— Не торопись, — властная нотка в голосе Кейджа заставила Бена подчиниться. Он положил голову на большую грудь мужчины и ждал. В какой-то момент тишина сменилась резкой встряской; Бен не знал, когда именно, но слышал биение сердца Кейджа. От прохладного воздуха вентилятора по его коже бегали мурашки, и он вздрогнул. — Закрой глаза, малыш.

Бен зажмурил глаза под повязкой, когда ремни, впивающиеся в его кожу, ослабли и упали. Яркий свет давил на его закрытые веки и угрожал пробраться сквозь них. Требовало больше сил, чем у него было, чтобы заставить глаза приоткрыться, и Бен сразу же закрыл их снова. Все части его тела болели, и он не хотел пока сталкиваться с реальностью.

— У меня здесь есть немного воды. Тебе нужно попить.

Бен кивнул, и к его губам прижалась бутылка. Прохладная вода словно амброзия окатила его пересохший язык и губы. Кейдж сначала позволил ему делать только маленькие глотки, но затем слегка наклонил бутылку и дал напиться. Сердцебиение Кейджа заполнило разум Бена, выталкивая все остальные мысли, пока он отдыхал рядом со своим Домом. «Ещё нет. Я не могу думать об этом. Пожалуйста, ещё несколько минут». Неожиданно, рука погладила его по голове, медленными кругами обводя его скальп. Бен только утром побрил голову, как делал каждые несколько дней, и тактильная нежность успокаивала его. У него вырвался тихий стон, когда он подвинулся ближе к Кейджу. Обычно Дом не допускал такого типа нежности, какую проявлял в этот момент, но для Бена сеанс выдался тяжёлым, и ему нужно было нечто большее. Кейдж не мог знать о ней, но был невероятно проницательным. Бен чувствовал его беспокойство в мягких, заботливых прикосновениях.

— Наклонись вперёд, малыш. У меня есть кое-что для твоей спины, — власть в голосе Кейджа заставила его опуститься вперёд, прежде чем он успел понять, что это значит. А затем он сразу же дёрнулся обратно, его дыхание выходило резкими вздохами паники. Кейдж не мог забрать это. Боль должна была продлиться, ему нужно было напоминание. Ему нужно было жжение на то время, когда он снова останется один.

— Нет, я не хочу этого, — твёрдо сказал ему Бен и попытался развернуться, чтобы спрятать свою содранную кожу. От внезапного движения боль прострелила его от плеча до колена, и Бен сжал челюсть, чтобы не всхлипнуть. Снова бросая вызов свету, он открыл глаза, моргая от резкой яркости. Перед глазами появилось суровое лицо Кейджа. Ярко-голубые глаза, похожие на глаза Бена, но более опасные, выражали ярость от того, что Бен посмел поставить под сомнение его приказ. Которая стрижка чёрных волос обрамляла суровое лицо, которое повидало слишком много дерьма в жизни.

— Никакого непослушания, чёрт возьми! Не знаю, что за дерьмо творится у тебя в голове, но сабы не уходят отсюда раненными. Ты мой мальчик и не выставишь меня в плохом свете, — прорычал Кейдж, с уверенностью положив сильную руку на загривок Бена и толкая его вперёд. Бен неохотно закрыл глаза от боли, закипающей в его груди, пока Кейдж осторожными пальцами мазал его спину. Бена окружил слабый запах лекарства, и он оплакивал потерю даже малой доли отвлекающего жжения в спине и ногах. Боль держала его приземлённым. Если бы он сосредоточился на этой боли, то не пришлось бы думать ни о чём другом.

— Прости, Кейдж, — машинально сказал Бен. Его Дому потребовалось больше тридцати минут, чтобы позаботиться о на удивление целой коже Бена, стереть боль с его плеч и руки и убрать инструменты после их дневного сеанса. К тому времени, как Бен оделся и стоял на жаре позднего лета среднего запада во дворе Кейджа, его сердце снова болело. Он перебирал пальцами резинку для волос в кармане своих джинсов, пока Кейдж запирал святилище гаража, прежде чем встать рядом с ним.

— Бен, — подтолкнул он, напоминая Бену, что за пределами гаража, где его только что трахнули, пока он свисал с потолочных балок, они были просто Бен и Кейдж — механик мотоциклов и завсегдатай тюрем. Они не были друзьями, не совсем, но относились друг к другу дружелюбно, давая друг другу необходимое, в симбиозе боли и секса. — Хочешь поговорить об этом?

Взгляд Бена двигался по широкому полю травы, пока он думал, а затем веки закрылись от дневного солнца. Ему нравилось ощущать на лице тепло и находиться в тихом уединении сельского района Кейджа. Гараж, где находилось оборудование, которое всю жизнь собирал его Дом, стоял в нескольких сотнях шагов от просторного дома. За длинной линией деревьев даже не было видно ближайших соседей. Изолированная и мирная местность; никто не догадается, что здесь происходило.

— Я в порядке, — Бен открыл глаза, но не встретился взглядом с Кейджем, отвечая. Он не мог заставить себя размыть границы их отношений, потому что чертовски сильно нуждался в Кейдже. Это была зависимость, которых психотерапевты всегда велели ему избегать. Но он пил только время от времени, отказался от наркотиков и больше не имел никаких пагубных пристрастий, за исключением желания, чтобы его избивал и трахал грубый, равнодушный Хозяин. Потеря Джульетты лишила его всего остального.

Его джинсы, его обувь, даже его майка сжимали и ограничивали его после прекрасной свободы наготы во время сеанса. Бен ходил бы голым, если бы это позволяли общество и благоразумность. Так как сказать было больше нечего, Бен повернулся к Харлей Дэвидсону, который ждал его на подъездной дорожке. Психоделически-фиолетовая краска с блестящими акцентами отражала солнечный свет и сияла тёплым оттенком. Чувственные линии мотоцикла стали ближайшими компаньонами Бена. Сейчас уединённость мотоцикла привлекала его худшим образом. Ему хотелось забраться на это тело из хрома и кожи и исчезнуть.

— Ты сможешь сесть за руль?

Бен думал над вопросом несколько долгих секунд. Физически, он был в порядке. Оставшаяся в спине и плечах боль не помешает ему, не так, как волны душевной боли, снова и снова охватывающие его. Не в силах соврать, Бен просто кивнул и сел на мотоцикл, упругое кожаное сидение заскрипело под его ноющей задницей. Бен избегал взгляда Кейджа. Он вырубался от соединённого кайфа от адреналина и эндорфина, и у него дрожали руки, пока он заводил двигатель. Бен не позволил себе проявить разрушительные эмоции, когда отпустил тормоз и поехал к главной дороге. Едва разгоняя щебень подъездной дорожки, Бен поставил ботинки на подножки и помчался вперёд. Хмурое лицо Кейджа в зеркале заднего вида проводило его до густых кустарников на переднем газоне.

Бен потерялся в пригородном пейзаже, усыпанном изогнутыми дубами и изолированными домами, пока он ехал по двухполосному шоссе к I-94 в сторону Чикаго. Постоянное гудение его двигателя Твин Кам 96B успокаивало потрёпанные края его нервов. Истощённый и вымотанный, Бен думал, что может поехать домой и столкнуться с Джудом. Они жили вместе с тех пор, как Бен ответил на объявление Джуда о поиске соседа в местной газете, когда его родители решили, что больше ни минуты не могут жить с призраком Джульетты. Её смех всё ещё отдавался эхом среди мрачных стен. Родители умоляли Бена уехать с ними, но что-то в его душе не позволяло уйти от неё, даже если это была просто её могила. Ему нужно было оставаться и присматривать за ней — он не мог снова оставить её одну, не после того, как так подвёл её. Бен хотел бы объяснить это Джуду, потому что тот стал ему не просто соседом по комнате, а близким другом и бальзамом в его сломанной жизни. Бен так сильно скрывал, насколько он разбит, потому что без дружбы Джуда будет действительно потерян.

Джуд не знал о Кейдже.

Джуд не знал Джульетте.

Джуд не знал о его пристрастиях.

Джуд не знал о боли, в которой он нуждался, чтобы функционировать.

Бен мог бы уговорить Джуда остаться, если тот узнает хотя бы об одном пристрастии, но их общий вес мог заставить Джуда на грани безумия сбежать, возможно с криками, из их маленькой двухкомнатной квартиры. Слабо держась за свою разрушенную психику, Бен вывел мотоцикл на автостраду и отказывался думать о том, что с ним будет, если он потеряет дружбу Джуда. Он потерял Джульетту. Его родители понятия не имели, как с ним справиться. Остались только Джуд и Кейдж — свет и тьма.

Наклонив мотоцикл направо, Бен добрался до верхушки рампы съезда и ждал, пока серебристый Цивик проползёт мимо, с водителем-подростком, который сжимал руль так, что побелели костяшки пальцев. Боже, Бен помнил эту стадию своей жизни с ужасающей ясность — его мать, такая свободная и беззаботная, учила его держать руки как стрелки на десять часов и на два. Это контрастировало с разбитой женщиной, которой она стала всего через пару лет.

Ворота в их большой квартирный комплекс были открыты, как и обычно в течение дня, так что Бен проехал и свернул на маленькую улочку, ведущую к их зданию. С такими названиями, как Кипарисовый переулок и Берёзовое кольцо, это должен был быть деревянный рай, а не жалкая, захудалая коллекция случайных зданий с обдирающимся фасадом и ржавыми перилами. Бена не особо волновало состояние зданий, главное, что было дёшево и безопасно. Чем больше денег он сможет накопить, тем скорее начнёт строить свою мечту. Он сделает так, чтобы они все гордились им — Джуд, Кейдж, родители и больше всего... Джульетта.

Они жили на первом из трёх этажей, так что Бен прошёл в арку и добрался до двери их квартиры. Открыв замки и на ручке, и на засове, Бен закинул на плечо сумку от мотоцикла и зашёл в квартиру.

Топот лап встретил его, как только дверь закрылась, и Бен опустился на колени, чтобы поймать четыре с половиной килограмма шерсти, которые бросились ему на руки. Он держал милого маленького хаванеза (прим. порода собак группы болонок) и отнёс его в гостиную, всё ещё удерживая на плече сумку. Не желая отказываться от комфорта объятий Макса, Бен посадил собаку к себе на колени, даже когда бросил сумку на пол и рухнул на диван. Особо не осторожничая, Бен растянул нежную кожу на своей спине, развязывая шнурки на ботинках и наконец снимая их.