Приказной тон поразил Ботева. Так Нечаев с ним еще не разговаривал. Из революционера-романтика он вдруг превратился в не терпящего возражений диктатора.
Тем не менее на другой день Ботев привез на остров билет на проходящий пароход и поразился еще больше: перед ним предстал респектабельный господин в недорогом, но вполне приличном костюме. Где, когда и каким образом достал Нечаев себе костюм, так и осталось для Ботева загадкой.
На лодке доплыли до Измаила. Ботев проводил Нечаева до пристани. Нечаев держал путь в Швейцарию. Где-то в глубине души Ботев испытывал чувство облегчения. Чем ближе он узнавал Нечаева, тем чаще испытывал некую досаду, слушая его. Видеть, с каким небрежением тот говорил буквально обо всех (за исключением, конечно, самого себя), было не самым приятным занятием. Бакунин, Огарев еще хоть как-то выделялись им из общего ряда, а что касается других, то получалось, что в вожди годится он один. Без ложной скромности Нечаев провозглашал: революция, лишенная его руководства, обречена.
Позже швейцарская полиция выдала Нечаева как уголовного преступника российским властям. Его судили и приговорили к двадцати годам каторги.
О встречах Ботева с Нечаевым не следует умалчивать. Общение с ним не бросило на Ботева никакой тени. Известно, что Нечаев легко сходился с людьми, часто вовлекал их в свои авантюры, принуждал их действовать в его интересах. Но вот к Ботеву ни разу даже не посмел обратиться с какой-нибудь предосудительной просьбой. Поистине, к чистому нечистое не пристает.
Если уж говорить о друзьях Ботева, то прежде всего встает имя Васила Левского.
С ним Ботев впервые встретился в кофейне на окраине Бухареста. Ботев назначил там встречу с несколькими соотечественниками. Среди таких же молодых болгар, получивших образование и мечтающих об освобождении родины из-под турецкого ига, оказался и Васил Левский. Дьякон, как его прозывали юнаки. О Левском Ботев немного слыхал, правда, говорили, что он обретается в Тырнове. Пожали друг другу впервые руки, и потек за скромным ужином долгий разговор о том, что волновало всех.
Обычный вечер в кофейне. Обычный ужин - кувшин вина и миска мамалыги. Обычный разговор - что пишут с родины, что там происходит, кто и на что надеется, быть ли Болгарии свободной, что для этого делать...
Когда вышли на улицу, дул осенний ветер. Моросил частый дождик. Погода не располагала задерживаться, и молодежь стала быстро расходиться.
- Ты где живешь? - спросил Левский.
- Пока нигде.
- Так идем, у меня есть квартира.
Левский повел Ботева с собой.
- Зачем в Бухарест? - спросил Ботев. - Если, конечно, не секрет.
- Секрет, но тебе скажу. За деньгами. Не все же богачи христопродавцыкто-нибудь да даст. Оружие, оружие нам нужно, - с каким-то даже вызовом произнес Левский. - Чего стоит безоружный народ!
Он сразу загорался, как только речь заходила о деле. А дело у него было одно - общенародное вооруженное восстание. На этом они и сошлись. Бывают чувства, которые вспыхивают, как умело зажженный костер: загорается мгновенно и не затухает ни на ветру, ни под дождем. Чаще всего так вспыхивает любовь в пору чистой юности. Куда реже так рождается дружба. Надо ощутить в человеке те же мысли, те же страсти и тот же идеал жизни, какие носишь и ты. Такая дружба и связала Ботева с Левским. Замечу, что на протяжении всей жизни Ботева подобных отношений у него больше не возникало никогда и ни с кем.
Улица кончилась, потянулись пригородные огороды. Впереди темнела ветряная мельница со сломаным крылом.
- На мельницу, что ли?
- На мельницу, - подтвердил Левский. - Есть у меня здесь один знакомый, знаю года два, мельник, не мельник, а владеет мельницей, досталась ему от отца. Встретил на днях, спрашиваю, можно заночевать на мельнице, ночуй, говорит, скамеек, извини, нет, зато в углу мешки, подстилай.
...Так началась совместная жизнь Христо и Васила на заброшенной мельнице. Впоследствии Ботев говорил, что, возможно, именно в это время окончательно сформировалось его мировоззрение.
Обустройство на новом месте заняло не много времени. Мельница, похоже, и впрямь давно уже не действовала, темень и холод, но хотя и заброшенная, в каждом уголке сильно пахнет мукой. Ветра в помещении нет - уже хорошо. Хотя особого тепла тоже нет - хуже, но терпимо.
Обычно переночуют - и в город. У Левского встречи с соотечественниками, знакомыми и малознакомыми гайдуками, а то и с предводителями чет, время от времени появлявшимися в Бухаресте, и с болгарскими богачами, с теми из них, у кого деньги пока не совсем еще заслонили память о родине.
А у Ботева беседы с такими же, как и он, эмигрантами, посещения издательств и редакций журналов и газет, где иногда удается устроить заметку, а то так даже и стихи.
Такую жизнь трудно было бы вынести, если бы не удивительный характер Левского.
- Холод зверский, такой, что камень и дерево трескаются, голодаем два или три дня, а он поет, - рассказывал впоследствии Ботев. - Ложимся спать поет, открываем утром замерзшие глаза - поет...
По вечерам, если не с чем пойти в кофейню, долгие, бесконечные разговоры с глазу на глаз. Может быть, эти разговоры и были главным, что сближало друзей и помогало им обоим определить свой путь. Не отдельный путь каждому для самого себя, а тот единственный общий путь, который они избрали с ранних лет.
...Васил родился в 1837 году в семье ремесленника-маляра. Мечтал об образовании, поступил в Старой Загоре в школу, но его дядя, Василий Хаджи, монах Хиландарского монастыря, уговорил племянника постричься в монахи. Васил принял имя Игнатия и вскоре был возведен в сан дьякона.
Юношу многое могло привлечь в монастыре: сравнительно безбедное существование, библиотека, духовная жизнь - в стране, стенавшей под властью турок, монастыри оставались хранителями национальной культуры и веры. Но не такая это была натура, чтобы жить для себя. Молодой двадцатичетырехлетний дьякон сбрасывает с себя монашескую рясу и клянется пожертвовать собой ради освобождения родины.
В 1861 году Васил Кынчев (тогда еще Кынчев) добирается до Белграда и вступает в Болгарский легион, которым руководит болгарский патриот Раковский. Вскоре Васила Кынчева за его необычайную смелость и удивительную находчивость прозывают Левским: лев - эмблема свободной Болгарии. Под этим именем он и останется навсегда в памяти народа.
После неудач, постигших легион, Левский возвращается на родную землю и несколько лет учительствует в болгарских школах.
В 1867 году Левский вновь надевает гайдуцкую форму и становится знаменосцем в чете Панайота Хитова, действующей в Старой Планине. Вооруженные стычки с турками довольно часты, но приносят мало успеха. Куда малочисленным и разрозненным четам справиться с отрядами регулярной и хорошо обученной армии. В конце того же года Левский попадает в Бухарест, где и происходит его знакомство с Ботевым и уединение на старой, заброшенной мельнице.
- Невероятный характер, - вспоминал Ботев о Левском. - Перед ним- цель, а все остальное несущественно.
Левский не обращал внимания на физические лишения, его можно было бы принять за аскета, если бы он не любил, когда позволяли обстоятельства, и плотно поесть, и крепко выпить, а при случае и весело сплясать.
Там, на мельнице, Левский обдумывает пути дальнейшей борьбы. Приобретенный опыт убеждает Левского, что идея Раковского об освобождении Болгарии с помощью чет, организованных в соседних странах, устарела и не может принести победы. Только общенародная организация внутри страны, делится он с Ботевым, сможет поднять народ на победоносную борьбу против турецкого деспотизма.
О совместной жизни Ботева и Левского зимой на заброшенной мельнице сообщают все биографы Ботева. Но, приводя этот факт, расходятся в подробностях. Одни относят время пребывания на мельнице к 1867, а другие - к 1868 году. Саму же мельницу располагают то в окрестностях Бухареста, то в Измаиле.