— Ты знаешь это по опыту?
Она резко кивает головой.
— Да.
Вздохнув, я секунду обдумываю свои слова, прежде чем произнести их.
— Я знаю, что у вас с Люцифером все получилось, но Эндрю и Люцифер – два очень разных человека.
Я не указываю на то, насколько разные мы с ней и наши ситуации, но чувствую, как это витает в воздухе между нами.
— Согласна, — признает она. — Мэтью и Эндрю – два очень разных человека, но они разделяют одну и ту же философию и фундаментальные убеждения. Они смотрят на мир очень... — Она умолкает, задумчиво нахмурив брови. — Для этого есть слово, но сейчас оно ускользает от меня. То, как они смотрят на мир…
— Радикально? — предлагаю я.
Она фыркает и прищуривается, глядя на меня, очевидно, не находя мое предложение смешным.
— Я больше думала об уникальности.
Я ухмыляюсь ей и говорю:
— Радикальная уникальность.
Она закатывает глаза, но улыбается.
— Хорошо, их взгляд на мир радикально уникален.
Она смотрит на меня, ожидая моего согласия или несогласия. Я слегка склоняю голову, а Лили продолжает улыбаться.
— До встречи с Мэтью я была слепой, но он открыл мне глаза, и теперь я вижу мир таким, какой он есть на самом деле. До него я была просто еще одной овцой…
— Овцой? — повторяю я. — Что ты имеешь в виду?
Вздохнув, она убирает с лица невидимые волосы, выглядя немного взволнованной.
— Как это сказать? Мэтью намного лучше объясняет это... — она смотрит на детей и понижает голос, как будто внезапно забеспокоившись о том, что они подслушают. — Эти люди жестокие и могущественные, и они видят мир таким, какой он есть на самом деле. Они видят всю эту хрень.
— Хорошо… — медленно говорю я, как бы понимая это, но не совсем. — Но что делает кого-то овцой?
— Овца – это человек, который считает, что законы и правила существуют для их защиты. Делают игровое поле более справедливым, когда в действительности они...
— Прости, Лили?
Мы обе удивленно оборачиваемся. В дверях стоит женщина средних лет, сжимая в руках небольшой сверток.
— Да, Мэри? — Лили улыбается женщине, нисколько не раздраженная тем, что ее прервали. На самом деле, она выглядит довольно счастливой.
— Маленький Дэвид готов ко сну. Я подумала, что ты захочешь пожелать ему спокойной ночи, прежде чем я его уложу.
— Конечно, — лучезарно смотрит Лили на женщину и тянет к ней руки.
Мэри отвечает на улыбку Лили и подходит, осторожно подавая сверток. Как только сверток благополучно оказывается в руках Лили, Мэри делает шаг назад и смотрит на меня. Я вежливо улыбаюсь ей, и мы оба обращаем внимание на Лили.
Лили улыбается и отодвигает уголок одеяльца, обнажая крошечную золотую головку.
Она воркует, ласково разговаривая со своим малышом, и, наблюдая за ней, я испытываю странную боль. Как будто во мне есть место, о котором я не подозревала, и которое было пустым.
— Я не знала, что у тебя есть малыш, — мягко говорю я.
Лили смотрит на меня и нежно кивает.
— Его зовут Дэвид.
— Сколько ему? — спрашиваю я, придвигаясь немного ближе, чтобы получше его рассмотреть.
— Три месяца, — отвечает она с гордой улыбкой. — Хочешь его подержать?
— Да, — довольно хмыкаю я. Я не держала малыша на руках с тех пор, как родилась Эбигейл, и мне внезапно стало этого не хватать.
Лили придвигается ко мне, и я протягиваю руки, готовая принять сверток. Лили осторожно кладет его мне на руки.
— Он заснул, — шепчет она.
Я смотрю на спящего ребенка на своих руках, и вид его красивого личика крадет у меня все дыхание.
Я теряю дар речи.
Рядом со мной тихо хихикает Лили.
— Он имеет тенденцию оказывать такое влияние на людей.
Я качаю головой, пытаясь ее прояснить, но все еще не могу отвести от него глаз.
— Он идеальный… — выдыхаю я, восхищаясь его ангельскими чертами. Он самый красивый, кого я когда-либо видела.
— Так и есть, — соглашается со мной веселый мужской голос, звучащий со стороны дверного проема.
Мне, наконец, удается оторвать взгляд от прекрасного лица Дэвида и взглянуть вверх, чтобы увидеть его взрослую версию, ухмыляющуюся мне.
Не знаю почему, но мне кажется, что меня только что поймали на том, чего я не должна была делать.
— Спасибо, что позволила мне подержать его, — мягко говорю я Лили.
Она кивает и улыбается, когда я осторожно возвращаю ей Дэвида.
Люцифер входит в комнату и подходит к дивану. Наклонившись через спинку, он быстро целует Лили в щеку, а затем смотрит на своего сына.
— Мэри как раз собиралась уложить его в постель, — тихо шепчет Лили.
Он улыбается и гладит сына по голове.
Когда они склоняются друг к другу, глядя на своего спящего ребенка, момент такой сладкий, такой нежный, что моя грудь сжимается, и я испытываю сбивающую меня с толку зависть.
Мне требуется секунда, чтобы понять, что я хочу того же, что есть у них.
Я хочу любви, и хочу нежности.
Как только осознание этого доходит до меня, я резко отворачиваюсь, чувствуя себя непрошеным гостем, подглядывающим за интимным моментом.
Сначала выпрямляется Люцифер, а затем Лили неохотно передает Дэвида Мэри.
— Сладких снов, малыш, — ласково шепчет она, когда Мэри снова заворачивает его и выносит из комнаты.
— Идем ужинать? — спрашивает Люцифер, когда Мэри уходит, и я, наконец, замечаю темную тень, скрывающуюся в дверном проеме.
Как долго он там стоит? Он был там все время?
Глаза Эндрю впились в меня темным пламенем.
— Я голоден, — усмехается он.
А у меня внезапно пропал аппетит.