― Я никогда прежде не позволял цыпочке связывать меня.
― У меня такое предчувствие, что ты вот-вот испытаешь многое из того, что никогда раньше не проделывал, Джон.
Я смотрю вниз на мужчину, лежащего на кровати. Постоянно вспоминая футболку, что была у меня когда-то, и где было написано, что «парни тупые, забросайте их камнями».
Парни тупые.
Незнакомка появляется у его двери с пиццей, и он даже не задает вопросов. Практически воспринимает это как должное. Непорочная дева явилась, чтобы принести свое тело в жертву на его мужественный алтарь... о, и еще бонус ― она принесла пиццу.
Парни такие оху*нно тупые.
За то время, что потребовалось ему выпить три пива, он уверовал, будто она настолько увлеклась, что действительно захотела его оттрахать.
Все время, что он сидел на этом диване, рассказывая о фантастической футбольной команде под газированное пиво, даже не замечая пятна от соуса пиццы на своей рубашке. Все, о чем я могла думать ― это о том, что находится под диваном.
В какой-то момент я выскользнула из обуви и подогнула пальцы ступней. Они коснулись прохладной пластиковой кожи.
Моя решимость крепла.
Рывком натянула узел шелковой веревки на его правой лодыжке.
― Ауч! Не надо так туго!
Моей единственной реакцией была быстрая ухмылочка.
― В чем дело, Джонни? Не можешь выдержать немного боли?
― Я могу вынести все, что ты мне дашь, детка.
Трепло.
Неторопливо обходя вокруг кровати, проверяю, чтобы каждый шелковый узел затянут и закреплен вокруг запястий и лодыжек.
― Разденься, ― командует он.
Ритуал совокупления у неандертальцев сводится к приказу «Раздеться».
Проглотив желчь, обжигающую мое горло, выдавливаю соблазнительную улыбку и стягиваю через голову свой нежно-розовый свитер. Аккуратно кладу его на кресло рядом с кроватью. У меня была только что приобретенная прелестная одежда, и мне не хотелось швырять ее на пол, который я знала по личному опыту, был грязным и испачканным спермой и пивом.
Затем спускаю джинсы.
― Проклятье, у тебя отличные сиськи, ― облизывает он свои губы.
― Знаю.
Я улыбаюсь. Он не ошибся. У Хелен великолепные сиськи. Гораздо лучше, чем у меня. Какое бы наказание я ни заработала, оказавшись в адской ловушке, по крайней мере, получила красивые сиськи.
Повернувшись, я играю с застежками стринг на бедрах, слегка наклоняюсь, чтобы продемонстрировать ему свою задницу.
― Забирайся на эту кровать и трахни меня.
Я оглядываюсь через плечо и пристально смотрю на его твердый член, торчащий между ног.
Хер, который причинил мне столько боли и унижений.
Ежедневная деградация.
― Поглоти меня целиком, шлюха.
Его мощный ствол был засунут мне в рот. Кожа его члена была горячей на фоне прохладного пластика моих губ. На вкус он был как соль и пот. Головку затолкали глубоко одним толчком. Сложно представить, что я могу забыть ужасную жестокость этого поступка. Ощущение беспомощности.
Моя внутренняя суть рвалась и боролась за дыхание, тогда как внешнее тело спокойно встало на колени между его бедрами и приняло издевательства. Он простонал, когда его член заполнил мой безвольный рот.
― Бл*ть, было бы круто, если бы я мог слышать, как ты давишься, ― прохрипел он, когда усилил свою хватку на моей голове.
Я вытряхиваю из своей памяти эти жестокие воспоминания.
Не оглядываясь назад, выхожу из комнаты.
― Куда ты собралась?
― Принесу пива. Сейчас вернусь.
Войдя в гостиную, я не слышу его ответа. Опустившись на колени, вытягиваю секс-куклу из-под дивана.
Она все еще лысая, однако слово «шлюха» исчезло со лба. Усаживаю ее и смотрю в безжизненные голубые глаза.
Всматриваюсь.
Стремлюсь хотя бы разглядеть боль и отчаяние в стеклянных глубинах.
Даже если никто другой не сумел бы.
Надеюсь, что я смогу услышать ее крики.
Даже если бы никто другой не смог.
Только молчаливый пустой взгляд встречает меня.
Хелен?
Хелен? Теперь ты там?
А имело бы это значение, если бы было так?
Ее досье у психотерапевта мне ничего не подсказало. Интересно, заслуживала ли она такую судьбу.
Даже если и так, это имело значение?
Заслужила ли я свою?
Разумеется, я прикончила несколько паршивых сучек, единственным вкладом которых в мир, был выброшенный ими углерод, и их обесцвеченные блондинистые волосы. Было ли это на самом деле какой-то потерей?
― Какого хера ты там делаешь? ― донесся возглас из спальни.
― Уже иду, малыш!
Схватив куртку, обернула ее вокруг куклы.
Останавливаюсь на кухне, чтобы прихватить пару бутылок пива перед тем, как вернуться в спальню.
― Какого хрена? ― орет он, дергая свои прикованные запястья.
Я не реагирую.
Подойдя босиком к кровати, забираюсь на матрац и седлаю его бедра. Член прижимается к моей пи*де и низу живота.
― Хочешь глотнуть? ― спрашиваю застенчиво. ― Открой рот.
Он подчиняется... как тот глупый парнишка, которым и является.
Выливаю содержимое ему в рот.
Он начинает задыхаться и плеваться, а на его шее образуется пенистый бассейн и жидкость, стекая, впитывается в подушку.
Положив свою теплую руку на середину его груди, я слегка надавливаю на нее. Ощущая хрупкие кости грудной клетки, нажимаю сильнее, не позволяя легким полностью расширяться.
Его плечи дергаются, когда он пытается убрать пивную пену.
― Ты еб*ная сука, ― задыхается он.
Наклоняюсь ближе.
― Но так гораздо приятнее, когда я слышу, как ты задыхаешься.
Когда хватаю за член, его глаза широко распахиваются от страха.
Теперь до него начинает доходить.
― Послушай, сумасшедшая сука. Отъ*бись от меня.
Джон пытается сдвинуть бедра, но я сжимаю свои ноги и остаюсь на месте. В качестве наказания впиваюсь ногтями в мякоть основания его члена.
― Бл*ть! Господи Боже!
― Лучше будь паинькой, ― издеваюсь. ― А теперь снова открой рот.
Джон незамедлительно закрывает его. Губы скрываются, когда он втягивает их между зубов.
Еще сильнее впиваюсь ногтями в член, поворачивая свое запястье.
Он воет от боли.
― Я сказала, открывай рот, шлюха.
― Умоляю. Пожалуйста. Зачем ты это делаешь? Тебе нужны деньги? Возьми мой бумажник.
Вновь скручиваю его кусок мяса в руке.
Он вопит от боли.
― Я сказала, открой рот, шлюха.
Со слезами, скользящими из уголков его глаз, Джон открывает рот.
Я выливаю остатки пива.
Когда он начинает давиться и закрывать рот, то я пихаю горлышко бутылки ему между зубов. Слышу приятный хруст, когда твердое стекло бутылки соприкасается с идеальными белоснежными зубами. Его тело начинает напрягаться и сопротивляться по мере того, как удушье усиливается.
Не желая, чтобы он умер подо мной, я вытаскиваю бутылку, чтобы дать вдохнуть сквозь пивную жижу, закупоривающую его глотку.
― Попроси меня затолкать эту бутылку тебе в глотку.
― Пожалуйста. Умоляю, не поступай так со мной. Я отдам тебе все, что ты хочешь.
― Я хочу, чтобы ты попросил меня запихнуть эту бутылку тебе в глотку. Скажи это. Скажи: я шлюха, которая заглатывает.
― Пожалуйста.
― Скажи это!
Подняв руку, я бью его бутылкой по голове.
Багровая кровь стекает по лицу, лишь для того, чтобы превратиться в розовую, когда смешивается с пивом на щеке и шее.
Рыдая, Джон подчиняется.
― Я шлюха, которая... которая...
― Заглатывает.
― Я шлюха, которая заглатывает.
― Продолжай.
― Пожалуйста, положи мне в рот пивную бутылку.
― О, только не так, Джон. Положи, подразумевает, что я сделаю это аккуратно. Шлюхи не заслуживают доброжелательного отношения. Не так ли, Джон? Они заслуживают того, чтобы вещи были засунуты в их тела, ― я выплевываю каждое слово, когда склоняюсь к его лицу. ― Теперь скажи это.
― Запихни бутылку мне в рот! Запихни бутылку мне в рот, сука! ― орет он.
Лицо покрыто красными и фиолетовыми пятнами от напряжения.
Без колебаний я хватаю дно пивной бутылки и поднимаю руку, чтобы запихнуть ему в рот. В последний момент он закрывает его. Горлышко ранит губу, когда стекло врезается в его плоть и бьется об зубы. Заношу руку и пытаюсь вновь. Его собственный крик от ужаса распахивает ему рот. Вталкиваю бутылку. Трахаю его морду твердым стеклом. Выбивая зубы.
― Вот так, шлюха. Подавись. Это то, что ты любишь повторять, не так ли, Джон?
Его рот неприлично широко растянут вокруг основания бутылки. Чувствую давление на заднюю стенку его горла, когда нажимаю сильнее на донышко. Единственный звук в комнате ― это резкое сопение, когда он отчаянно пытается дышать через нос. Его лицо залито пивом, кровью и соплями.
Уделив немного времени, чтобы насладиться его мучениями, я тянусь к тумбочке за другой пивной бутылкой. Открутив крышку, прикладываю ее тонкий металлический рельефный край к его коже в центре груди. Двумя пальцами сильно прижимаю, соскабливая его плоть.
Остается красная борозда.
Останавливаюсь, чтобы проследить царапину ногтем. Несмотря на то, что я не могла защитить себя, одной из наиболее ужасных вещей в моем аду было то, что не было свидетельств моей боли. Никаких протяжных воплей. Никаких слез. Ни шрамов. Ни крови. Совершенно никаких внешних признаков того, что моя боль была настоящей.
Выливаю пиво на царапины, а бедра Джона вздрагивают от укуса боли.
Используя горлышко, чтобы проложить дорожку вниз по его телу, останавливаюсь у члена. Прослеживаю длину бутылкой, прежде чем налить большую часть пива на его яйца.
― Интересно, что мне теперь делать с этой новой бутылкой?
Глаза у него расширяются, когда он пытается заговорить сквозь кляп, застрявший у него во рту. В отчаянии отрицательно мотает башкой.
― Расслабься, Джон. Пиво не хуже смазки. Разве ты не сказал это однажды?
Единственным ответом служит приглушенный визг, когда он пытается сомкнуть свои распростертые ноги.
― Цк. Цк. Цк... ― предупреждаю я, смещаясь у него между ног.
Стоя на коленях, хватаю его за член левой рукой и тяну вверх, крепко и сильно. Бедра Джона приподнимаются с кровати.