— Давай сделаем больше начинки? Со всем?

— Не забудь про дополнительный сыр. — Сияет Лорел, ее ровные белые зубы как будто подмигивают мне.

Иисус. Я никогда не был так близко к кому-то настолько чертовски красивому за всю мою удручающую жизнь — это так тревожно, что качаю головой, чтобы перестать таращиться на нее.

Подходит официант, чтобы принять заказ: большая пицца со всем, дополнительный сыр, две воды. Он забирает наше меню, прежде чем уйти, стреляя через плечо в сторону Лорел, натыкаясь на стол по пути на кухню.

Через несколько секунд возвращается с водой.

— Когда у тебя следующая встреча по борьбе? — Она пьет воду через соломинку, розовые губы сморщены.

— Взвешивание в пятницу рано утром.

— Взвешивание, означает ли это, что у тебя скоро встреча?

— Послезавтра.

Ясные глаза расширяются.

— Когда ты уезжаешь?

— Автобус отправляется завтра утром.

— Куда ты идешь?

— Штат Огайо.

— Штат Огайо, — повторяет она с благоговейным трепетом в голосе. — Вау. Сколько раз вы с ними играли? Это правильное слово? Играли? Понятия не имею, как это называется в борьбе. — Она что-то лепечет, смеется легко и игриво.

— Я понял, о чем ты спрашиваешь. Да, у меня были матчи против них раньше.

— Погоди, если ты взвешиваешься в пятницу, разве сейчас есть пиццу не плохая идея?

Да, это действительно чертовски ужасная идея, но я не говорю слова вслух, потому что не хочу, чтобы она чувствовала себя плохо из-за того, что привела меня сюда. Вместо этого я уклончиво пожимаю плечами.

— Эй! — Лорел оживляется. — Как сказать пицца по-французски?

— Pizza.

— О. — Она выглядит восхитительно разочарованной. — А как насчет этого?

Она держит вилку.

— Fourchette.

— Как сказать... — Ее глаза обшаривают комнату в поисках других предметов для перевода. Чашка. Стол. Ванная комната.

— Скажи мне, как сказать: «Я ненавижу эти рыжие волосы».

— Tes cheveux roux sont beau. — Твои рыжие волосы прекрасны, я говорю с серьезным лицом. — Tu es belle. — Ты прекрасна.

Лорел щурит на меня свои странные голубые глаза.

— Это было ужасно много слов для: «Я ненавижу эти рыжие волосы».

Я смеюсь. Пожимаю плечами.

— Не я устанавливаю правила.

Когда она скрещивает руки вздымающейся груди.

— Ты смеялся надо мной? Будь честным.

— Ты серьезно? Нет, я не смеялся над тобой. Зачем мне это делать?

— Хммм. — Она не сводит с меня глаз. — Просто хочу убедиться.

— Все девушки такие?

— Какие, например?

— Подозрительные.

Ее смех — нежная мелодия, льющаяся через стол.

— Наверное. Я постараюсь не звучать такой нуждающейся.

Пицца прибывает — дымящийся сыр и начинка, установленные в центре нашего стола на металлической стойке. Сыр сочится сверху, когда отрываю кусочек, и я не могу мысленно не подсчитать калории, которые мне придется пробежать с каждого кусочка.

Возможно, несколько кругов вокруг квартала сегодня вечером и несколько миль на рассвете, на всякий случай.

Черт.

Каждый кусочек получается легким, теплым и сырным, и я со стоном закрываю глаза. Жую. Глотаю.

— Боже, это так хорошо. — Издаю долгий стон, закрывая глаза. — Боже всемогущий, как давно это было.

Лорел безучастно смотрит на меня через стол, губы приоткрыты, глаза широко раскрыты, все лицо раскраснелось. Она хрипит:

— Неужели?

Почему она так на меня смотрит?

— Черт, да. Я уже целую вечность не ел пиццу. Определенно не во время сезона.

— Ясно. — Она медленно поднимает свой кусок, откусывает кусочек за кусочком, задумчиво жует. — Сколько времени потребуется, чтобы сжечь его?

Я снова кусаю. Стону. Глотаю.

— Тебе лучше не знать.

— Ты собираешься дома приседать? — дразнится она.

— Нет. Я, наверное, пойду на пробежку.

Пицца застывает на полпути к её рту.

— Серьезно? Но на улице темно.

— Неужели? — дразню я.

Она хмурит брови.

— Это не совсем безопасно.

Лорел действительно чертовски очаровательна.

— Никто на меня не нападет, если ты об этом беспокоишься, — я смеюсь. — Все время бегаю по ночам.

Ее голубые глаза оценивающе оглядывают верхнюю часть моего торса, поднимаясь и опускаясь по груди. Мои плечи. Взгляд устремляется на мои бицепсы.

Остается там.

— Наверное, это правда — я знаю, что не хочу связываться с тобой.

— Ты когда-нибудь посещала занятия по самообороне?

— Нет.

— У тебя есть газовый или перцовый баллончик?

— Нет. — Она с улыбкой откусывает кусочек пиццы.

— Ты действительно должна приобрести, особенно если собираешься гулять ночью одна.

— Ты можешь научить меня самообороне?

— Борьба не то же самое, что самозащита, но я мог бы научить тебя нескольким трюкам.

— О, правда?

Глотаю воду.

— Да, но тебе и твоим друзьям, наверное, стоит сходить на занятия. Они обычно бесплатны или действительно дешевые.

— Хм, а что, если я просто позову тебя в качестве сопровождающего? — Она шевелит бровями, голубые глаза сверкают живым интересом.

Я откидываюсь на спинку деревянного стула, скрещиваю руки на груди и решительно киваю.

— Тебе надо сходить на занятия.

Лорел

Руки Ретта скрещены, и мой мозг автоматически делает то, что ему, естественно, хочется сделать: проверяет его мышцы. Его плотные, гладкие бицепсы и сильные руки перекрывают друг друга, большие пальцы засунуты под подмышки.

Он огромный.

Во рту пересыхает, желание облизать губы усиливается. Я тянусь за стаканом и вместо этого делаю глоток воды, проглатывая первый настоящий всплеск похоти.

Господи, у него прекрасное тело.

Я украдкой поглядывала на него всю дорогу до «Луиджи». Из-за роста Ретта он возвышается надо мной на добрых шесть дюймов, и нет сомнений, что под всей этой одеждой у него прекрасное телосложение. Бейсболка повернута назад козырьком, каштановые волосы торчат тонкими завитками. Широкие плечи, каждый напряженный мускул виден под натянутой фиолетовой футболкой.

От каждого глотка горячей липкой пиццы у Ретта напрягаются шейные связки.

Его темно-карие глаза смотрят на меня, в них не отражается ни малейшей вспышки желания, хотя они продолжают отражать мою копну огненно-рыжих волос, собранных на макушке.

Я играю с куском сыра, свисающим со следующего куска.

— Наверное, ты прав. Я думаю, было бы разумно пойти на занятия. Это то, что всегда хотела сделать.

Я не могу не думать о том, на что это было бы похоже, если бы он дал мне урок или два — это большое, крепкое тело, бросающее меня на землю, парящее надо мной, задыхающееся.

Я дрожу.

Ох.

Гормоны, успокойтесь. Успокойтесь, девочки.

Да, я встречалась с безумно привлекательными парнями, парнями, которые были сексуальнее меня, с потрясающими телами и лучшей выносливостью. Спортсмены с родословной, красивыми лицами и... без индивидуальности.

Этим парням было наплевать на мою безопасность, и они, конечно же, не пытались уговорить меня пойти на курсы самообороны с моими подругами.

Теперь я сижу здесь с Реттом, хорошим парнем, который ни разу не объективировал меня — даже когда мы занимались секстингом прошлый раз, независимо от того, как сильно я пыталась заставить его проглотить наживку.

Интересно, как у него дела с женщинами? Когда в последний раз занимался сексом? Что его возбуждает? Физически, какой он тип?

Я подавляю эти мысли, когда приносят счет, достаю из заднего кармана немного наличных и кладу на стол десятку.

— Я оплачу это. — Ретт качает головой, протестующе толкая деньги обратно ко мне.

Я оплачу это.

Грудь раздувается.

Он такой вежливый.

— Ретт, ты только что снял с кредитной карточки четыреста долларов. Тебе не нужно платить за пиццу, — слабо возражаю я.

Что-то в том, как он сжал челюсти, заставляет меня колебаться.

Он качает головой.

— Все будет хорошо, мои родители поймут причины.

— Когда ты им скажешь?

— Я планирую сделать это после победы в Пенне. Они посмотрят матч по телевизору, а потом я позвоню, пока мой старик будет в восторге от моей победы.

Я возвращаю деньги в карман. Встаю. Натягиваю жакет.

Ретт ждет у двери, придерживая ее для меня, как джентльмен, чтобы я могла выйти в темную ночь. Первый квартал мы идем молча, пока ломаю голову, что бы такое сказать, и чем дальше мы уходим в темноту, тем сильнее ощущаю тепло его тела.

— Извини, что тебе сегодня надо на пробежку.

— Не волнуйся, я к этому привык.

— Хочешь, пойду с тобой?

Он останавливается, как вкопанный.

— Ты бегаешь?

Я благодарна тусклым уличным фонарям, когда мое лицо нагревается.

— Ну... нет.

— О. — Ретт снова идет, засунув руки в карманы. — Я сохраняю быстрый темп, который, возможно, убьет тебя. — Он бросает на меня косой взгляд. — Ты занимаешься спортом?

— Занималась. Я играла здесь в волейбол на первом и втором курсе.

— Почему ты бросила?

Пожав плечами, пинаю землю под ногами.

— Я не хочу называть это бросанием — скорее назвала это перегоранием. У меня не было жизни, и мне это надоело. Кроме того, драма от моих товарищей по команде и практика нон-стоп была изнурительной. Так что однажды я просто…

Отваживаюсь взглянуть в его сторону, гадая, увижу ли разочарование на его лице.

Спортсмены обычно не отождествляют себя с неудачниками, и если быть честной, я попадаю в эту категорию.

— Что сказали твои родители? — спрашивает он в ночи.

— Они вздохнули с облегчением. Думаю, им надоело получать от меня плачущие звонки каждую неделю. К тому же я была статистом, а не стипендиатом, так что обучение не было бесплатным. Мои оценки страдали, и я не могу позволить себе быть здесь пять лет.

В отличие от Ретта, которого обхаживал и вербовал не один, а несколько высших учебных заведений. Интересно, насколько он хорош на самом деле; делаю мысленную пометку погуглить его статистику, когда приду домой.

Мы проходим оставшиеся три квартала, несколько раз касаясь друг друга в темноте, и ни один из нас не решается отойти в сторону.

Подходим к его джипу.

— Подвезти домой? — Его низкий голос грохочет в ночи.

Я бросаю быстрый взгляд на свой внедорожник, припаркованный тремя рядами ниже. Сжимаю губы.