Темнота подобна пустоте. Если долго вглядываться в нее, начинает на самом деле казаться, что за ней ничего нет. И тогда испытываешь первобытный страх, который в последний раз ощущал в детстве, отказываясь спать с выключенным светом. И этот тоннель метро: неужели там есть кто-нибудь живой? Неужели, где-то, разрывая мглу, мчится поезд?
Стас панически боялся темноты. «А что если бы сейчас погасли все лампы, и станция погрузилась во мрак, - неожиданно пришло ему в голову. - Я бы, наверное, сразу умер от страха». И откуда она взялась, эта дурацкая мысль?
Стас поежился.
- Нам ведь часто приходят в голову странные мысли? - пробасил стоявший рядом старик в поношенной куртке. Стас оглянулся, но вопрос предназначался не ему. Тот же старик, но уже другим, на удивление писклявым голосом ответил:
- Часто-часто. Сдается нам, этот парень боится чего-то. Правда? Мы ведь людей насквозь видим.
«Сумасшедший!» - неожиданно понял Стас.
- А что если нам подойти и познакомиться? Мы ведь так одиноки. А он такой милый! - продолжал свой странный диалог старик. - Пойдем! Он не прогонит, он добрый.
Костлявые пальцы коснулись плеча юноши. Старик по-собачьи заглянул ему в глаза.
- Мы так одиноки, так одиноки, - пробасил он. - Поговори с нами! Мы много чего знаем! И смешного и грустного. Послушай!
Стас вздрогнул и инстинктивно оттолкнул навязчивого собеседника. Старик отошел к колонне и зарыдал, уткнувшись в ледяной мрамор. Стас почувствовал угрызения совести.
- Вам плохо? - спросил он.
- Никто не любит старого больного Андрея, - бормотал старик. - Сын не любит, потому что у Андрея больной мочевой пузырь, и от него плохо пахнет. А Андрей не виноват. Андрей весь больной. Андрей всю жизнь больной. Врач говорит: Андрей весь внутри гнилой. И как он живет такой гнилой? А он не хочет жить. Давно не хочет. Он все ждет, когда Бог его к себе заберет. Восемьдесят лет ждет. Даже Богу не нужен старый Андрей.
Стас подошел ближе, коснулся сухой, словно бумажной руки, усеянной неровными желтыми пятнами.
- Хорошо, - голос его дрожал, - давайте поговорим. Я Стас, мне шестнадцать лет. Я... я... - он не знал, что должен сказать.
Внезапно старик замолчал. Лицо его переменилось, губы вытянулись в тонкую жесткую линию. Маленькие острые глазки источали злобу.
- Прочь! Прочь! - закричал он, захлебываясь слюной. - К черту! Пошел к черту! Пошли все к черту! Сволочи! Идиоты!
Старик замахал руками и вбежал в вагон, подошедшего поезда. Створки дверей сомкнулись и темнота, подобная пустоте, поглотила состав.