Все внутри у нее сжалось, и ей стало ненавистно, что она была обнаженной. Безупречная. Голая. И все равно ею брезгуют.

— Конечно, помню, — солгала она и тогда решила, что сегодня он познает такую же сильную боль, какую раньше испытала она. Зеркало призывало ее, и она развернулась на месте, разгневанная, возбужденная, но в основном жаждущая заставить его заплатить. Вот только за что, она и понятия не имела.

* * *

Ему казалось, что его грудь вот-вот взорвется. Ее глаза вспыхнули от гнева на него, вполне заслуженного. Но все же... она до сих пор стояла там и отражалась в зеркале. Обнаженная, мокрая, великолепная, словно воплощенная фантазия, но эта еще была и настоящей.

Каждым своим дюймом, каждым своим раскаленным добела напряженным дюймом он жаждал прикоснуться к ней. Жаждал протянуть руку и провести ладонью по этой блестящей коже, жаждал выяснить, была ли она мокрой везде.

Но он этого не сделал, потому что она была права. Эрик Маршалл был трусом. Она раздвинула ноги, а левая рука, сейчас без кольца, вырисовывала маленькие вялые кружки между бедер. Его пристальный взгляд следовал за ее пальцем, отслеживая круги до тех пор, пока у него не закружилась голова от этих маленьких, легких движений.

Это была Хлоя, и все же не Хлоя. Очаровывающая смелость и дерзость все те же, а вот уязвимость и стыдливость бесследно исчезли. Это была женщина, крещенная в огне, и которая была полна решимости и его затянуть в это же пламя.

Эрик стоял как вкопанный, потому что в этом не было ничего такого, чего он не заслужил.

— Раньше я не смогла бы для тебя такое устроить, — прошептала она, но он не мог отвести глаз от ее руки, от опухшей голой плоти между ее ногами. Прежде у нее там были темные волоски, не выбритые, не вылощенные. Они были мягкими. И влажными.

Ее средний палец скользнул между распухшими складочками, и он увидел, что там все блестит от влаги. Он услышал звук, рычание. Она посмотрела в зеркале на его искаженное муками лицо и улыбнулась. Это было не приглашение. Это была улыбка женщины, которая держала тебя за яйца.

Ее палец исчез внутри нее. Он наблюдал, как двигаются ее бедра, принимая это вторжение, и почувствовал, что его ствол укрепляется, именно так, как она задумала.

— Хлоя, — услышал он собственный шепот.

Она встретилась с ним взглядом и, почувствовав искру признания, улыбнулась. Хлоя. Ее звали Хлоей.

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя.

Он тут же облизнул свои губы, поскольку во рту пересохло, от жажды, от нетерпения.

— Я должен уйти.

Ее вздох тянулся до самых дверей в ад.

— Это так легко — уйти от меня?

— Нет.

— А ты помнишь, как мы были вместе? — спросила она. Глаза у нее закрылись, а бедра двигались в своем собственном ритме.

— Помню.

— За это я тебя ненавижу? — спросила она, и в ее голосе прозвучало отчаяние, но он тут же увидел подвох.

— Я думал, что ты все вспомнила.

— Несколько смутных образов. Пока что мало. Не все, — ее глаза были полны печали, когда она оборачивала полотенце вокруг своего прекрасного тела. — Я хотела, чтобы ты страдал так же, как и я. Я хотела, чтобы твое сердце болело так же, как и мое. Но это ведь задевает не твое сердце, а только член. Мне этого мало, — объявила она, и Эрик наблюдал, как Хлоя покидала комнату, оставив позади себя его с ноющим членом, больной совестью и разбитым сердцем.