Голос Лизель затих, она добавила еще пару кристаллов к юбке, не говоря. А потом вскочила и сжала руку Серины.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она.

— Да? — тихо ответила Серина.

— Конечно. Ты думаешь о Фейлин. Ты думаешь о том, какой красивой она была. Ты думаешь, как сильно Герард любил ее. И что он не был твоим никогда, — она сжала почти до боли. — Но не переживай, милая. Он мужчина. Как только он разденет тебя, он увидит женскую плоть. Он будет испытывать желание. Все мужчины такие. Они шепчут о любви, но ночью их желания куда проще, а память куда короче.

Серина смотрела на Лизель, раскрыв потрясенно рот. Ни разу за годы, что она ее знала, она не слышала, чтобы Лизель так говорила. Она не понимала, как резали ее слова?

— Ты… должна подготовить еще кого-то к вечеру, да? — спросила Серина слабым голосом, ненавидя то, что звучала как мышка.

Лизель слишком широко улыбнулась. Она прицепила последние камешки к платью.

— Да, — она оборвала нить и убрала иглу в шкатулку. — Я должна превратить юную венатрикс в леди. Интересный вызов! Но смотри, что я сделала из тебя, милая! Один взгляд, и можно почти поверить, что ты — принцесса.

Еще укол. Или это был комплимент? Серина не могла решить. Она могла лишь радоваться, когда Лизель встала со стульчика и ушла облаком серебряного шелка из комнаты. Серина, как только она ушла, поняла, что ожерелье все еще было туго застегнуто. Она подняла ладонь к горлу, пытаясь вдохнуть.

— Прошу, — шепнула она одной из фрейлин, — можете ослабить это?

Леди послушалась, восклицала, что ожерелье было туго застегнуто и оставило след на коже Серины, когда дверь снова открылась. Вошел герцог Дальдреда.

Серина подавила ругательство.

Герцог прошел к зеркалу без слов, ни на кого не глядя, только на отражение Серины. Она видела, как его взгляд скользил по ней, и он хмурился. Он сам выглядел идеально, камзол был лучше, чем четыре года назад, яркие волосы были собраны высоко, добавляя его худому телу роста.

— Где серьги? — резко спросил герцог, повернувшись к одной из фрейлин.

— Ее уши не проколоты, ваша светлость, — ответила те фрейлина.

— Так проколи их.

Глаза Серины расширились от удивления. К счастью, одна из фрейлин сказала, что только проколотые уши не вынесут огромные серьги, и кровь испортит платье.

Герцог недовольно скривил губы.

— Тогда сделайте что-нибудь с этим, — он указал на почти лысую голову Серины.

Еще две леди подошли, неся головной убор и вуали. Они не могли прикрепить это к волосам, пришлось пристегнуть под подбородком Серины. Ей это не нравилось, но герцог, пристально разглядывая результат, вздохнул и буркнул:

— Сойдет, — он повернулся лицом к Серине впервые. Она была почти одного с ним роста, пока стояла на стульчике, и смотрела ему в глаза. — Ты несешь честь дома Дальдреда, — сказал он. — Ты чтишь память о сестре.

Серина медленно покачала головой, чтобы не потревожить вуали.

— Не думаю, что Фейлин так это поняла бы.

Ее отец выпрямился. Он помрачнел, стиснул зубы. Он шагнул ближе, склонился к ее лицу.

— Ты сделаешь это для меня, — прошипел он. — Ты — последняя из моего дома. Ты будешь матерью королей. Моя кровь потечет по венам отпрыска Золотого принца. Моя кровь будет влиять на курс истории.

Серина не отводила взгляда от глаз отца, не дала себе вздрогнуть или моргнуть. Она видела отчаяние под сталью его решимости. Он представлял, что ее брак как-то сотрет пятна его рабства? Он верил, что этот триумф уберет позор, какой он получил, побыв игрушкой Инрен ди Карел?

Может, он видел эти ее мысли. Может, понял, как много она знала о его тайной истории, которую он старался стереть эти двадцать лет. Его бледное лицо покраснело от гнева. Он покинул комнату без слов и взгляда в ее сторону. Серина смотрела на свое отражение в зеркале, почти не узнавая себя.