Скрипка и немножко нервно

 Каждый день после школы Кира ходила в музыкальную школу. Она играла не только на пианино, но ещё и на виолончели. Обхватывала ногами инструмент, водила смычком по струнам. Делала это с ленцой, с показным равнодушием.

- Зачем же ты ходишь в музыкалку? - спросила как-то Ленка.

- Каждый образованный и интеллигентный человек должен знать и понимать музыку, - ответила Кира и завалила подругу терминами, от названий которых потянуло в сон. Потом ещё и нотный стан изобразила. Ленка пожалела, что спросила и подумала о том, что интеллигентный человек никогда не скажет матери «дура» и неважно при этом, владеет ли он хоть каким-то музыкальным инструментом.

Виолончель Ленка не понимала. Ей нравилась скрипка. Как только она начинала звучать, на глаза наворачивались слёзы, а внутри разрасталось что-то большое, приятное и мучительное одновременно. Дядя тоже любил слушать скрипки, и орган, и духовые. Вдвоём с Ленкой они терпеть не могли балет и обожали оперу. Уже лет в шесть племянница стала дядиным спасением от одинокого приобщения к прекрасного, когда он впервые взял её в театр. Давали «Евгения Онегина», и мама взволнованно возражала:

- Зачем тащить ребёнка на такое? Всё равно ничего не поймёт!

Дядя был убеждён, что музыку нужно не понимать, а чувствовать. То, что сюжет не по возрасту — не страшно. Заскучает — уйдут. В любом случае, надо пробовать. Как иначе узнаешь нравится или нет?

- Но не в шесть же лет! - сделала последнюю попытку мама. - Её, наверное, и не пустят.

- Пустят! - возразил дядя. - У меня в театре знакомый работает.

Ленке понравилось. Первые минут тридцать. Потом надоело. К дядиному счастью она была тихим, погружённым в себя и очень послушным ребёнком. Вместо того, чтобы закапризничать и попроситься домой, она принялась рассматривать декорации и придумывать собственные истории. Дядя сразу понял племянницу. Он всегда читал её как открытую книгу, и они ушли после первого действия.

Позднее они часто ездили в театр и на концерты классической музыки. Сначала редко досиживали до конца, а потом Ленка втянулась и уходить не хотела. В обычной жизни классику Ленка не слушала, ведь, как говорил дядя «слушать такую музыку в записи всё равно что смотреть спектакль по телевизору. Не создано ещё прибора способного передать эмоции исполнителя и послать их слушателю». Ленка соглашалась с ним лишь отчасти. Для неё был важен сам антураж — красивый зал, возможность поехать куда-то, красивое платье, эклеры с воздушным кремом в антракте. А вот кто именно играет — всемирно известный Денис Мацуев или Вася Серябкин из соседнего города — ей было совершенно не важно. Она просто не видела разницы в исполнении при условии, конечно, что Серябкин не фальшивил (а он не фальшивил). Права Кира, ой права! Не стать Ленке интеллигентным человеком с таким дилетантским подходом!

Дядина знакомая (а у него как и у бабушки было множество знакомых) работала вахтёршей в музыкальной школе. Она-то и предложила, чтобы семилетняя Ленка пошла на прослушивание и поступила на какое-нибудь отделение. Несколько раз в неделю девочка мужественно ходила на прослушивания. Почему мужественно? Да потому что она жутко стеснялась учителей. Когда нужно было петь, у Ленки сразу пропадал голос. Только одному человеку, Владимиру Анатольевичу, удалось найти к ней подход. Оказалось, что у Ленки замечательный голос и идеальный слух, и её ждут в сентябре, чтобы начать учить игре на скрипке.

Ничего не вышло. Мама сказала, что времена тяжёлые и денег на музыкальную школу нет. К тому же нужно купить инструмент. Потратишься, а Ленке надоест. Мало кому нравится заниматься музыкой. В дело вступил дядя и сказал, что купит скрипку и более того станет платить за школу. Но шёл девяносто второй год, привычная жизнь рушилась, и он сам по несколько месяцев сидел без зарплаты, перебиваясь случайными заработками. Выживали бабушкиной пенсией и огородом. Какая там скрипка!

Оказалось, что Владимир Анатольевич работает ещё и в обычной школе, ведёт уроки музыки. Увидев Ленку, он спросил при всём классе, почему она так и не пришла учиться в музыкалку, а та не знала, что ответить и пробормотала только что-то вроде: «Просто, не пошла...» Не могла же она сказать, что дело в деньгах. А он вздохнул и произнёс, что ему очень жаль, ведь у неё такие способности. Едва ли не на каждом уроке он говорил эту фразу, и в Ленку словно острые иглы впивались. Ей так хотелось крикнуть: «Я хочу, хочу! Больше всего на свете!», но она молчала. Учитель не унимался. Зачем, спрашивается, он зациклился на Ленкином таланте, если не в состоянии ничего изменить? Однажды Ленка не выдержала и расплакалась. Да так и пришла вся в слезах к дяде.

- Ничего страшного, - сказал он. - Можно на следующий год поступить.

- Да, - шмыгнув носом, согласилась Ленка, но и на следующий год ничего не вышло.

Родители в один голос твердили, что это блажь, которая скоро пройдёт и которая не стоит расходов. Дядя пытался вмешаться, но и у него не было денег на скрипку. А Ленка ждала и надеялась, что что-то изменится, а потом она стала слишком большой для музыкальной школы.

«Всё моё детство, - писала она позднее в своём дневнике — состояло из двух вещей — обманутой надежды и ожидания. Разве это жизнь, когда всё время ждёшь чего-то, а не наслаждаешься настоящим? И зачем давать ложную надежду, зная заранее, что ничего не выполнимо? Если бы при мне не упомянули про музыкальную школу, не повели меня на прослушивания, я быть может и вовсе бы не страдала. Или страдала намного меньше. Моя сестра Наташа несколько лет училась игре на гитаре и не могла сыграть даже самой простой песенки. Кира ходила на музыку только для того, чтобы показать свою образованность и интеллигентность. Многих моих одноклассников гнали в музыкалку родители. Нина Куркина даже нотами швырялась и ревела в голос, так не хотела садиться за пианино. А вот мне бы понравилось! Я хотела жить музыкой, раствориться в ней, стать кем-то большим, приобщиться к искусству. Какая ирония! Именно моя дорога была перекрыта, а сегодня уже слишком поздно».

Ниже она записала стихотворение Маяковского «Скрипка и немножко нервно».. Ей особенно нравились строки ««Знаете что, скрипка? Мы ужасно похожи: я вот тоже ору —а доказать ничего не умею!» Словно про неё, всю жизнь пытающуюся доказать любовь к музыке, не понятую никем. Как же Ленке хотелось иметь возможность взять в руки скрипку и тихо прошептать ей: «Я — хорошая. «Знаете что, скрипка? Давайте — будем жить вместе! А?»