решение. Господи, да он просто обязан это сделать!

И он сообщил.

Обняв меня за плечи, он провел меня к себе в кабинет.

— Мы получили очень хорошие отклики от Льюиса и Дика. Они готовы снабдить нас своими рецензиями, которые мы сможем напечатать на обложке издания... Правда, мне кажется, что несколько не очень важных мест нужно будет переделать. Одну-две главы стоило бы вырезать, а вместо них вставить новую. Но...

— О! — с отчаянием простонал я. — Значит, это займет еще какое-то время, прежде чем...

— Что? Нет-нет, не волнуйтесь! Мы сейчас же заплатим вам за роман. Мы определенно принимаем его к изданию. Когда вы разберетесь с ним, будем рады... Да? Что там такое?

В дверях стояла секретарша. Пробормотав извинения, она протянула желтый конверт:

— Это пришло вчера, мистер Томпсон. Я пыталась связаться с вами по телефону, но...

— Должно быть, это от матери, — вздохнул я. — Не зная, как долго проживу в этом пансионе, я попросил ее писать мне...

Я вскрыл конверт и, уставившись на письмо, замер, словно ослепший и пораженный параличом.

— Что, плохие новости? — встревоженно спросил издатель.

— Мой отец, — проговорил я. — Он умер два дня назад.