Глава 5

Джастис

Шесть лет спустя

Я абсолютно сконцентрирован, целюсь точно, дыхание медленное и ровное.

Несмотря на окружающие звуки природы, на меня опускается тишина, палец выжидающе парит у спускового крючка, готовый к поворотному моменту.

— Запускаю!

По призыву Нокса нахожу глазами мишени, которые он выпускает, ствол ружья движется за каждой из них, и я делаю два последовательных выстрела. Глиняные мишени взрывается в воздухе, на глазах превращаясь в пыль.

— Неплохо, брат. — Брэкстен с силой хлопает меня по плечу, затем занимает позицию и прицеливается. — А теперь сиди и смотри, как это делает профи.

Я хмыкаю. Несмотря на его нахальство, нет ничего лучше, чем провести воскресный день с братьями на земле, которую мы называем домом, занимаясь тем, в чем разбираемся лучше всех, — стрельбой. И все это благодаря человеку, который нас вырастил. Человеку, которого мы всегда будем называть отцом.

Кровные узы или нет, но Тэтчер — семья. Так же, как мы — братья. Он научил нас, как стать самыми смертоносными снайперами в стране, дал нам дом, когда у нас его не было, и наставление, когда мы больше всего в нем нуждались. Я никого не уважаю больше, чем отца. Мы с братьями обязаны ему всем. После долгого месяца отсутствия на последнем задании, как же хорошо оказаться дома.

Брэкстен делает два выстрела, уничтожая цели так же быстро, как и я.

— Вот как это делается, мальчики!

Сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, словно чертова цыпочка, и хватаю почти допитое пиво.

— Еще будешь?

— Да, — отвечает он.

Поднимаю бутылку в сторону шагающего через поле Нокса. По его кивку направляюсь к дому, замечая припаркованный рядом с сараем старый фермерский грузовик, которого не было, когда мы приехали.

— Отец, ты там? — спрашиваю, входя внутрь.

Не получив ответа, иду на кухню и вижу, что здесь его тоже нет. В комнате все на своих местах, включая стоящую в углу винтовку. Он всегда следовал системе, так он знает, копался ли кто-нибудь в его вещах или нет. Особенно, это касалось оружия. Не надо шутить с его пушками, иначе Старик Крид взбесится.

Перед тем, как унаследовать ферму от своего отца, Тэтчер какое-то время провел в армии. Он известен как лучший снайпер в военной истории, и его по-прежнему просят время от времени проводить тренировки, поэтому мы с братьями так хороши в своем деле.

Я ухмыляюсь, вспоминая, как он впервые застал нас у себя в оружейной. Я думал, нам надерут задницы. К счастью, болтливый рот Брэкса избавил нас от слишком больших проблем, но нам все равно пришлось часами тренироваться в этих полях под обжигающим кожу солнцепеком, пока пот стекал по ноющим мышцам, в то время как Тэтчер с холодным пивом в руке ехал рядом с нами на чертовом тракторе. Это был последний раз, когда мы входили в эту комнату без разрешения. Тем не менее, наказание того стоило, потому что после этого он впервые показал нам, как стрелять.

Поворотный момент, который я никогда не забуду: «Знай своего врага, но, что более важно, знай себя и честь, которой ты обладаешь. Только тогда ты сможешь стать настоящим бойцом».

Мудрые слова, которыми мы с братьями продолжали жить с того дня.

Подходя к холодильнику, случайно сбиваю со стойки стопку писем. Нагнувшись, собираю разбросанные конверты и замираю, напрягаясь всем телом, при виде одной фотографии, лежащей на полу. На меня смотрит маленькая девочка, которая выглядит странно знакомой. Лицо, которое так похоже на мое.

«Какого черта?»

В животе зарождается подозрение, ладони покрываются холодным потом, когда я переворачиваю фотографию и читаю: Ханна Дж. Крид, пять лет. Смотрю на конверт, из которого выскользнуло фото, и земля разверзается подо ногами, угрожая поглотить меня целиком.

Райан Локвуд

1175 Хеберт Драйв

Голд-Крик, штат Алабама

Прочитав имя женщины, исчезнувшей из моей жизни, даже не попрощавшись, в венах бьется пульс и с грохотом отдается в ушах.

Теперь я знаю причину.

Испытывая головокружение, поднимаюсь на ноги и, глядя на фотографию маленькой девочки, пытаюсь осознать обман.

— Ублюдок! — от охватившей меня сильнейшей ярости, впечатываю кулак в стену. Сбитые костяшки пальцев никоим образом не притупляют разрывающую боль грудь. Я выбегаю из дома, с такой силой пиная входную дверь, что та, распахнувшись, слетает с петель и падает на крыльцо.

Когда я в ярости несусь по двору, ко мне слева устремляются Нокс и Брэкстен.

— Что происходит? — спрашивает Брэкстен.

Не замедляя шага, я молча мчусь к своему грузовику.

— Джастис, куда ты, черт возьми?

— В Алабаму, — наконец выдавливаю я, едва ли в силах произнести хоть слово из-за охватившего меня бешенства.

— Зачем ты туда едешь?

Снова проигнорировав вопрос, открываю дверцу и забираюсь внутрь, бросая конверт и фотографию на сиденье рядом. Красивая маленькая девочка пристально смотрит на меня, от нашего с ней сходства у меня вновь перехватывает дух.

Нокс с суровым и обеспокоенным выражением хватается за верх открытого окна.

— Джастис, приятель. Поговори с нами. Какого хрена происходит?

Я, наконец, встречаюсь с ним взглядом и открываю рот, чтобы заговорить, но понимаю, что не могу. Слова застревают в сдавленном горле.

— Где отец? — спрашивает Брэкстен.

Когда я думаю о единственном человеке, которому, как я думал, могу доверять больше, чем кому-либо, чувство, что меня предали, накрывает меня мощным и сильным потоком.

— Не знаю, и мне, бл*дь, все равно. — Я завожу грузовик, громкий рев двигателя прорезает воздух, и встречаюсь с обеспокоенными взглядами братьев. — Но когда увидите, передайте ему, что я ни за что бы не подумал, что он может оказаться предателем.

Прежде чем они успевают задать хоть еще один вопрос, включаю передачу и трогаюсь с места, поднимая за собой клубы пыли.

На протяжении длительного пути до Алабамы, телефон звонит не переставая, но я отказываюсь отвечать, не сомневаясь, что это Тэтчер.

У меня есть ребенок. Ребенок, в чьих жилах течет моя кровь, и все это чертово время отец знал об этом, даже помогал держать ее подальше от меня. Это знание приносит непостижимо глубокую боль.

Я часто бросаю взгляд на фотографию — при виде хорошенькой маленькой девочки в груди зарождается странное ощущение. В той частице меня, которую удалось затронуть лишь одной женщине.

Женщине, обманувшей меня, лишившей единственной родной плоти и крови, которая у меня есть на земле.

Сжимаю руль, внутри борются боль и ярость, и за несколько часов в дороге они только усиливаются. К моменту, как я спустя пару часов, добираюсь до нужного мне адреса, — маленького домика за городом, — едва могу сдерживать рвущуюся наружу злость. Изо всех сил стараясь ее подавить, вылезаю из грузовика.

Я поднимаюсь по ступенькам старого дома в викторианском стиле и с силой колочу в дверь кулаком. Весь мой гнев испаряется, когда через несколько секунд дверь открывается, являя мне лицо ангела.

Мою дочь.

Ее маленький ротик приоткрывается от удивления, в светло-карих глазах того же цвета, что и у матери, появляется узнавание.

— Это ты, — шепчет она.

Прежде чем успеваю понять, что она имеет в виду, с кухонным полотенцем в руке, вытирая стакан, выходит Райан.

— Ханна, детка. Что я тебе говорила насчет того, чтобы самой открывать дверь? Ты не можешь... — она резко останавливается, буквально вздрагивая, словно от удара.

После шести долгих лет мы стоим лицом к лицу, наши взгляды встречаются, и раскаяние, отражающееся в ее глазах, никак не помогает, чтобы облегчить предательство, разрывающее зияющую в груди рану.

— Райан, — приветствую ее жестким тоном. — Давно не виделись. Вижу, ты времени зря не теряла.