ГЛАВА 6

Мэтт

Никто никогда не разговаривал со мной так, как вчера Бэйли: ни коллега, ни один посетитель в больнице и уж тем более ни помощник хирурга. Разумеется, в первую очередь я был поражен, что ей хватило наглости использовать этот тон со мной, но шок и смущение уступили здоровой дозе интереса, и, как ни странно, маленькой дозе уважения. Я не мог выкинуть ее речь из головы. Мне стоило уделить ей больше внимания до того, как она убежала. Я помню, какая она была маленькая по сравнению с доктором Лопезом. Помню, как ощущалась ее нежная рука, сжатая на моем бицепсе. Самое главное, помню ее резкие слова.

«Я всегда думала, что они преувеличивают, не насколько ты ужасен, но, оказывается, они правы».

Она не страдает нехваткой смелости. Отдаю ей должное.

Следующим утром я нахожу Патрицию за ее столом, просматривающую журнал по вязанию, и прошу личное дело Бэйли. Она перестает переворачивать страницу и смотрит на меня поверх своих очков для чтения.

— Зачем оно тебе? — спрашивает Патриция, едва скрывая беспокойство. — Мне нравится эта девушка. Не заставляй ее уходить.

Я закатываю глаза.

— Просто дай мне его.

Патриции редко кто-то нравится. Если она считает необходимостью защитить Бэйли, это говорит многое о ее характере.

Она еще немного ворчит и неохотно встает, чтобы взять дело в отделе кадров. Когда через несколько минут приносит его в мой офис, мне нужно приложить больше усилий, чтобы забрать его из ее рук.

Я благодарю ее и кладу открытое досье на свой стол. Я не знаю, что хочу найти — дело с описанием ее жизни? Детали, что ей нравится и не нравится? Оно всего на несколько страниц. Я узнаю ее полное имя — Бэйли Анна Дженингс, ей двадцать шесть лет. Вчера вечером, насколько помню, она казалась моложе.

Я смотрю ее адрес и вдруг чувствую себя преследователем, но на самом деле любой работодатель делает это. Я должен знать больше о человеке, которого хочу нанять. По поводу образования, оно говорит, что Бэйли училась несколько лет в колледже, до того как бросила и решила выбрать профиль подготовки ассистента хирурга. Я переворачиваю на последнюю страницу и в конце замечаю, что у нее никто не указан как экстренный контакт. Есть только несколько зачеркнутых букв, похоже, она начинала писать кого-то, прежде чем передумала.

Эта пустая строчка — выстрел в мое холодное, бесчувственное сердце.

Я закрываю дело и откладываю его в сторону. Пью свой кофе, просматриваю электронную почту. Открываю его, снова перечитываю ее адрес, ввожу его в Гугл-карты. Она живет не в хорошем районе города, но и не в трущобах. Я удаляю историю поиска и рявкаю Патриции по интеркому принести мне еще одну чашку кофе. Она говорит мне, что если я еще когда-нибудь заговорю с ней так, то получу огромную дозу крысиного яда в следующую чашку.

Не могу встретиться с ней взглядом, когда она приносит его мне. Не могу объяснить это нервирующее чувство. Это похоже, как кто-то давит всем своим весом на мою грудь и затрудняет дыхание.

Скоро приходит мой интерн, и я кладу дело Бэйли в верхний ящик стола, как будто прячу грязную тайну. Он принес мне кофе, но я не могу его пить. Я уже выпил на одну чашку больше и чувствую себя дерганным. Мне нужно будет пойти отлить посередине операции, если я потеряю бдительность.

— У вас была хорошая ночь, доктор Рассел? — весело спрашивает он, бодро шагая.

— Ты здесь не для того, чтобы быть моим другом, — говорю я. — Ты изучил сегодняшнее дело?

Он заметно потрясен моим срывом. Я вижу в его глазах, что он хочет назвать меня мудаком, но не делает этого. У него не хватит смелости. Не то, что Бэйли.

Когда я заканчиваю операцию, уже обед. У меня урчит в животе, но прежде чем я поем, мне нужно кое о чем позаботиться.

Мне трудно найти комнату отдыха персонала. Я предполагаю, что она на том же этаже, что и комната отдыха врачей, но оказывается вверху на седьмом. Я чувствую себя идиотом, который бесцельно бродит пятнадцать минут.

Я слышу шум и болтовню из холла. Дверь широко открыта, но я не захожу. Наблюдаю из-за угла и просматриваю комнату в ее поисках. В глубине души задаюсь вопросом, смогу ли найти ее в толпе, и потом замираю.

Здесь.

Она сидит в центре стола, окружена людьми. Популярная девушка. Она улыбается и макает маленькую морковь в арахисовое масло, что для меня кажется отвратительным. Кто-то подталкивает ее, и она смотрит на меня в тот момент, когда мое лицо выдает мое неодобрение от ее кулинарных вкусов. Морковку нужно макать в ранчо и хумус, не иначе.

У нее сужаются глаза. Бэйли думает, я неодобряюще смотрю на неё, ну... да.

Я киваю головой в сторону коридора, даю ей невысказанный приказ: «Иди сюда».

Она не двигается.

Я мог бы войти, но есть правила, запрещающие это. В комнату отдыха персонала нельзя врачам, а в комнату отдыха врачей нельзя персоналу. Правила есть правила. Если я зайду, будет вероятность, что на моей голове окажется суп.

В комнате отдыха стоит тишина, каждый смотрит туда-сюда между нами.

Ее глаза быстро смотрят в сторону боковой стены, и я повторяю ее движение.

О, да, дьявольский рисунок. Я ухмыляюсь. Я считал, доктор Годдард лгал мне, но вот он я, на доске объявлений с дьявольскими рогами и хвостом. Над моей головой кто-то написал: «Умник».

На самом деле это забавно.

Я снова смотрю на неё и говорю громко и четко, чтобы все в комнате отдыха услышали меня.

— Бэйли, мне нужно поговорить с тобой прямо сейчас.

У кого-то хватает наглости ахнуть.

Наконец, она вздыхает и встает, оставляя свой обед. Она не думает, что это займет много времени. Могу поспорить, Бэйли будет отдавать приказы, как делала вчера вечером. Прелестно.

Она ползет как черепаха, когда идет ко мне.

— А день так хорошо начинался.

Ее светло-карие глаза прожигают меня, когда она проходит мимо, выходит в коридор и продолжает идти. Бэйли не останавливается, пока не отходит на несколько ярдов, и хоть я ценю тот факт, что она создает дистанцию между нами и любопытными ушами в комнате отдыха, меня раздражает, что я должен идти за ней.

Как только она понимает, что зашла достаточно далеко, поворачивается ко мне, скрещивает руки и поднимает подбородок.

— Что бы ты не хотел сказать, делай это быстро. У меня осталось пятнадцать минут обеденного перерыва.

Она снова начинает со своих требований. Как ей удалось остаться в команде доктора Лопеза на протяжении многих лет? Она не протянет и недели со мной.

Я останавливаюсь и внимательно смотрю на нее, обращая внимание на детали, которые не заметил прошлой ночью. Молодая — это первое слово, что приходит на ум. Почти детское, румяное лицо с веснушками на переносице и на верхней части ее скул. У нее нос пуговкой и розовые губы, растянутые в гневную линию. Светло-русые волосы стянуты в высокий хвост. Слабые, непослушные пряди обрамляют ее лицо. Угрожающе сдвинув брови, она выглядит так, словно должна играть главную роль в детском фильме, а не стоять в больнице и носить халат.

Мне интересно.

— Где ты смогла найти такой маленький халат?

Она отступает назад в замешательстве. Я никогда не видел оттенок карих глаз, как у нее. Они настолько яркие, когда она смотрит на меня, будто хочет вонзить кинжал в мое сердце. Точно... цвет ярости.

— Что?

Я смеюсь, потираю вперед-назад своей рукой лоб. Я заболел? Сплю? Нервный срыв?

— Ты прервал мой обед, чтобы спросить об этом?

Я беру себя в руки и спрашиваю:

— Как долго ты работала с доктором Лопезом?

Она скрещивает свои руки и переводит свой взгляд через мое плечо, берет секунду, чтобы собраться. Когда отвечает, ее тон резкий, но спокойный:

— Почти четыре года.

— Он хорошо отзывался о тебе.

Она пожимает плечами.

— Мы хорошо сработались.

— Хочешь продолжить работу с позвоночником?

— Желательно.

— Ты когда-нибудь ассистировала в случае с детским сколиозом?

— Нет, в основном, доктор Лопез оперировал взрослых.

Именно это меня беспокоит.

— Эти операции занимают максимально два-три часа. Мои операции могут длиться в три раза дольше.

Она заставляет себя встретиться со мной взглядами, и я в шоке. Мгновение назад она выглядела, словно взорвется, но сейчас кажется скучающей, будто собирается уволить меня. Это уловка. Хотел бы я прижать два пальца к фарфоровой коже немного ниже ее шеи и почувствовать ее пульс. Могу поспорить — он учащённый. Исключено, ее спокойствие — притворство.

— Я в замешательстве, — говорит Бэйли, ее тон выдает только любопытство. — Ты предлагаешь мне работу или пытаешься заранее предупредить?

Похоже, это вопрос этого утра. Половина меня убеждена, что работа с ней будет настоящей катастрофой. У меня достаточно напряженная работа. К сожалению, мне нужен помощник хирурга, кто-то, кто справится.

Я думаю, Бэйли этот человек.

Я вздыхаю и делаю шаг назад.

— Твое первое дело в понедельник. Узнай у Патриции информацию и изучи этапы остеотомии через корень дуги позвоночника, как будто от этого зависит жизнь ребёнка — потому что так и есть. Даю тебе один шанс.

Потом я разворачиваюсь и ухожу.

Чувствую себя немного нервным, обернувшись спиной к противнику. Я думаю, она что-то крикнет мне, чтобы последнее слово было за ней, но ничего кроме молчания не слышу, пока иду к лестничной клетке. Открываю тяжелую металлическую дверь и исчезаю за ней.

Ни капли не сомневаюсь, она придет в понедельник.

Я улыбаюсь и поднимаюсь через две ступеньки зараз.

Только что у меня появился отличный хирургический помощник.