С мешком на голове и кляпом во рту.
Это было слишком легко, но я не собираюсь жаловаться. Черт, у меня есть даже горячая гребаная цыпочка, сидящая рядом с нашим «грузом» на заднем сиденье, но будет досадно, если мне придется от нее избавиться.
Люцифер не любит проблем, когда дело касается работы. Он хочет, чтобы все было сделано чисто и аккуратно. А сейчас это большая проблема.
Мы должны были взять только Ивана с женой, а не его любовницу.
Забрать его игрушку для секса было необходимо, потому что он вывел девушку с собой через заднюю дверь. Если бы он не был таким гигантским идиотом, вытащив ее к машине, мы бы схватили только его, а девушку оставили.
Черт. Подобные вещи приводят только к осложнениям. Не люблю осложнений. Бл*ть, это должна была быть его глупая гребаная жена, а не эта… эта… чертовски сексуальная молодая девушка.
Тряхнув головой, я хмуро смотрю на двух человек, сидящих напротив меня в черном лимузине.
Повернув голову, говорю Питеру:
— Едем на склад, но добавим несколько минут к поездке. Мне нужно выяснить, что делать с нашей маленькой проблемой.
Питер кивает, и я поворачиваюсь, чтобы еще несколько минут понаблюдать за пленницей. Девушка сидит неподвижно, жесткая как доска. Каждый ее мускул выглядит напряженным, когда она поворачивает голову на малейший звук.
Бьюсь об заклад, она пытается справиться со своей ужасной ситуацией. Готов поспорить, девушка знает, что сейчас является сорняком, который нужно вырвать из сада.
Я ненавижу убивать женщин, от этого меня тошнит, но… Бл*ть. Глупый гребаный Иван обрекает ее на это.
Наклонившись вперед, я рычу:
— Ты придурок, Иван.
Сжав кулак, бью им по мешку, который скрывает это ублюдочное лицо. Я чувствую выпуклость его носа, прежде чем острая боль пронзает мою руку.
Крик боли из-под его кляпа немного громче моего рычания:
— Бл*ть!
Я разминаю кисть и слышу смешок с переднего сиденья. Я снова повредил свою гребаную руку. Эта проклятая рука не давала мне покоя весь год.
Питер говорит:
— Черт, ты снова облажался с рукой, Эндрю?
Не обращая на него внимания, тянусь вперед и срываю мешок с головы Ивана.
Хотя готов признать, в нем есть боевой дух. С окровавленным носом, со слезами, текущими по щекам, он все еще выглядит рассерженным. Если бы взгляды могли убивать, я был бы уже кастрирован.
Встряхнув рукой, потираю сустав, который пронзила острая боль. Я повредил чертову руку, когда заботился о Барте, и у меня действительно не было шанса дать ей зажить.
Слишком много людей оказалось втянутыми в водоворот гнева Люцифера. Это был год серы и огня.
Жаль, что Иван сейчас по другую сторону забора. Уверен, что он никогда не получал того лечения, которое получает сейчас. Ну вот, ударь его – и он выглядит как задница. Чувак теперь не будет таким красавчиком.
Его гребаный сломанный нос об этом позаботится.
— Ты стал проблемой, Иван. Обычно Люцифер занимается такими как ты лично... Но сейчас все происходит по-другому. Теперь, такими ублюдками как ты, занимается внутренний круг.
Он попытался что-то сказать через скотч, но это звучало как бульканье, чтобы можно было что-то понять.
Пожав плечами, я говорю:
— Не понял ни одного гребаного слова из того, что ты сейчас сказал. Я бы снял эту ленту с твоего рта, но тогда ты, вероятно, начнешь визжать, как шлюшка.
Оглядев девушку с ног до головы, я могу оценить по достоинству то, что мужчина видит в ней.
Ее ноги выглядят офигенно. Ее сажали в машину далеко не осторожно, поэтому ноги и слегка приоткрывшаяся промежность – чертовски жаркое зрелище.
Еще она выглядит слишком утонченно для такого человека, как Иван... Ее красота не искусственная, как у жены Ивана. Нет, этой девушки никогда не касался нож пластического хирурга.
Судя по тому, что я видел в ресторане… черт. Если бы она была моей, я бы никогда не выпустил ее из постели.
Он снова кричит на меня через полоску скотча, которой заклеен его рот, и могу сказать, что Ивану действительно не нравится, что я смотрю на его цыпочку.
К черту его.
Я перевожу на него взгляд, просто не в силах выносить весь этот шум, который он извергает, как гребаная недорезанная свинья.
Подавшись вперед, бью его кулаком в живот. Воздух резко вырывается из его носа, и он теряет ко мне все внимание.
Повернув голову к Питеру, говорю:
— Вези нас на склад. Посмотрим, что хочет сделать Люцифер. Нужно вытащить эту кучу дерьма из машины. От него несет кислой водкой и мочой.
Я ничего не вижу. Сколько бы я ни моргала, света нет. Не могу разобрать, что меня окружает. Только темнота.
Этот проклятый мешок на моей голове заставляет меня задыхаться.
Сначала, когда меня схватили и бросили в машину, я была на грани гипервентиляции, паникуя по поводу этой ситуации, но быстро взяла себя в руки. Все, что паника давала мне, это собственное горячее дыхание на лице и это был полный отстой.
Проблема. Они не сказали этого напрямую, но понимаю, что речь обо мне. Что бы они ни планировали, я не должна была участвовать в этом.
Где-то рядом со мной сидит мужчина, человек с очень низким, грохочущим голосом, который держит мою жизнь в своих руках.
Если бы я могла просить или умолять, то сделала бы это. Я бы встала на колени и пообещала что угодно. Но все, что могу сейчас сделать, это сидеть на месте и молиться, чтобы они решили, что я не являюсь для них угрозой. Я никому не скажу о том, что произошло.
Им нужен только Иван... и, черт возьми, они могут его получить. Что бы они ни планировали для него, он, вероятно, этого заслуживает.
Мой рот на замке.
Я знаю, что бесполезно что-то пытаться сделать с этим.
Видите ли, я уже усвоила урок, имея дело с такими людьми. Они делают то, что делают, и им это удается, потому что они не боятся властей. Они сами – власть в Гарден-Сити. Соблюдающие свои собственные правила и творящие свое собственное правосудие.
Полиция, судьи и все остальные у них в кармане.
Я усвоила это на собственном горьком опыте, когда пыталась добиться запретительного судебного приказа на Ивана. Мало того, что мое ходатайство было отклонено, так судья еще и прочитал мне лекцию о трате его времени и посоветовал помириться с Иваном. Он угрожал предать властям меня.
Рядом со мной булькает Иван, и я напрягаю слух, пытаясь понять его слова. Человек, который говорил раньше, теперь молчит. Он слишком тих.
Если бы я только могла говорить. Если бы я только могла сказать что-нибудь...
Я могу его чувствовать. Могу чувствовать, как он на меня смотрит. Все волоски на моем теле встают дыбом, указывая на это.
Я боюсь его, но что-то в этом страхе меня возбуждает.
Я чувствую себя испорченной.
Автомобиль замедляет ход и полностью останавливается. Двигатель выключается.
Черт, вот и все.
Дверь открывается, и я чувствую, как холодный воздух окутывает мои ноги. Иван рычит, и я чувствую борьбу рядом с собой.
— Бл*ть, он действительно воняет, — ворчит кто-то. — Двигайся, мудак.
Воздух рядом со мной движется, а затем раздается глухой удар. Тело упало на тротуар?
— Серьезно? Ты хочешь, чтобы я тащил тебя?
Слышна серия ворчаний и грубый звук волочения.
Я настолько сосредоточена на том, что происходит снаружи, что полностью забываю об опасности внутри.
Внезапно теплая рука опускается на мое голое бедро, и я делаю резкий вдох, напрягаясь.
Сильные пальцы сжимают мое бедро, впиваясь в плоть, но хватка не болезненная... Нет, в ней есть что-то странно собственническое.
Пальцы расслабляются, а затем тянутся вверх.
— Ты будешь хорошей девочкой, да? — спрашивает низкий голос.
На мгновение я так напугана, что ничего не делаю. Затем, быстро осознав свою ошибку, быстро киваю головой.
«Я буду хорошей девочкой. Я буду очень хорошей», — пытаюсь сказать ему мысленно.
Я сделаю все, чтобы вернуться домой к Эбигейл.
Его рука достигает вершины моего бедра, а затем возникает давление. О боже... Он хочет, чтобы я раскрылась для него?
— Если ты сделаешь все, что тебе говорят, — рычит он и нажимает сильнее, заставляя меня раздвинуть для него ноги. — Может, я смогу вытащить тебя из этого.
Может?! Он может вытащить меня из этого?
Я снова начинаю часто дышать, и мое собственное горячее дыхание наполняет мешок.
Его пальцы движутся, и я чувствую, как они касаются моих трусиков. Я замираю.
— Было бы так досадно… — бормочет он, а затем отдергивает руку.
Напряжение исчезает, и мои легкие втягивают столь необходимый воздух. Прежде чем я успеваю обдумать то, что он только что сказал или сделал, меня хватают за руку и вытаскивают из машины.
Спотыкаясь, я пытаюсь сориентироваться.
Меня окутывает прохладный воздух, и я начинаю дрожать. Пальцы, сжавшиеся на моей руке, тянут меня вперед.
Мои каблуки утопают в гравии, и я благодарна за твердую хватку, которая меня направляет. Мелкие камни заставляют меня немного скользить.
Несколько раз я чуть было не упала на задницу.
Через несколько минут мы заходим в здание, защищенное от пронизывающего ветра.
Больше не сосредотачивая все свое внимание на попытке предотвратить вывих лодыжки, понимаю, что разговор, звучавший ранее, только что резко оборвался.
Из-за меня?
Внезапно волосы у меня на затылке становятся дыбом, и моя грудь сжимается от паники.
Я их не вижу, но чувствую. Монстры в темноте...
Дверь за мной захлопывается, и я едва не выпрыгиваю из собственной кожи.
Пальцы на моей руке тянут меня вперед, а затем сжимаются по-настоящему, когда я не двигаюсь с места.
Я слишком напуган, чтобы двигаться.
Мои каблуки пытаются пронзить гладкий пол, в то время как в голове звенит тревожный звонок.
— Будь хорошей девочкой, — шипит глубокий голос, таща меня вперед.
Я быстро понимаю, что уже лажаю. Как, черт возьми, мне пережить это?
Пальцы на моей руке расслабляются, меня толкают назад, и я, спотыкаясь, приземляюсь на стул.