Глава 1

Говорят, время — лучшее лекарство, и шрамы, оставшиеся после тебя, исчезнут. Я вожу по ним пальцами и пытаюсь испытать хотя бы малую толику тех чувств, что были до того, как ты покинул меня. Может, это была не любовь, но это были незабываемые чувства, которых я не испытывала прежде. — S. Stepp

Мари

Уважаемый мистер Резерфорд.

Прошу вас принять мое заявление об увольнении. В пятницу, двадцать шестого мая, я освобожу занимаемую должность вашего личного помощника. Постараюсь приложить все возможные усилия, чтобы это не сильно отразилось на делах компании.

С уважением, Марибель Коллинз.

Я вдавливаю ручку в бумагу, зачеркивая аккуратно написанное заявление об уходе, прежде чем смять ее в руке и бросить на край стола. Это слишком вежливо, а Хадсон Резерфорд не заслуживает такого отношения.

На часах половина седьмого, а значит, у меня есть тридцать минут, чтобы придумать что-то получше — что-то, что оставит неизгладимое впечатление.

Я его уже третий личный помощник за год, а еще только май. Есть причина, по которой никто не может работать с ним дольше двух месяцев, и кто-то должен раскрыть ему на это глаза.

Так может, это буду я.

Прочистив горло, предпринимаю еще одну попытку.

Хадсон.

Вы грубы и бесцеремонны, и я больше не хочу на вас работать. Вы считаете, что мир вращается исключительно вокруг вашей персоны, а ваша явная демонстрация своего богатства мне отвратительна так же, как и та секретная картотека женских номеров телефонов, которую вы храните в третьем ящике стола слева. Ваша привлекательность затмевается тщеславием и высокомерием, и я убеждена, что в вас нет ни капли доброты. Вы относитесь к своим подчиненным, как к рабам, а сами являетесь самым лицемерным мудаком, которого я когда-либо встречала.

Я работаю на вас шестьдесят часов в неделю и за все это время не слышала ни слова благодарности, поощрения или похвалы. Я устала выполнять ваши жалкие неквалифицированные поручения. Не для того я провела четыре года в колледже, чтобы делать ксерокопии и кофе.

Я под этим не подписывалась.

Вы обманули меня.

Без уважения и с полным отсутствием признательности, Мари.

Вздыхая, я сминаю и этот лист. Скорее всего, мое послание ничем бы не отличалось от сотни других, а последнее, чего я хочу — это быть банальной.

Я сыта по горло.

Устала.

Чувствую, что потратила свои силы на бесполезную, низкооплачиваемую, нудную работу.

Не хватало еще, чтобы я была банальной.

Бросаю смятую бумагу в мусорное ведро и хватаю последний оставшийся фирменный бланк. Отбросив формальности в сторону, решаю пойти по более короткому пути. Однажды мама сказала мне, что главное не то, что ты говоришь, а то, о чем молчишь. А отец всегда говорит, что поступки могут быть громче слов. Может, я слишком заморачиваюсь с этим заявлением об уходе? Решительно схватив ручку, я царапаю окончательную версию.

Хадсон.

Я УВОЛЬНЯЮСЬ!

Мари.

Идеально.

Я самодовольно улыбаюсь, восхищаясь своей работой, а затем складываю лист и вкладываю в конверт кремового оттенка с логотипом «Резерфорд Архитектурэл» в верхнем левом углу. Заклеив конверт и нацарапав свое имя, я кладу его на самый верх стопки с почтой, которую планирую передать Хадсону, когда он придет. И пока он будет его читать, соберу свои вещи и помчусь прямиком к лифту, прежде чем у него появится возможность остановить меня.

— Мэри. — Я поднимаю взгляд и вижу, как Хадсон медленно идет к своему рабочему кабинету в своем фирменном синем костюме и узком черном галстуке. Сегодня он рано.

— Я Мари́, — исправляю я его в миллионный раз, вдыхая древесный аромат его одеколона. Это единственное, что мне нравится в этом человеке. — Рифмуется с прости́, помните?

Хадсон прищуривается, и когда поворачивается ко мне, я вижу, что его правая рука поднята к уху. Он говорит по телефону.

Затем он забирает почту, лежащую на углу моего стола, и шагает по коридору к огромному стеклянному кабинету, из-за которого, как правило, мой живот скручивает каждый раз, когда я вынуждена туда идти.

Офисное помещение было сделано по его эскизам. Стеклянные стены. Никакой конфиденциальности. Просто и современно. Кожаные сидения каштанового цвета, белые стены, амбарная древесина и изготовленные на заказ светильники создают свою особенную атмосферу, являющуюся источником творческого вдохновения. Конечно, все декоративные аксессуары должны быть одобрены самим руководителем. В прошлом месяце я хотела принести серый керамический горшок для своей орхидеи, но Хадсон сказал, что он слишком скучный и неоригинальный, и что он негативно повлияет на его энергетику.

Мое сердце бешено колотится. Я сижу на месте, пытаясь решить, стоит ли мне смыться сейчас или же выждать некоторое время. По утрам Хадсон первым делом проверяет почту, но, насколько я знаю, он все еще говорит по телефону.

Барабаню пальцами по своему стеклянному рабочему столу, пока мои ноги прочно стоят на деревянном полу, хотя, возможно, они просто примерзли к нему. Спустя мгновение раздается телефонный звонок, из-за чего мое сердце выскакивает из груди. Я его не боюсь — просто ненавижу драму. И у меня такое чувство, что Хадсон попытается сделать из мухи слона.

— Да? — отвечаю я, просматривая идентификатор вызывающего абонента. На экране высвечивается номер Хадсона.

Он выдыхает.

О, Боже.

Он прочитал.

И теперь настал момент истины.

— Мэри, что это? — спрашивает он.

— Вы о... чем, сэр? — запинаясь, произношу я. И еще одно — какой двадцатидевятилетний архитектор требует, чтобы его назвали «сэр»?

— О приглашении на праздничный вечер Брауна-Хауэра? Как долго ты его будешь хранить? Нужно было дать ответ две недели назад. Позвони и узнай, не слишком ли поздно, — говорит он монотонно. На заднем фоне раздается шорох бумаг. Он спокоен.

— Мне казалось, вы говорили, что не хотите идти? — выпаливаю я. Не знаю, зачем я задаю ему этот вопрос, ведь он действительно сказал, что не хочет идти. На самом деле, я в этом уверена, у меня есть электронное письмо с его ответом...

— Я так сказал? — спрашивает он, в его вопросе слышится язвительный смешок.

— Да.

— Не припоминаю. — Он выдыхает. — Я бы никогда не отказался. Только не от Браун-Хауэр. На этом мероприятии собираются только самые сливки архитектурного мира, ты, черт возьми, шутишь?

Его тон слегка повышается, и у меня перехватывает дыхание. Я должна просто повесить трубку и свалить отсюда.

— Мэри, — говорит он.

— Мари́. Рифмуется с прости́, — снова поправляю я на случай, если он не слышал меня две минуты назад...

— Можешь зайти ко мне на секунду? — спрашивает он, его голос такой же непреклонный, как и его личность. — Мы должны обсудить кое-что. Немедленно.

Волнуясь, я сжимаю зубы. Я не должна позволить этому мудаку достать меня, и я это понимаю, но ведь он, черт возьми, пока еще мой босс. Из-за таких, как он, в барах появился «счастливый час». (Примеч. Счастливый час — время с 18:30 до 20:00, когда алкогольные напитки продаются со скидкой).

В любом случае, он пробудет моим боссом еще недолго.

Почти уверена, что он прочитал мое заявление об уходе и вызывает, чтобы попытаться отговорить, но я не поменяю своего решения.

У меня болит живот, и, кажется, сейчас стошнит — но не потому, что я нервничаю.

Не потому, что он меня пугает.

А потому, что я беременна.

И утренняя тошнота для меня в порядке вещей.

— Мне нужна минута, — говорю я, потянувшись за бутылкой теплой воды, стоящей передо мной, хотя только один ее вид усиливает мою тошноту. Утром по дороге на работу я собиралась заехать за крекерами и имбирным лимонадом, но это совсем вылетело у меня из головы, потому что я была слишком озабочена правильностью принятого решения так резко уволиться, ведь вскоре мне предстоит стать матерью-одиночкой.

— Может, у тебя и есть лишняя минута, но у меня ее нет, — говорит он. — Как бы то ни было, я уверен, что это может подождать. В мой кабинет. Немедленно.

Хадсон вешает трубку, прежде чем у меня появляется возможность возразить, и, пока не успела передумать, я марширую в его кабинет, словно Дарт Вейдер, при этом так же тяжело дыша.

Я сделаю это.

Буду стоять на своем.

Я уволюсь.

И уйду отсюда с высоко поднятой головой.

Обычно я трижды стучу в его дверь и жду, когда он позволит мне войти, но он смотрит прямо на меня, ведь здесь все стены сделаны из кристально чистого стекла. К тому же, я в шаге от увольнения, поэтому не вижу в этом необходимости.

Войдя в его кабинет, кладу руки на бедра и остаюсь стоять в дверном проеме. Хадсон откидывается на спинку кресла. Его руки покоятся за шеей, а на полных губах застыла забавная ухмылка, которая совершенно противоречит вызывающему тону, с которым он говорил со мной несколько минут назад.

Все, что касается этого человека — сплошное противоречие, и это сводит меня с ума.

— Что с настроением, Мэри? — спрашивает он, оглядывая меня с головы до ног. — Сегодня пятница. Расслабься.

Я смотрю на его стол, мое письмо все еще лежит на стопке почты.

Он его еще не открывал...

— Что вы хотели? — спрашиваю я, но только потому, что мне любопытно. С этого момента я не собираюсь выполнять идиотские указания этого самодовольного мудака.

— Ты получила мое письмо сегодня утром? — спрашивает он.

О, да. Пресловутые электронные письма, которые он отправляет с беговой дорожки в пять утра. Вряд ли я буду по ним скучать.

Я хмурю брови.

— Я еще не проверяла почту.

— Нужно, чтобы ты забрала мою одежду из химчистки в десять. Завези всё ко мне в квартиру, затем зайди в «Делмет Палермо» и захвати для меня номер четыре без горчицы. И проверь его, прежде чем уйти. В прошлый раз ты этого не сделала, а ты знаешь, как сильно я ненавижу полностью пропитанный хлеб. О. И после обеда мне нужно, чтобы ты позвонила в Браун-Хауэр и добавила меня в список приглашенных. Напиши мне, когда со всем закончишь. Так я буду знать, что ты не забыла...