Аарон не хотел открывать глаза на следующее утро, когда мама через дверь сказал ему, что пора вставать. Прошли годы с тех пор, как он использовал будильник; от злого звонка его сердце подскакивало до горла. Даже когда была настроена музыка, это ошеломляло его так сильно, что он до конца дня был на грани. Так что его будила мама, и её голос скорее успокаивал, чем пугал его. Это была ещё одна вещь, которой она помогала ему справиться с тем фактом, что он едва функционирует. Иногда, пока лежал и смотрел на пустой потолок над головой, он думал, может, мать делает для него слишком много. Она потакала ему, не подталкивая и не заставляя поддерживать статус-кво. Даже после двух лет он всё ещё чувствовал себя ребёнком или каким-то инвалидом, потому что не добился никакого прогресса. Он всё ещё был тем слабым, напуганным маленьким мальчиком, которого нашли еле живым на запятнанном бензином полу.
Сейчас у него не было времени лежать и разгадывать проблему своего ненормального психоза. В этот момент ему нужно было открыть глаза и пойти в душ, чтобы начать свой день — первый день в колледже. Сделав глубокий вдох, он открыл глаза и увидел идеально синее, безоблачное небо. Может, день будет хороший.
Он поспешно принял душ и проделал остальную утреннюю рутину, а затем взял свою сумку с ноутбуком и пошёл вниз. Ему было плохо от того, что он заставлял свою мать переживать после визита к Джульетте в субботу. Когда они приехали домой, он был очень тихим и замкнутым. Его действительно поразил вид её имени, вырезанного на надгробном камне. Это был не просто какой-то ужасный кошмар. Она не уехала отдыхать с семьёй. Джульетта была изнасилована и убита менее чем в десяти шагах от него. Прежде чем его проткнули ножом, прежде чем ему изрезали лицо и руки в попытках убить, они заставили его наблюдать, как перерезают ей горло. Они заставили его наблюдать, зная, что то же самое произойдёт и с ним, как только они закончат с ней. Он до сих пор чувствовал холод бетона, к которому прижимался своим по большей части обнажённым телом, слышал вонючий запах пота и бензина, когда ботинок вжимался в его щеку, пока мужчина держал его на месте. Пока нож с малым сопротивлением скользил по её мягкой коже, из неё вытекала кровь, пропитывая её разорванный свитер и в конце концов собираясь в лужу на грязном полу.
Аарон не хотел говорить ни о чём из этого, особенно со своей матерью. Она уже так много для него сделала, он ни за что не станет вселять эти изображения ей в голову. Эти картинки и другие, которые были для него такими же страшными, останутся запертыми внутри него. Ни в какое время он не мог представить, что обременит кого-то другого своими кошмарами.
По пути на кухню Аарон пообещал себе, что поест, что бы ни поставила перед ним мать. Это было меньшее, что он мог для неё сделать, не доставляя ей больше беспокойств, чем было необходимо. Он уже натворил достаточно. Когда Аарон устроился на кухонном стуле, Аллен прошёл мимо него на пути в школу. Так как Аллен был достаточно взрослым, чтобы возить себя и Антони в школу на дряхлом Форде Мустанг, который для них купили родители, он мог позволить себе выходить из дома чуть позже. Дорога длиной в три километра до объединённых средней и старшей школ занимала намного меньше времени на их ярко-оранжевой развалюхе.
— Надеюсь, твой первый день пройдёт отлично, приятель, — сказал Аллен, а затем целиком засунул в рот батончик мюсли и взял свою сумку.
— Спасибо, — ответил Аарон, в то время как мать поставила перед ним тарелку блинов с черникой. Аллен произнёс что-то несвязное, так как мюсли занимали большую часть его рта, и побежал к входной двери.
— Если бы ты слез с кровати раньше, чем за пять минут до выхода, я бы и тебе их приготовила, — рассмеялась его мать вслед Аллену. Аарон поднял на неё взгляд, его желудок начала поедать вина, когда он заметил тёмные круги под её глазами. Очевидно, прошлой ночью ей тоже плохо спалось. Должно быть, он очень её напугал.
— Мам, ты занята? — спросил Аарон, слова слетели с его языка раньше, чем он решил заговорить.
— Для моих мальчиков я никогда не бываю слишком занята, — с улыбкой сказала его мать и села на пустое место напротив него. Странно довольный тем, что она принесла блины и для себя, он подумал, что будет очень мило просто посидеть за столом и поесть наедине с мамой.
— Прости, что я был таким… тихим. Я знаю, что ты переживала из—за этого. Я просто… Я не могу… — начал Аарон, но понятия не имел, как закончить.
Я не могу рассказать тебе обо всех ужасах, которые вижу в голове.
Я не могу ясно объяснить, каково внутренне умереть.
Я не могу описать, каково хотеть кричать каждую минуту каждого дня.
Он понятия не имел, какого чёрта должен был ей сказать. Даже во время сотен потерянных часов бесполезной терапии, он никогда не говорил об этом. Унижение и стыд были только верхушкой психиатрического айсберга. Так что мозгоправы накачивали его таблетками и переключались на того, кому могли помочь.
— Не нужно извиняться, Аарон. Я знала, что тебе будет тяжело. По правде говоря, я переживала бы больше, если бы ты не расстроился, и я очень горжусь тем, что ты туда сходил. Ты прошёл один по траве и справился. Аарон, которого мы привезли домой два года назад, не смог бы этого сделать. Надеюсь, ты видишь, как далеко зашёл. Всё медленно налаживается, милый.
Это был такой прекрасный сентимент, что Аарон не смог ей перечить, так что промолчал. Вскоре после того, как они закончили завтракать, мать отвезла его в колледж.
Стоя у стены рядом с компьютерным классом, где должен был пройти его самый первый урок в колледже, он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить бесконтрольную панику в груди. Капля пота скатилась по его виску, и он сосредоточился на одной плитке на полу. Когда снова смог дышать, Аарон развернулся и открыл дверь. Как он и надеялся, никаких других студентов в кабинете ещё не было. Пройдя к последнему ряду компьютеров, он занял самый крайний. Усевшись на уродливый стул, обитый тканью, он подкатился к столу и включил компьютер, запуская бесплатный игровой сайт.
Один за одним, студенты начали заполнять большие, в стиле аудитории, ряды столов и компьютеров. Аарон начал нервничать, когда люди сели на ряд прямо перед ним. Класс будет заполнен почти целиком. Его практически успокаивало, что пустые ряды могли служить барьером между ним и остальными людьми в кабинете. Ещё несколько студентов, и кто-нибудь может сесть прямо рядом с ним. Сможет ли он с этим справиться? Придётся ли ему поменять пары? Придётся ли ему бросить учёбу? Аарон всё равно не видел смысла ходить в колледж. Он ведь никогда не сможет справиться с работой. Он знал, что до конца своей жизни будет бременем для своих родителей, а затем для братьев, но надеялся, что надолго это не затянется.
Он заметил пустое место рядом с собой, которое было помечено как «зарезервированное». Он задумался, сделал ли это его преподаватель, доктор Майер, чтобы дать ему шанс сидеть одному. Паника в его груди начала слабеть, когда преподаватель вошёл в кабинет и бросил поношенный кожаный рюкзак на стол впереди. Он был молодым парнем, может, около тридцати лет, с взъерошенными каштановыми волосами и в очках. Он выглядел вполне непринуждённо в своих брюках и синей рубашке-поло. Это был обычный, школьный внешний вид. Несколько минут он возился впереди, доставая вещи из рюкзака. Казалось, он ждал, пока студенты усядутся, чтобы начать урок. Доктор Майер как раз включил план лекции на проекторе, когда дверь в аудиторию открылась, и вошёл подросток в компании пожилой женщины. Его длинные каштановые кудри раздулись ветром, пока он поднимался по ступенькам, идя прямо к Аарону, который молча молился, чтобы они заняли места через проход от него.
Парень, которого заметил Аарон, обладал крепким телосложением и, возможно, дневной щетиной. Он сел прямо рядом с Аароном, снимая табличку резервирования с монитора. Он посмотрел на Аарона незабываемо глубокими карими глазами, робко улыбнулся, а затем повернулся посмотреть на женщину, сидящую рядом с ним. Аарон задумался, почему он обращает больше внимания на женщину, чем на преподавателя, пока она не начала двигать руками. Парень снял с плеча ярко-голубую сумку, не отрывая глаз от женщины, пока она продолжала использовать язык жестов для общения с ним.
Он был глухим.
Его чёрная футболка плотно растянулась на плечах, когда он скрестил руки, по-прежнему наблюдая за женщиной, пока она передавала содержание лекции. С каждой законченной фразой плана или объявления, которые делал доктор Майер, женщина повторяла всё контролируемыми, отрепетированными жестами. Для Аарона стало очевидно, почему этого парня посадили назад. Возможно, с первого ряда он мог читать по губам, но жесты его сопровождающей могли отвлекать остальных студентов в кабинете. Отсадив его назад, они хотя бы минимизировали это.
Первый урок касался разных планов, ожиданий и так далее, и Аарон сидел молча, по большей части слушая. Он всё больше отвлекался на парня слева от себя, пока тот слушал лекцию с помощью рук женщины. Ощущение знакомства или схожести заставило Аарона притормозить, потому что он очень хорошо понимал, каково полагаться на других, чтобы выжить. Не в силах представить, каково быть глухим, и через какие трудности приходится проходить парню, он почувствовал укол сочувствия, переключая внимание обратно на лекцию.
Как раз когда он понял, что доктор Майер читает из плана, его дыхание застыло в лёгких. Четверть его оценки будет зависеть от партнёрского проекта. Он не мог заниматься партнёрским проектом. Одна мысль о такой близости с кем-то и о том, сколько времени займёт это закончить, пока на него будут смотреть с ужасом и отвращением, заставила его полностью замкнуться в себе. Он чувствовал, как стучит в висках пульс, когда паника взяла верх, и кабинет начал становиться меньше.