— Пошел ты.

Он снова сильно щипает, и давление в моих глазах нарастает.

— Попробуй еще раз.

— Чего ты хочешь от меня, черт возьми?

Он вновь щипает, и я прикусываю нижнюю губу так сильно, что ощущаю вкус крови. Я раскраснелась, вспотела и липкая. Меня убивает то, что я позволяю ему оказывать на меня такое влияние.

— Итак, теперь ты хочешь знать, чего я хочу?

Он цокает, лениво проводя большим пальцем по моему твердому соску.

— Просто скажи мне.

— Что заставляет тебя думать, что я хочу сказать тебе сейчас? Может, я передумал. Может, ты мне нравишься такой.

Моя грудь вздымается и опускается в беспорядочном ритме. Он даже не смотрит на меня. Все его внимание приковано к моей груди и... шраму. Он не отрывает от него взгляда, как ребенок, который нашел новую любимую игрушку.

Он пристально наблюдает, слегка нахмурив густые брови. Его удушающий интерес заставляет меня чувствовать себя еще более уязвимой, чем когда он разорвал мою рубашку.

— Я сделаю это, — выпаливаю я. — Скажи мне, чего ты хочешь, и я это сделаю.

Его дымчатые глаза, наконец, скользят по моим, когда он наклоняет голову. Это опасная тактика, но это единственный способ отвлечь его внимание от моего шрама.

— Извинись, — говорит он с небрежностью, которая сводит на нет его почерневшие глаза и мучительное прикосновение большого пальца к моему соску.

— Извиниться за что?

— За то, что угрожала мне.

Горячая ярость разливается по моим венам, как быстро распространяющийся огонь.

Достаточно.

Я больше не принимаю его дерьмо.

— Это ты должен извиниться передо мной! Ты разрушил мою жизнь на два года без всякой причины, а теперь удерживаешь меня против моей воли.

— Хм, без всякой причины. — повторяет он жертвенно, что это убивает меня. — Это то, что ты думаешь?

Нет, нет. Я не нарушаю своего правила. Я не буду пытаться понять задир.

Не сейчас.

Никогда.

Я прижимаюсь к нему, топаю ногами и стону от сдерживаемого разочарования.

— Возможно, ты захочешь остановиться, Холодное Сердце.

— Иди. К. Черту. — ворчу я, собирая все свои силы, в попытке вырваться из его объятий.

— Продолжай бороться, и тебе придется позаботиться об этом.

Он прижимается ко мне бедрами. Что-то упирается в мой живот.

Мои глаза расширяются, и я замираю.

Он... твёрдый.

Его обычное скучающее выражение исчезло. Звезда, идеальный игрок тоже ушел.

Вместо этого появилась тёмная искра садизма.

Ему нравится моя борьба. Нет, не правильно. Ему нравится видеть меня беспомощной.

Этот мудак возбуждается моей слабостью.

Он... законченный социопат?

— Ты болен.

Слова срываются с моих губ призрачным шепотом.

Он приподнимает плечо.

— Возможно.

Его пальцы скользят в мой лифчик и обводят сосок. Я думала, что это мучительно из-за ткани, но прикосновение его кожи к моей настоящий ад.

Я чувствую пульс его нервов — или моих — и это заставляет меня сконцентрироваться.

На сосновые запахи вокруг нас. На шорох в деревьях. На влажность в воздухе. На его явное удушающее присутствие.

Я крепко зажмуриваюсь, не желая ощущать то чувство, которое ползет у меня по спине.

Его прикосновение причиняет боль, но во мне мелькает что-то, что я не могу определить.

Никто никогда раньше так ко мне не прикасался, и я ненавижу, что Эйден Кинг первым вторгся в мое тело.

— Тебе нравится, что я твёрдый для тебя? — спрашивает он небрежным, почти веселым тоном.

— Конечно, нет. Ты в своём уме?

— Тогда почему ты не даешь мне то, что я хочу? Потому что чем больше ты будешь сопротивляться, тем тверже я буду становиться.

— Катись к черту, Эйден. — я смотрю ему прямо в глаза. — Я не позволю тебе сломать меня.

Ложная бравада.

Я боюсь этого монстра. После сегодняшнего, я, честно говоря, не знаю, как далеко он зайдет.

Однако после смерти моих родителей я поклялась никогда не извиняться за то, чего не делала.

Чертов Эйден Кинг не заставит меня вернуться к тому беспомощному ребенку, которым я была.

— Не вкладывай мне в голову никаких идей. — он проводит подушечкой большого пальца по моему соску. — Здесь и так полно фантазий о тебе.

Полно фантазий обо мне?

Эйден фантазирует обо мне?

— Ты собираешься рассказать мне, что тебя пугает, Холодное Сердце?

Это насмешка, его насмешливый способ поставить меня на место.

— Меня ничто не пугает.

— Я называю это брехней. Каждого что-то, пугает. — он звучит задумчиво. — Что пугает тебя?

Я поднимаю подбородок.

— Я же говорила. Ничего.

— Ты ужасная лгунья, но я продолжу играть в эту игру. Если ты мне не скажешь, я сам все выясню.

Его пальцы оставляют мой сосок, но прежде, чем я успеваю выдохнуть, он проводит рукой вниз по моему голому животу.

Я с хрипом втягиваю воздух от того, насколько нежными, почти успокаивающими являются его прикосновения. Это полная противоположность дьявольскому взгляду в его непроницаемых глазах. Его пальцы играют с поясом моей юбки.

— Ты девственница, Холодное Сердце?

Мой желудок сжимается от стольких чувств, за которыми я не могу угнаться. Я отвожу от него взгляд и смотрю на дерево так пристально, будто хочу, чтобы оно вспыхнуло и положило конец этому кошмару.

Меня наполняет не благоразумие. Это даже не стыд.

Этот мудак на самом деле пугает меня, и я ненавижу себя за это. Я также ненавижу покалывание, вспыхивающее внизу живота.

Что, во имя вечно любящего ада, они должны означать? Он нарушает мои границы, а я, черт возьми, вся дрожу?

— Нет? — в его голосе звучит почти неодобрение. — Кому ты ее отдала? Учителю биологии? Какому-нибудь неудачнику из твоей предыдущей государственной школы?

Я снова встречаюсь с его демоническими глазами.

— Это не твое дело.

— Тебе понравилось, когда он вошел в тебя? — продолжает он, словно не слышал, что я только что сказала. — Или тебе было больно? Держу пари, ты была слишком напряжена, да? Он разорвал тебя на одном дыхании или делал это медленно? Готов поспорить, этот жалкий ублюдок поклонялся тебе, как какой-нибудь Богине, не так ли? Но ты не Богиня, ты Холодное Сердце. Могу сказать, он не знал, что ты обладаешь ледяным сердцем, когда у вас была прелюдия и он доводил тебя до блаженства. Ты испачкала кровью весь его член или простыни? Он заставил тебя кончить или тебе пришлось сымитировать оргазма? Или, может...

— Заткнись!

Мое лицо горит от грубости его откровенных слов. У какого типа людей так много вопросов о том, как кто-то лишился девственности?

Хуже. Почему выражение его лица темнеет с каждым вопросом, как будто он... зол?

Рука Эйдена ныряет мне под юбку, и раздвигает мои бедра.

Я стону, мое сердце сжимается в чёрную дыру.

— Эйден, что ты делаешь?

— В последний раз повторяю, Кинг. — его лицо совершенно пустое, если не считать легкой ухмылки. — Ты сказала, что подашь на меня в суд за сексуальное домогательство.

— Ч-что...?

— Это твой счастливый день. Я делаю так, чтобы отчет стал реальностью.

— Ты... не можешь быть серьезным?

Мой голос срывается.

— Я когда-нибудь шутил с тобой, Холодное Сердце?

Я борюсь с ним, мое сердцебиение учащается с каждой секундой, когда я не могу сдвинуться с места.

— Эйден! Прекрати.

— Неправильное имя.

Он напевает, его палец дразнит подол моих шорт.

Мое горло сжимается сильнее, когда его пальцы проникают во внутреннюю часть моих бедер. Чем больше я пытаюсь сомкнуть ноги, тем сильнее он раздвигает мои бедра.

Мои стены рушатся, и я чувствую, как теряюсь и разбиваюсь на куски рядом с ним.

Втягивая воздух в легкие, я пытаюсь выровнять тон. Дядя Джексон всегда говорил мне, что лучший метод ведения переговоров, быть уверенной в себе. Даже если это всего лишь маска. Если я проявлю слабость, Эйден только набросится на нее, как акула на кровь.

Мой лучший выбор — оставаться спокойной, как бы ни было тяжело.

— Кинг! — выпаливаю я. — Теперь ты счастлив?

Он одобрительно улыбается.

— Не совсем, но ты учишься.

— И?

— И что?

— Я назвала тебя по твоей дурацкой фамилии, чего еще ты ждешь? Приветствие короля?

Он усмехается.

— Давай оставим это на другой день.

Как будто когда-нибудь наступит еще один день с этим ублюдком. Тем не менее, я улыбаюсь.

— Отлично. А теперь отвали.

— Знаешь... — он замолкает. — Ты действительно допускаешь глупые ходы.

— Что?

— Когда твой противник бросается в атаку, ты должна держаться низко, а не врезаться в него головой вперед. Ты единственная, кто страдает.

Что бы это, черт возьми, ни значило.

— Я был готов отпустить тебя, но ты разозлила меня, поэтому я передумал.

Я внимательно наблюдаю за его бесстрастным лицом. Если не считать легкого подергивания в его левом глазу, он кажется мне спокойным.

Совсем не разозленным.

Но опять же, что, черт возьми, я знаю о языке тела Эйдена? Он как крепость. Невозможно подняться, заглянуть через него или уничтожить.

— Тогда измени это, — бормочу я.

— Не так это работает.

— Отпусти меня, и я никому не скажу, — говорю я самым нейтральным тоном.

— Не скажешь?

Его пальцы рисуют маленькие круги внутри моих бедер, и я сжимаю кулаки от этого ощущения.

Я сдерживаю дискомфорт и долбаное покалывание.

— Да. Я только хочу закончить этот год в спокойствии.

— Почему ты думаешь, что я хочу, чтобы у тебя был хоть какой-то покой, Холодное Сердце? — он жестко сжимает меня между ног. — Ты была рождена, чтобы страдать.

Я вскрикиваю от этого назойливого жеста. Удар проносится прямо от того места, где он сжимает меня, по всему телу.

Эйден смотрит на меня своими садистскими глазами. Только теперь отблеск становится темнее. Туманнее. Сильнее.

Ему нравится оказывать на меня такое воздействие. Он получает от этого кайф.

Как наркоман, который не может насытиться, он, кажется, готов к большему.

Чем упорнее я отказываюсь, тем более радикальными становятся его методы.

Все началось с того, что он потребовал мой телефон, затем он захотел, чтобы я называла его по фамилии, а затем, чтобы я извинилась.

Всякий раз, когда я говорю «нет», его нападение становится безжалостным.