Друзья Червя.
Их было трое, и Червь представила их как Дирдри, Билли и Толстик. Да, они были маленькими, как куклы, но раздутыми и отвратительными, трупоподобными существами с почерневшими лицами и пухлыми мясистыми тыквами вместо голов. Они были пухлыми, мягкими и невыносимо гротескными, все они разлагались и лопались от личинок. Маленькие, жалкие вещицы, украденные из созревающих могил и сшитые замысловато, чтобы они не разваливались.
О, Боже, о, Боже, только не это, только не это.
- Они тебе нравятся? - спросила Червь. - Ты им нравишься. Они думают, что ты очень красивая, и хотели бы играть с тобой. Хочешь поиграть с ними, Лиза?
Лиза обнаружила, что не может говорить. Ее мозг пошатнулся, рассудок, как что-то теплое и податливое, осел в бассейне ее черепа. Ее язык казался толстым, губы онемели... как будто рот был наполнен холодной неподатливой смолой. Она опасно балансировала на краю пропасти. Между "здесь и сейчас" и бездонной черной засасывающей дырой безумия, открывающейся внутри нее.
Слезы текли по ее лицу, она пыталась заговорить.
- Лиза?
- Да... да, я хочу поиграть с ними.
Червь присела на корточки и уставилась на нее.
- Почему ты плачешь?
- Твои друзья... - медленно выдохнула Лиза. - Они такие красивые... мне грустно, потому что я скучаю по своим друзьям.
Лизе хотелось закрыть глаза и никогда не открывать их, но она не могла. Часть ее отказывалась, а другая часть знала, что это разозлит Червя, а это совсем не годится. Такой она выглядела. Поглощенной. Ее сужающийся разум был наполнен мясом кошмаров, которые будут кормить его годами. Хихикая, Червь подхватила Билли и подняла его в гниющем маленьком похоронном костюмчике, чтобы она могла заглянуть в его черные сапожные глаза и увидеть, как могильная плесень растет на его сморщенном личике, как черная шкура. Его губы сморщились, обнажив крошечные ровные зубы, а десны посерели и сморщились.
- Что ты сказал, Билли? Скажи маме, - Червь поднесла маленький ужас к уху и ухмыльнулась. - Билли думает, что ты такая красивая, что он хотел бы поцеловать тебя, Лиза. Целовать, целовать и целовать тебя. Целовать тебя со всех сторон.
Затем Червь повернулась и погрозила пальцем Дирдри.
- Ты не должна причинять нам неприятности! – предупредила она ее. - Или нам придется похоронить тебя обратно! У нас гость, и мы должны вести себя хорошо.
Дирдри, которая была посажена в грязь, споткнулась и упала, подняв одну негнущуюся маленькую руку. В ее волосах ползали крошечные белые существа, жуки исследовали полость, где раньше был ее нос.
- Плохая девочка! – cказала ей Червь. - Вечно доставляет неприятности! Вечно выпендривается! Мама очень разочарована!
Лиза была на грани полного срыва. Слезы не прекращались. Ее зубы не переставали стучать. Ей было то жарко, то холодно, она вспотела и дрожала, грудь наполнилась густым белым желе, мысли прыгали в голове, как шарики.
Я не могу... я не могу... я не могу потерять его. Я должна держать себя в руках, должна держать себя в руках, должна держаться, должна...
Червь отвернулась от нее, подняла Толстика и яростно потрясла ее перед лицом Лизы, так что с нее посыпалось бог знает что. Она была похожа на раздутого белого слизняка, вылезшего из своего белого крестильного платья с оборками. Она так сильно раздулась, что ее череп стал бесформенным и огромным, тонкие волосы из кукурузного шелка, которые когда-то покрывали ее голову, теперь превратились в единственную прядь, растущую из макушки черепа. Ее лицо было черно-зеленым и сочилось грязью.
- Толстик думает, что ты самая красивая из всех, - сказал Червь, придвигая гнилое существо еще ближе. Могильные личинки падали с него и извивались на голых ногах Лизы. - Она хочет, чтобы ты прикасалась к ней... целовала ее, любила и играла с ней.
- Нет... нет... пожалуйста... Нет, я не могу... я не могу... я не могу прикоснуться к этой чертовой штуке...
- Так надо! Так надо! – cказала ей Червь.
Она взяла свободную руку Лизы и прижала ее пальцы к лицу Толстика, которое было мягким и пухлым. Как распухший, гниющий персик, ее пальцы прорвали кожу, и трупная слизь потекла по пальцам.
Лиза закричала.
- ЗАТКНИСЬ! - крикнула Червь. - ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ!!!
Но Лиза никак не могла заткнуться. Она больше не контролировала свой разум, и он распахивался, раскалываясь, раскалываясь прямо посередине, и звук, который он издавал, был диким, истерическим криком, который исходил из ее рта.
- ЧТО ЭТО ТАКОЕ?!! - в поле зрения появился Генри Борден. - Что ты делаешь, Червь? Что эти твари делают за пределами секретной комнаты? Ты все испортишь! Ты испортишь игру!
У него на руках был труп с болтающимися серыми конечностями. Он пнул Червя, и она издала звериный визг, уронив младенца, чья голова вырвалась и покатилась по грязному полу.
- Только не мой ребенок! Только не мой ребенок!
Червь заскулила, пытаясь снова положить голову на место, когда Генри бросил свою добычу рядом с Лизой и начал злобно шлепать Червя, пока она не перевернулась и не предложила ему свою задницу, а затем развернулась, рыча, стремясь пролить кровь.
И все это время Лиза кричала.
Кричала, когда ее разум распался, как хрупкое леденцовое стекло... голова закружилась, глаза стали дикими и стеклянными, слюна пузырилась на губах розовой пеной.
- ЗАТКНИ ЕЙ РОТ! - крикнул Генри Червю. - ТЕБЕ ЛУЧШЕ ЗАТКНУТЬ ЕЙ РОТ, ЕСЛИ ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ ХОРОШО!
Червь снова зарычала на него, и он пнул ее ногой. Она отпустила его с коротким резким собачьим лаем, а затем прыгнула на Лизу, ее шершавые руки схватили ее за горло и сжимали... и сжимали, пока разум Лизы не начал закрываться, как тепличный цветок, лепестки складывались сами по себе, а сок становился холодным и мертвым. Скрежеща зубами и пуская пену изо рта, Червь продолжала давить на нее, сжимая сильнее, сжимая дыхательное горло Лизы, снова и снова ударяя ее черепом о стену подвала, когда темнота взорвалась в ее голове, и она погрузилась в безмятежное забытье, голос очень похожий на ее собственный вопль в своем безумии: слава Богу, слава Богу, о, слава Богу!
48
Глаза Тары открылись: они были яркими и осознанными с животной интенсивностью, как и мозг позади них. Рядом была вонь, и она почувствовала ее в глубине какого-то извращенного кошмара погони.
Да.
Она чувствовала запах разложения...
Она выскочила голая из постели и побежала по дому, снова включив все лампы, капли пота стекали по ее лбу и прилипали к лицу.
Эта вонь.
Откуда она шла? Присев на корточки у подножия лестницы, она принюхалась, как собака. Кухня. Запах доносился из кухни, и ей придется позаботиться о нем, прежде чем весь дом провоняет, как разграбленная могила.
Кап, кап, кап.
На четвереньках она, как безумная, поползла на кухню.
Кап, кап, кап.
Она остановилась у арки.
Кап, кап, кап...
Да, вонь сочилась из стен, как кровь из перерезанной артерии. Мысленно она видела желтые гноящиеся полосы, которые оставляла вонь, стекая по стенам и скапливаясь на кухонном полу. Это было наводнение. Кухня была наполнена отвратительным запахом склепа. Если она не позаботится об этом, кухня погрузится в отвратительную могильную вонь.
Шкаф. Пластиковое ведро. "Мистер Чистота". Сосновая соль. "Лизол". Она высыпала их в ведра и наполнила горячей водой из распылителя для раковины. Она наполнила голландскую духовку водой и включила горелку на полную мощность, чтобы она закипела.
Она прошлась щеткой по стенам.
По полу – шваброй.
По приборам – губкой.
Она намыливала, чистила и дезинфицировала, скребла, протирала и дезинфицировала. Она делала это до тех пор, пока не заблестела от пота, ее волосы намокли, влага скапливалась под глазами и стекала по щекам. На губах у нее был привкус соли, а обоняние онемело от антисептических чистящих средств. Когда вода закипела, она вылила ее прямо в ведра, обжигая руки, пока заправляла губки, щетки и тряпки. Она убирала, убирала и убирала. Мыла столешницы, скребла их в поисках остатков. Она отполировала раковину из нержавеющей стали, кран, краны. Ничто не ускользало от нее. Она даже достала зубную щетку с тонкой щетиной, чтобы достать все, что могла пропустить.
И когда она закончила, то начала снова.
И еще раз.
Она потратила на это целый час, прежде чем была удовлетворена. А потом, всхлипывая и постанывая, с мучительным криком в горле, она рухнула на кухонный пол с тряпками в руках.
В своих снах она чувствовала всепроникающий запах гнили.
Ее тошнило.
49
В мрачном, освещенном свечами подвале, в мрачном доме смерти на корточках в углу сидела Червь, посасывая большой палец.
Неподвижное тело Лизы было прислонено к стене, голова свесилась набок, глаза были невидящими и пристальными.
И в грязи перед ними: Генри с трупом женщины, которую он не так любовно называл Тарой. Он тяжело дышал, лежа на ней. Толкал. Толкал. Глубже. Учил ее, да, учил ее так же, как учил Червя, любил Тару перед ней, чтобы показать свое недовольство ею.
Дыхание еле слышно.
(дисциплинируй ее, Генри)
Легкие наполнились огнем.
(она наша, и теперь она у нас)
Похлопывание по чреслам.
(скоро... скоро она у нас будет)
Кульминация нарастает.
(точно так же, как у нас будет другая Тара)
(наша)
(только наша)
(скоро... скоро ты сможешь вернуться к маме)
А под ним гниющий и полностью разложившийся обезглавленный труп был втоптан в грязь, постепенно распадаясь на части.
50
Тара резко очнулась на кухонном полу и некоторое время не имела ни малейшего представления о том, где она находится, ни о своем маленьком месте во Вселенной в целом. Но она знала, что разбудило ее, и это был голос Лизы. Голос Лизы прорезал ее спутанные сны, как острая бритва, и наполнил все ее существо холодной, усталой болезнью, которая заставила ее застонать и принять дрожащую позу эмбриона на полу.