9

Елена Фальконе

Я лежала в постели и смотрела в потолок. Мир снаружи был спокойным и мягким, от щебета птиц в их гнездах до маслянистого солнечного света, согревающего землю.

Но внутри меня не было никакой мягкости. Вместо этого темная и сердитая буря зашевелилась внутри.

Новый день принес с собой ясные мысли и позволил мне обдумать последние несколько дней. А это означало, что у меня есть время упорядочить все мысли и чувства, разложив их по полочкам, будто мой мозг кладовая. Травма на верхней полке, Константин в контейнерах, семья на полке для специй и знание ядов в стеклянных банках.

Как смеет Константин угрожать отнять у меня моего сына, если я не последую его маленькому плану? Я насмехалась над собственным разумом, заново переживая нашу первую встречу спустя три года, обдумывая каждое слово и момент с такой сосредоточенностью, что была убеждена, что смогу воспроизвести весь обмен репликами.

Как он посмел вернуть меня обратно в то место, которое я покинула? Как он посмел, как он посмел, как он посмел..

Он думает, что имеет на тебя право, потому что ты родила от него ребенка, сказал голос в моем сознании. Несмотря на все его усилия, он ничем не отличается от мужчин, которые вырастили тебя, тех, кто верит, что они владеют чревом своей жены и всеми плодами, которые она приносит.

— Только не я, Константин, — прошипела я про себя. — Ты не завладеешь мной, не назовёшь меня мамой твоего ребёнка, своей госпожой.

Какая-то маленькая рациональная часть меня предупреждала меня, что я сама себя накручиваю. Я злилась больше, чем имела на это право, но как только началась нисходящая спираль мыслей, стало трудно увидеть свет. Стало трудно сохранять спокойствие.

Мой растущий гнев побудил меня сделать то, что я сделала дальше.

Я подняла голову, проверяя Николая. Он продолжал спать, милый, как ангел. Я накрыла его, поцеловала в лоб и отправилась на поиски борьбы.

Во всем поместье царила тишина, но я могла видеть солдат и собак, бродящих снаружи, двигающихся в уменьшающихся тенях, меняясь сменами.

Константин был не в своей комнате, а в своем личном кабинете. Этот кабинет отличался от кабинета внизу, который служил одновременно местом работы и комнатой для неформальных встреч. В его личном кабинете было теплее, на стенах висели фотографии его семьи, а книги громоздились, как горы пыли.

Я не стала стучать, просто вошла.

Константин сидел за письменным столом с ручкой в руке и лежащими перед ним документами. Он не поднял глаз, когда я захлопнула за собой дверь, просто продолжал работать.

Удивительно, насколько это похоже на ту ночь, когда я ушла, но в противоположном спектре. Словно цвета перевернуты, словно все вверх дном.

— Нам нужно поговорить.

Его ручка не отрывалась от страницы.

— Ох?

— Да, мы должны. — я подошла к краю стола, кровь уже закипала от возбуждения борьбы.

Константин, кричащий на меня, был бы намного лучше, чем его апатия, намного лучше, чем это пустое и вежливое напряжение, между нами. Я хлопнула ладонями по столу красного дерева. — Ты только что узнал, что ты отец, и тебе наплевать на это. Что с тобой? — потребовала я. — К тому же, я не дура. Ты ведешь себя странно; все ведут себя странно. Как будто вся Братва ходит по яичной скорлупе. Что ты сделал, упрямый человек?

Константин отложил ручку, закрыл документ и медленно откинулся на спинку кресла. Каждое движение было методичным и аккуратным, но я могла заметить, как гнев внутри него поднимается на поверхность.

— Твоя наглость льётся через край, — сказал он тихо, мягко, как любовник, — Явиться в мой кабинет и обвинять меня в проступках.

Я скрестила руки на груди, скрывая радость от того, что он заглотил мою наживку. Да, борись со мной, ворковала я про себя. Кричи, ори. Давай сразимся, Константин.

— Ты крепкий орешек. Я оставила тебя, Константин. Ушла, а ты вернул меня в лоно семьи и запер в комнате рядом с твоей.

Его глаза блеснули.

— Ты позвала нас на помощь.

— Я позвала Артема на помощь, — ответила я. — Мне ничего от тебя не нужно.

Лгунья, лгунья, лгунья. Это слово насмехалось надо мной.

Мне нужна была ручка, маркер, что-нибудь с чернилами. Сейчас же.

— Ты совершенно ясно дала это понять, Елена, — промурлыкал Константин. Гнев цеплялся за каждое слово. — Не беспокойся об этом.

Потому что я не люблю тебя, Константин.

Мои прощальные слова повисли в воздухе, между нами, как осиное гнездо. Сказать, что это была чистая агония, и я почти во всем призналась Константину. Он предложил мне королевство, брак, семью, а я отвергла все это. Чтобы уберечь его, чтобы уберечь их всех.

Я на мгновение закрыла глаза.

Почему ты начинаешь эту борьбу, Елена? спросила я себя. Ты ушла, чтобы уберечь его. Ты должна была защитить их от Татьяны. Это сработало, разве нет? Она не тронула ни волоска у них на головах.

Что она будет делать теперь, когда ты нарушила свою часть сделки?

— Где он? — спросила я, прежде чем смогла остановить себя.

Константин нахмурил брови.

— Кто?

— Человек, с которым я познакомилась почти три года назад. — он не ответил. — Человек, подаривший мне библиотеку и шутивший со своей семьей. Человек, которого уважали его люди до того, как стали его бояться. Я хочу знать, где он.

Выражение его лица не дрогнуло.

— Хотел бы я сказать то же самое. Но девушка, которую я встретил много лет назад, убежала от своих проблем и с тех пор не останавливалась. — не его лице медленно появилась ухмылка. — Ты еще не устала, Елена?

Измучилась.

Я так устала от беготни, пряток и подкрадываний, что иногда удивлялась, просыпаясь утром. Я была поражена тем, что мое сердце не перестало биться от усталости, а легкие не перестали дышать от изнеможения.

Как я вообще могла на это ответить?

У меня так мало энергии, что иногда я больше труп, чем человек. Я летаргическое существо, единственная цель которого сохранить жизнь сыну. Мои кости засыпают за обедом, а мозг дремлет к полудню.

Конечно, я чертовски устала, Константин, мне хотелось огрызнуться.

Вместо этого я ответила:

— Ты выбрал любовь к чему-то ядовитому, Кон. Ты не можешь злиться, когда тебя от этого тошнит.

— Похоже, что так. — Константин указал на дверь. — Я чувствую, что наша маленькая беседа закончена. Не стесняйся уйти.

— Я еще не закончила кричать на тебя.

Он сжал губы. Я видела, как под его спокойной внешностью шевелится гнев.

— Я закончил обсуждать это.

— А я нет.

— Ты говоришь, как Роман. Отстаиваешь свою точку зрения, как капризный ребенок.

Я чуть не рассмеялась.

— Ох, мы сейчас говорим о детях? Какая ирония судьбы. Учитывая, что ты определенно не получишь ни одной Лучший Папа кружки в этом году или когда-либо.

Это та соломинка, сломавшая спину верблюду.

Константин хлопнул рукой по столу, вся комната задрожала от удара. Я почувствовала, как сердце екнуло, во мне нарастал крошечный страх.

Он не причинил бы мне вреда... Верно?

— Достаточно! Как ты смеешь так со мной разговаривать. — его голос прозвучал как гром. — Я Пахан, король. Ты не в том положении, чтобы оспаривать мои полномочия, Елена.

Я сделала более храброе лицо, чем то, что я испытывала.

— Я могу оспорить любую власть, какую пожелаю. Особенно с отцом моего ребенка.

Константин вскочил на ноги. Я почти забыла, насколько он выше меня. Я так привыкла быть одной из самых высоких в комнате не только по физическому росту, но и по интеллекту и самооценке.

Я вдруг почувствовала себя очень маленькой.

— Ты не можешь наказать меня за преступление, которое мне даже не разрешили совершить, — прорычал он. — Ты забрала у меня этого ребенка, забрала этого ребенка из его семьи. А потом ты назвала его Николаем Фальконе.

Я сделала паузу.

Подождите, что?

— Фальконе? — эхом отозвалась я, пробуя фамилию на языке с каждым кислым звуком. — Фальконе?

— Ты могла бы дать ему, по крайней мере, лучшую фамилию. Агостино, Стриндберг.

Но Фальконе? — Константин зарычал. — Гребаный Фальконе?

Я рассмеялась. Я ничего не могла с собой поделать.

— Думаешь, я назвала его в честь человека, которого убила?

Человека, которого я ненавидела так сильно, что медленно отравляла его наперстянкой каждый день, чтобы его сердце в конце концов отказало?

Я вскинула руки в воздух.

— Ты хотя бы проверил свидетельство о рождении Николая или мы просто выдвигаем дикие обвинения?

Константин не успокаивался. Мое веселье, казалось, еще больше разожгло его гнев.

— Эта информация из надежных источников.

— Очевидно, что нет, — сказала я. — Потому что я была там в тот день, когда заполнялось свидетельство о рождении. Хочешь знать, какая у него фамилия, Константин?

Его кадык дернулся, когда он процедил сквозь зубы:

— Какое?

— Николай Константинович Тарханов. — мой акцент неуклюже скручивался вокруг некоторых гласных, но я уловила суть. — Его зовут Николай Тарханов, ты, мешок дерьма.

Костяшки пальцев Константина побелели, когда он вцепился в стол, и дерево застонало. Я не была уверена, держал ли он его так крепко, потому что готовился бросить в меня, или использовал стол как последний барьер, между нами, свой единственный способ остановить себя от удара.

— Когда я рассказала акушерке, она спросила меня, как это пишется, — ответила я, и воспоминание вылетело у меня изо рта. — Я продиктовала ей. Потом она спросила у меня имя отца.

— Что ты ей ответила?

Я встретилась с ним взглядом. Под его гневом, его безумием я могла разглядеть что-то знакомое. Печаль. Потерю. Разочарование.

— Я сказала ей правду, — честно призналась я.

Константин на мгновение закрыл глаза, пытаясь скрыть от меня свои чувства.

Это не имело большого значения. Константин видел каждую частичку меня, а я, в свою очередь, видела каждую его частичку.

— Когда угроза уйдет, мы с Нико не станем тебе мешать. — было больно произносить эти слова вслух, но почему? Так всегда заканчивалась подобные истории. — Я не появлюсь через тридцать лет, заявляя, что у меня есть наследник твоего трона, и не украду всю славу у других твоих детей. Мы будем жить тихой жизнью, там, вне. — он ничего не сказал. — Тебе больше никогда не придется нас видеть.