Но теперь я снова чувствую сомнения обо всем на свете. Знаю, со мной все будет в порядке, и, в конце концов, понимаю, Лаклан позаботится обо мне, но я просто очень хотела, чтобы это произошло в крайнем случае. Но сомнения по поводу моей карьеры все еще существуют. Я не хочу просто работать где угодно ради самой работы. Большую часть своей взрослой жизни я потратила именно на это. Я хочу карьеру. Хочу, наконец, стать частью чего-то, во что верю, в чем я хороша.

И, конечно же, никто не любит чувствовать себя отверженным. Я не очень-то хорошо принимаю подобное. И, по-видимому, даже множества горячего секса в замке не будет достаточно, чтобы стереть тот факт, что я, Кайла Мур, просто не была хороша для этой газеты. Что произойдет, если это только первый из многих отказов? Что делать, если я недостаточно хороша для любой компании в этой стране, независимо от того, разрешено ли мне здесь работать? Что, если я недостаточно хороша для этой страны?

— Не переживай, лапочка, — сжимая мою руку, нежно говорит мне Лаклан, машина останавливается перед живописным каменным домом с венком на двери. — Ты отлично справишься.

Имеет он в виду свою семью или мою карьеру, не знаю, но отнесу это на счет того и другого.

Медленно выдыхаю и пытаюсь успокоиться, направляя мысли в другое русло. Я концентрируюсь на том, что, по крайней мере, его дед живет в очень волшебном месте.

Вокруг дома находятся крутые склоны, покрытые глубоким слоем снега. В солнечном свете он искрится безумный блеском, почти сжигая глаза, когда мир вокруг загорается. Сам дом выглядит довольно старым, хотя за ним очень хорошо ухаживают, что видно по глянцевой поверхности деревянной двери, и тому, как блестят оконные стекла. Лаклан рассказывает мне, что он был в семье МакГрегор на протяжении веков, и правильно, что он говорит это, потому что внезапно я задумываюсь, сколько лет всему остальному здесь, сколько истории скрыто здесь между простыми стенами, особенно по сравнению с Америкой. Внезапно я ощущаю благодарность и волнение, что воспользовалась возможностью и приехала сюда.

Снег хрустит под нашими ботинками, мы забираем наши подарки с заднего сиденья, и я чувствую досаду от того, как упаковала свои прошлым вечером. Я сделала все, что могла, но вышло все же немного кривовато и комковато, к тому же с неподходящей лентой.

Не успеваем мы дойти до входной двери, она распахивается, и, на ходу надевая пальто, на улицу выбегает Джессика.

— Позвольте мне помочь вам, — говорит она со своим очаровательным акцентом, протягивая руки, чтобы взять подарки из рук Лаклана. Но он игриво отмахивается от нее. Улыбаясь, она подходит ко мне. — Кайла, я так рада, что ты здесь, — говорит она, прежде чем притянуть меня для быстрого объятия, мой нос наполняют ароматы жасмина и зверобоя.

Джессика потрясающая, именно такой женщиной я и хотела бы быть, когда окажусь в ее возрасте. Ее кожа безупречна, макияж еле заметен, гладкая стрижка боб седого цвета простая и элегантная, и черный брючный костюм под пальто цвета верблюжьей шерсти выглядит непринужденно и шикарно. Даже тапочки из бархата, которые она, кажется, быстро надела, чтобы выйти на улицу, выглядят элегантно.

— Спасибо, что пригласили меня на Рождество, — говорю ей, расправляя плечи и пытаясь выглядеть более респектабельно. На какую-то ужасную минуту я боюсь, что, может быть, моя рубашка или молния на джинсах расстегнуты, или на мне кусочки грязи из замка и пыль в волосах, и я жду, пока не последую за ними в дом, чтобы проверить себя. Пока все хорошо. Хотя теперь, конечно, я краснею от своих воспоминаний.

В холле, держа в руках дымящуюся кружку, ждёт Дональд. И кривовато улыбается нам. Он очень похож на Бригса, может быть, даже на Брэма, и он очень скромного мнения о себе.

— Вы это сделали, — говорит он нам, и хотя его голос суровый, глаза за очками смотрят с нежностью. — Мы-то думали, нам придется отправлять поисковую группу.

— Извини, — говорит Лаклан, обнимая его. Я получаю огромное удовольствие, наблюдая за тем, как этот большой, неуклюжий, татуированный мужчина обнимает своего воспитанного и правильного приемного отца. — Хотел свозить ее в замок Данноттар.

— Ооо, — говорит Джессика, беря у меня мои подарки, пока я снимаю пальто. — Что за особенное место. Хотя, должно быть, очень холодное, сейчас так ветрено.

— На самом деле было хорошо. Даже довольно жарко, — обыденно говорит Лаклан, и я чувствую, что мое лицо снова краснеет. Быстро отворачиваюсь, чтобы повесить пальто. Обычно я не смущаюсь из-за таких инсинуаций, но рядом с его родителями это совсем другая история.

Мы осматриваем остальную часть дома, которая немного более современна, чем снаружи, и больше, чем я думала. Полы покрыты мягкими, узорчатыми коврами, которые, возможно, выбирала Джессика. Они кажутся в ее вкусе, и у меня нет никаких сомнений, что она могла приложить руку к тому, чтобы декорировать это место.

На стенах висят картины сельских шотландских пейзажей, рядом стоят деревянные антикварные столики, заставленные фотографиями. Я останавливаюсь, разглядывая их. На одной фотографии вижу Бригса в выпускной форме, возможно, когда он получал степень магистра или кандидата наук. Вижу выцветшее фото восьмидесятых с двумя молодыми мальчиками в школьной форме, один с золотисто-каштановыми волосами, а который повыше, с более темными. На лицах обоих нахальные улыбки.

Лаклан легонько толкает меня локтем.

— Линден и Брэм, — говорит он мне.

Я улыбаюсь и решаю позже сфотографировать это, чтобы отправить Стеф и Николе.

Как ни странно, я не вижу никаких фотографий Лаклана, по крайней мере, на первый взгляд. Думала, что, возможно, Лаклан преувеличивал насчёт его отношения с дедом, но, возможно и нет.

Мы заходим на кухню, красивую комнату с низким потолком и кирпичным фартуком, где Джессика вручает нам кружки с глинтвейном и палочками с корицей.

— Нет, спасибо, я не буду, — отказывается Лаклан, его плечи напрягаются.

— Он безалкогольный, — говорит она. — Из ИКЕА, — она поднимает бутылку, стоящую рядом с кипящим горшком на плите и машет ей в нашу сторону.

Лаклан заметно расслабляется и делает глоток. Честно говоря, я сейчас так сильно взвинчена и нервничаю, что с удовольствием бы добавила что-то в свою чашку, но если Лаклан может справиться с этим, то и я тоже.

— Где Джордж? — спрашивает Лаклан.

Джессика кивает головой в сторону лестницы.

— Сказал, что плохо спал ночью. Решил вздремнуть.

Должна заметить, от этого я вздыхаю с облегчением.

— Давайте-ка пройдем в гостиную, — говорит Джессика. — Вы двое, должно быть, проголодались. Я пекла последние два дня, но только из одной партии вышла не полная катастрофа.

Мы направляемся в гостиную, теплую и гостеприимную с рождественской музыкой, гигантским, великолепным деревом и старинным каменным камином в комплекте с носками и настоящим огнем. Мы с Лакланом садимся на потрепанный кожаный диван, украшенный пледом, а Джессика хвастается яствами на кофейном столике. Рождественские печенья, которые выглядят настолько невероятно идеальными, что я едва ли могу поверить, что она сама испекла их, мини сэндвичи и булочки с топлеными сливками украшают стол, а также чайник с чаем и лучший фарфором.

— Джессика, — говорит ей Лаклан. — Это всего лишь мы. Тебе действительно не стоило так стараться.

— О, это все для Бригса, — язвит Дональд, и мы смеемся.

— Когда он приезжает? — спрашиваю я.

— Только завтра, — говорит Джессика. — Он приедет днем на машине.

— Ну, лучше бы ему подготовить свою машину, — говорит Дональд. — Если снова пойдет снег, у него будут проблемы.

— Что у него за машина? — спрашиваю я, никогда не видела машину Бригса.

— Она великолепна, — говорит Лаклан. — Хотя, как по мне, слишком сложна в обслуживании. В конце концов, у меня уже есть ты, — хитро добавляет он.

Мне нравится, когда он перестает вести себя задумчиво и начинает шутить. И мне удается сдержаться и не стукнуть его.