Герард глядел на нее. Его лицо вдруг стало строгим и замкнутым. Он все еще сжимал книгу Эвандера.

— Когда я увидела отличие, я вернулась к изначальному тексту пророчества. И увидела много изменений. Других значений. Например, это, — она указала на другое слово на странице. — «Kelthor». Это означает «оба».

Ее голос дрожал от пыла, старый пергамент трепетал в руке.

— «Объединенные в братство, и захваченные тенью, и нет», — она дала словам повиснуть в воздухе между ними.

Губы Герарда двигались. Она видела, как он беззвучно произносит: «захваченные тенью и нет».

— Говорится не о двух смертных братьях, — сказал Серина. — Сейон-Эбат говорит о близости между смертными и тенями.

Герард молчал. Тишина была неприятной, заполненной только треском огня в камине.

— Видишь? — сказала с нажимом Серина. — Понимаешь? Это значит… — она не могла сказать, но видела по его глазам, что он понял.

Тени не были мерзостью в глазах Богини.

Тени не были обречены на жизнь без надежды, не терялись навеки в хаосе и ужасе Прибежища.

Воля Богини была в единстве. Чтобы тени и смертные были вместе. Это Она сказала первой жрице-королеве века назад. Это Она всегда хотела.

Значит…

Это означало многое, Серина не могла даже начать это описывать.

Как только она поняла, что маленькая фраза была переведена не так, она поспешила к сестре Ильде и сообщила об этом. Ильда заставила ее поклясться сохранить это в тайне… а потом начала раскрывать ей свои находки за много десятилетий. И с полученными оккидийскими текстами открытия делались быстрее, были надежными.

Куда бы они ни обращались, они находили не то значение слов и фраз. Перевод был близким, но измененным, чтобы поддержать слова Эвандера, что все тени были обречены, а захваченных тенью нужно было милосердно убивать.

Из этого появился Орден Эвандера. Орден охотников на теней. Мужчины и женщины, которые взяли на себя спасение смертных душ.

Но они не должны были этим заниматься.

Герард побелел. Он смотрел на работу Серины, на страницу оккидийского текста, которую она держала. Его учили основам оккидийского языка, но не так, чтобы он мог понять древний диалект. И все же он пристально смотрел, словно мог как-то увидеть и понять то, что знала Серина.

Сжав в одной руке ее книгу, он опустил писание Эвандера на стол, забрал у нее страницу.

— Нельзя такое рассказывать, Серина, — хрипло сказал он. — Ты… никогда! Они… мой дядя….

Его дядя построил королевство из своего понимания пророчества, которое было неправильно переведено.

Серина глядела в глаза мужчины, которого все знали как Золотого принца. Исполнение Сейон-Эбат. Но она видела только Герарда.

— Прошу, — прошептала она. — Ты должен знать. Если святой Эвандер ошибся в одном, он ошибся в сотне. Включая судьбу захваченных тенью. Я не верю, что Фейлин потеряна. Она мертва, да, но не обречена, как нас заставляли верить. И захваченные тенью…

Тело Герарда дернулось, словно его ударило молнией.

— Нельзя такое говорить, Серина. Это опасно!

— Многие умирают, — она протянула руку, но замерла. Собрав смелость, она опустила пальцы на руку Герарда. — На многих охотятся, их убивают как монстров. И все из-за того, что Эвандер учил…

Он стряхнул ее руку. Он стоял миг боком к ней, тяжело дыша, сжимая в руке ее книгу, палец лежал на странице. Он открыл книгу и прочел то, что она записала. Ее перевод Сейон-Эбат.

Великий яд распространится в сердцах моего народа, позволив Лжи править вместо Правды. Но я отправлю защитника. Я отправлю того, кого выберу отрезать голову обману и привести людей ко Мне. Объединенные в братство, захваченные тенью и нет, выступят вместе и создадут новое наследие под Моим Именем.

Его челюсть двигалась. Серина знала, что он видел, как его растили с верой в ложное. Вся его жизнь была фарсом из-за нескольких слов.

Изменения были небольшими, но важными.

Он захлопнул книгу, сжал ее обеими руками, и костяшки побелели.

— Серина Дальдреда, — сказал он, не глядя на нее. — Я приказываю тебе, как Золотой принц, никогда не говорить об этом. Ни мне. Ни кому-то еще, — только тогда он осмелился бросить на нее взгляд. — Ты знаешь, что они сделают, если узнают?

Они отведут ее к плахе и отрубят голову за ересь. Она это знала.

— Это важнее моей жизни, — тихо сказала она. — Сколько эвандерианцы убивают каждый год? Сколько людей? Сколько детей? Ты знаешь? Знаешь, что они делают с детьми, рожденными с тенями в них? Знаешь их правила?

Его глаза наполнил ужас. Она видела, что он знал, но продолжала, заставляя его слушать эти слова:

— Они сжигают их, Герард. Сжигают заживо. И они зовут это милосердием, потому что Эвандер так сказал. Эвандер, который исказил слова Богини ради… Стой, Герард! Что ты делаешь?

Она бросилась из-за стола, но не успела. Принц уже стоял у камина, где пылал огонь, который Серина сама развела. Она не успела схватить его за руку, не успела взмолиться, а он бросил ее работу, работу сестры Ильды, годы кропотливого труда, в пламя.

— Нет!

Она упала на колени у камина, протянув руки. Огонь лизал ее кожу, обжигал пальцы, пока она тянулась к книге. Ладони Герарда сжали ее руки. Он оттащил ее. Она отбивалась, визжала, ругалась и извивалась. Но ничего не могла поделать. Он удерживал ее.

— Перестань, Серина, — прорычал он, его рот был возле ее уха. Она рыдала, тело содрогалось. Она пыталась оттоптать ему ноги, вонзить локоть в его живот. — Перестань, — повторял он снова и снова. — Перестань.

Она обмякла. Сила покинула ее тело и душу, и она упала бы, если бы он не прижимал ее к своей груди. Слезы катились по ее лицу, она смотрела на огонь, видела, как бумага закручивается, чернеет и рассыпается пеплом.

Она словно снова видела, как умирает Фейлин.