Достаточно трезв, чтобы разобраться во всем, но слишком нерешителен, чтобы действовать.

Мы отрываемся в центре танцпола, для создания которого в гостиной всю мебель сдвинули к стенам. На потолке кружатся огни лазерного проектора, мигают стробоскопы, а по полу стелется густой туман из дымогенератора, создавая впечатление пожара в подвале. Мы выглядим невероятно по-идиотски. Вернее, Бенджи выглядит невероятно. А я, даже не смотря на степень своего опьянения, прекрасно понимаю, насколько идиотский у меня наряд. Но сейчас, какая нахрен разница?

К нам присоединяется Джем, и мы втроем уходим в отрыв.

Я всего лишь бит. Проблеск света. Облачко дыма. Боже, как же мне этого не хватало. Это был наш способ забыться. Мой способ. Мой кайф. Мое освобождение. Так я мог отпустить все, за что слишком крепко цеплялся.

Нам с Джемом по пятнадцать. Раздобыв поддельные документы и заработав немного денег на раздаче газет, мы шли зажигать в «Gravity» каждый вечер в пятницу, субботу, а иногда и воскресенье. Когда Бенджи исполнилось пятнадцать, мы подарили поддельное удостоверение и ему. Но только в свой шестнадцатый день рождения он, наконец, смог нам открыться и рассказать о своей пансексуальности. Помню, как мы обрадовались и чуть не задушили его в своих объятьях. Мы пристально следили за тем, чтобы к нему никто не клеился. Вернее, я следил. С той самой ночи наше радужное трио было неразлучно. Флуоресцентной гуашью мы наводили боевой раскрас, надевали на шеи полдюжины светящихся неоновых колец и шли танцевать. Мы просто веселились под музыку, не употребляя алкоголь и не пытаясь кого-то подцепить. Таково было правило. Единственное правило.

Треки плавно перетекают друг в друга, кажется, мы танцуем уже несколько часов. Чувствуя, как пересохло во рту, я постепенно прихожу в себя. Надеюсь, кто-то уже успел допить ту водку, что я оставил на столе. Иначе, я пойду и прикончу ее. Кнопка самоуничтожения все еще болезненно пульсирует у меня в груди.

Джем продолжает самозабвенно танцевать, размахивая руками и откинув голову назад. Но Бенджи ловит мой взгляд. Он подносит руку ко рту. Воды?

Я киваю, и он разворачивается, чтобы налить мне что-то из кувшина, который стоит на пианино позади нас. Это просто вода, но я опрокидываю в себя стакан за стаканом и благодарно улыбаюсь, пока Бенджи продолжает наполнять постоянно пустеющую тару. Наконец, я чувствую, что баланс жидкости восстановлен и, кажется, я даже немного протрезвел.

— Алфи! — слышу я возглас сквозь грохот музыки.

Я разворачиваюсь, и мои глаза удивленно распахиваются. Симона потрясающе выглядит в потертых черных джинсах и белой блестящей футболке. Ее прическа в стиле афро сверкает и переливается, будто усыпана мелкими блестками.

Она улыбается и обнимает меня так крепко, словно я блудный сын, вернувшийся, наконец, домой.

Если честно, то чувствую я себя так же.

— Ух ты, — восклицаю я, отстраняясь. — Я так рад тебя видеть. Выглядишь потрясающе. Хотя ты всегда выглядишь потрясающе.

Симона была важной частью нашей с Джемом компании. Однако, нас связывала и небольшая личная история. Однажды вечером ее родителей не было дома. Мы с ней вместе должны были готовиться к экзамену по французскому, но вместо этого, помогли друг другу лишиться девственности. До сих пор не могу поверить, что мы решились на это, хотя больше между нами никогда ничего не было. Помню, тогда я сказал, что ей не повезло сделать это с таким чудилой, в то время как сам я был невероятно счастлив.

Симона усмехается:

— А ты чертовски горяч в этом серебристом костюме.

Я смеюсь:

— Это для работы. Я обязан одеваться как придурок. Похоже, руководство для сотрудников писал Дэрек Зуландер (прим. ред. — персонаж из к.ф. «Образцовый самец») или кто-то вроде него.

Позади меня фыркает Бенджи.

По правде говоря, мне нравится мой серебристый костюм. Просто расстраивает тот факт, что я после сегодняшнего вечера, скорее всего, никогда больше не надену его.

— Прошу скажи мне, что у тебя все хорошо? — требую я.

Я вроде осознаю, что каждый вопрос формулирую так, будто боюсь плохого ответа, но ничего не могу с собой поделать. Мы с этими людьми долго дружили, а я по сути их просто кинул.

— Все офигительно. Потом еще пообщаемся, — подмигивает она и, улыбаясь, тянется к Бенджи. — А ты иди сюда.

Бенджи улыбается в ответ и застенчиво опускает голову:

— Привет, Симона.

— Без обид, но самые классные обнимашки у Бенджи, — шепчет она через плечо.

Не могу с ней не согласиться, я тоже по ним очень скучал. И я обязательно обниму его еще раз, прежде чем покину эту вечеринку. Каким бы глупым ни было это намерение.

Я замечаю, как лицо Бенджи смягчается, когда он заключает Симону в объятья и крепко прижимает к себе. Внезапная боль в груди застает врасплох, и мне приходится быстро отвести взгляд.

Прошло двенадцать месяцев. Я думал, что покончил с этим.

Они обнимаются целую вечность. Я вижу их краем глаза.

Придя в себя, Джем толкает меня локтем. Он смотрит на Бенджи и Симону и подмигивает, а затем хватает кувшин с водой и выливает его себе на голову.

— Знаешь, много странностей произошло с тех пор, как ты ушел в самоволку.

— Они, что… — я даже не могу произнести это вслух. Симона же старше меня.

Глаза Джема чуть не вылезают из орбит:

— Нет! Просто хорошие друзья. Но если честно, мне кажется, он постоянно искал кого-то, чтобы залатать в сердце дыру твоих размеров.

— Неужели? — Не знаю, что я чувствую по этому поводу.

Симона и Бенджи отлепляются друг от друга. Затем она решительно проходит мимо нас, берет меня за руку и тянет вглубь танцующей толпы.

Я беспомощно оглядываюсь на Джема и Бенджи. Джем снова начинает танцевать, а Бенджи на долю секунды ловит мой взгляд, коротко улыбается мне, отражая мою собственную улыбку, и отворачивается.

Не хочу быть грубым. Мне очень нравится Симона, и мне не хватало ее энергичности, но сейчас я хочу назад к Джему, и особенно к Бенджи. Поэтому делаю как всегда — широко улыбаюсь, неистово танцую и пытаюсь забыть все, что меня беспокоит. Но на этот раз я не могу. Увидев, как Симона, глубоко погрузившись в ритм, исчезает в толпе, я незаметно сбегаю.

Джем танцует с какими-то, смутно знакомыми мне людьми, но Бенджи с ними нет, у пианино его тоже не вижу. По какой-то причине я не хочу тусить без него, поэтому бреду на кухню. Но там пусто. Похоже, все сейчас в гостиной, пытаются развалить этот дом своим неистовым танцем. Может, я просто не заметил Бенджи среди толпы?.. Но теперь, когда он вырос и его трудно не заметить. Я бы точно не прошел мимо. Как бы ни была переполнена эта гостиная, она не сравниться с переполненным клубом, а я всегда мог отыскать его взглядом в «Gravity», не прилагая особых усилий. Как будто мы были связаны невидимой нитью.

Может быть, именно поэтому меня сейчас так тянет к стеклянным распахнутым дверям, которые ведут в сад. Я прохожу мимо стола, не удостоив вниманием остатки малиновой водки. У меня в голове ясно, как никогда, и мне это нравится.

Я нерешительно останавливаясь на пороге и всматриваясь в темноту.

— Бенджи? — зову тихо.

— Привет, — он стоит в тени дома, облокотившись на стену, со стаканом прозрачного напитка в руках.

— Перешел на водку?

Иронично улыбаясь, он протягивает стакан мне. Я делаю маленький глоток. Вода.

— Ты больше не пил с того момента как пришел сюда, не так ли?

— Подумал, что друг — не собутыльник. Можно ведь заняться и чем-то более интересным.

Я подхожу к Бенджи достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его тела, но недостаточно, чтобы дотронуться.

— Мы ведь…? — еле слышно спрашиваю я.

Если бы я не стоял так близко, то вряд ли заметил бы, как он вздрогнул, а потом быстро скрыл это хмурым выражением.

— Друзья? Ну, конечно.

У меня такое чувство, будто я, споткнувшись, умудрился еще и нечаянно пнуть щенка. И теперь все внимание этого самого песика сосредоточенно на чем-то под нашими ногами, и я не могу поймать его взгляд. Это защитная реакция. Он всегда притворяется задумчивым, когда сильно чем-то обеспокоен.

«Почему я так плох? Я никогда не испытывал подобных проблем раньше. Особенно с Бенджи».

Прислоняюсь затылком к стене и на секунду прикрываю глаза. Я пришел сюда поговорить с ним. Сказать ему что-то. Может просто побыть рядом.

— Могу я открыть тебе секрет? — я не поворачиваю головы, но знаю, что сейчас он смотрит на меня. Он не может устоять перед секретами, так же как я перед маракуйей, объятиями и абсолютной откровенностью. — Я еще никому не рассказывал об этом. Не хотел.

И это правда. Но общение с Бенджи, возможность снова видеть Джема, напомнили мне каково это — чувствовать, что у тебя есть те, на кого ты можешь положиться в трудный момент.

— Сегодня меня уволили, — говорю я, глядя на звезды и рассеяно думаю о том, что, вероятно, сегодня еще не закончилось. — Мой контракт, по-видимому, был только на время стажировки. «Visual» взяли стажера только чтобы получить субсидию, которая была им нужна. У них не было настоящей работы для меня. А что до сценария, над которым я работал для них? Как раз из-за него я и согласился на работу с такой паршивой зарплатой. В итоге они сказали, что все равно никогда не собирались воплощать его в жизнь. Жаль, что они не сказали об этом раньше, — мой голос срывается, и я даже не пытаюсь этого скрыть. — Не знаю, что мне теперь делать. Не понимаю, как не заметил, что все к этому шло.

Я поворачиваю голову и вижу, что Бенджи смотрит прямо на меня, его глаза полны сочувствия, которого я, вероятно, не заслуживаю. Он мягко прислоняется ко мне плечом, и, когда его крупные пальцы тянутся к моим, я сжимаю его руку, и прислоняю ее к своему бедру так, словно он бросил мне спасательный круг.

— Черт, мне жаль, Алфи. Это… — он качает головой, будто не может в это поверить, и сжимает мою руку в ответ. — Это дерьмово. Я знаю, как много написание этого сценария значило для тебя.