Сейдж
Горячая вода бьет по коже, я дышу паром, пока мысли о Холте атакуют мой мозг. «Слишком много, слишком быстро, — продолжаю напоминать себе. — Это должно было быть весело. Не серьезно». Для меня не редкость разговаривать с самой собой — это механизм преодоления, которому меня научил мой терапевт. Я сама себя тренирую, и это хорошо. Несмотря на все то, что говорю себе, чувствую я совершенно другое.
Выпивка с Холтом должна была быть просто выпивкой. Ничего больше, и уж точно не секс. Но каждый раз, когда вижу его, когда позволяю ему касаться себя, я углубляюсь в мысли, возможно, даже надежды о чем-то большем. «Проклятье», — ругаю саму себя.
Горячая вода помогает расслабиться моему уставшему телу, пока заканчиваю принимать душ и мыть волосы. Потом затыкаю водосток и наполняю ванну. Вода настолько горячая, что почти некомфортно. Почти. Скольжу в воду, кладу голову на край ванны, закрыв глаза, пытаюсь очистить разум. Однако мой мозг никогда не отдыхает. Никогда.
Вздох неудачи срывается с моих губ. Мои пальцы ног с ноготками красного цвета торчат из воды, и я замечаю, насколько уже сморщилась кожа. Выдернув затычку, поднимаюсь на ноги и заворачиваюсь в большое полотенце, а длинные волосы оборачиваю другим полотенцем. Намазываю себя лосьоном, надеваю пару комфортных хлопковых пижамных шорт и белый топ, затем просушиваю волосы.
Пока ставлю на плиту кипятиться чайник, осознаю, что я все еще одна в квартире. Эвелин должна была быть дома еще около часа назад. Вытаскиваю телефон из сумочки и отправляю ей короткое сообщение, чтобы проверить как она.
Когда достаю чайные пакетики и банку меда, трезвонит телефон. Эвелин работает допоздна, потому что берет сверхурочную работу. Она часто так делает, так как в больнице не хватает персонала.
Я беру чашку чая и иду в свою спальню. Прислонив подушки к изголовью, забираюсь в постель и беру книгу с прикроватного столика. Страница за страницей я растворяюсь в романтическом напряжении. Секс, любовь, таинственность: каждая страница — захватывающая история, и я не хочу останавливаться, однако на часах уже почти 23:30, а мне нужно рано вставать на работу.
Мои мысли мечутся между историей в книге, Холтом, Эвелин, работой, домом и моим отцом. Я тяжело вздыхаю, зная, что это будет та еще ночка, когда придется позвать своего старого друга «Амбиена». Ненавижу принимать снотворное, но, исходя из недавних событий, я не усну, если не выпью таблетки.
Я беру предписанное лекарство с ночного столика и достаю две таблетки, проглатываю и запиваю их уже остывшим чаем. Затем выключаю прикроватную лампу и сворачиваюсь под одеялом. Спустя некоторое время я чувствую, что начинаю проваливаться в сон, и тихо шепчу мольбы об освобождении.
Когда накачана препаратами, я редко вижу сны, но если и вижу, то они намного красочнее. Я могу описать каждую деталь, включая цвет, запах и даже прикосновение. Это как если бы мои сны были реальностью. Клянусь, что ощущаю, словно я заключена в объятия Холта. Я могу чувствовать его запах и легкую щетину на подбородке у своей щеки. Он нежно касается губами моего лба и призывает меня спать. Мне нравится, когда мои сны о Холте.
Через мгновение Холт исчезает, и появляется ферма. Вокруг витают запахи свежескошенной травы и влажного вечернего воздуха. Дядя Брент щиплет меня за бок и называет Поросенком, а я в гневе ухожу от него.
Мой сон, который в итоге превращается в кошмар, всегда начинается одинаково — с этой сцены. Я лежу на траве, уставившись в небо. Вижу Большую Медведицу и недолго радуюсь этому. Хорошие воспоминания. Но на смену хорошим всегда приходят плохие. Запах травы превращается в запах пороха. Это отчетливый запах — резкий и наполненный серой. Виды светло-зеленой травы меняются на лужу крови.
Во снах я всегда слышу свой крик. Он резкий и пронзительный, и я никогда не забуду, как долго я кричала, пока не подступила тошнота, и в этот момент я обычно всегда просыпаюсь. Только не в этот раз, в этом сне со мной нет Брента, когда я нахожу отца.
Я отшвыриваю ружье и ложусь прямо на него. Неважно, что половина его головы отстрелена. Я цепляюсь за него, как и раньше, когда он пытался уйти на работу. Я была маленькой и оборачивала свои худые ручки вокруг него, смеясь, когда он пытался освободиться от меня. Но сейчас мне не смешно, я реву. Я скручиваю его рубашку между пальцами и кричу ему, чтобы он остался.
Мои волосы испачканы его кровью. Я надеюсь, что если закричать достаточно громко, то он сядет и посмеется надо мной, рассказывая, как он разыграл меня. Но я знаю, что это не розыгрыш, потому что его кровь теплая и настоящая, не искусственная. Запах пороха витает в воздухе, и я, наконец, перестаю кричать, когда чувствую сильные руки, крепко обнимающие меня.
— Сейдж! — слышу чей-то обеспокоенный голос. Вдруг меня отрывают от отца, и я возвращаюсь в реальность. — О Боже, проснись! — Чьи-то руки обхватывают мою голову и притягивают к голосу. — Сейдж!
— Эвелин, — бормочу я. Она всегда приходит мне на помощь. Она вытаскивает меня из самых темных уголков моего разума и говорит со мной. — Эв, — бубню я сквозь слезы, ощущая, что прихожу в себя.
— Нет, это я, — говорит он, его голос дрожит. Холт.
Внезапно моя дверь открывается и отскакивает от стены позади нее. Огромный светильник над головой включается, и я слышу голос Эвелин.
— Сейдж! — кричит она, подбегая к кровати. Чувствую, как матрас прогибается, только я все еще нахожусь в чьих-то объятиях. — Холт здесь, — говорит она, убирая мои волосы с лица. — Открой глаза.
Выбираюсь из рук Холта и отползаю от него в смущении, не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
— Сейдж, ты в порядке? — спрашивает он, и я слезаю с кровати на шатких ногах.
— Присядь, — просит Эвелин, схватив меня за запястье.
Я выдергиваю руку и несусь в ванную.
— Я в порядке. Вы двое можете уйти, — рявкаю я, а затем захлопываю дверь ванной. Поворачиваю кран и позволяю холодной воде литься, затем наклоняюсь и зачерпываю немного, чтобы выпить. Завязываю непокорные волосы в неуклюжий пучок на голове и сажусь на холодный пол, прижавшись спиной к шкафчикам под раковиной. Слышу шепот Эвелин за дверью — я знаю, что она говорит с Холтом.
— Уходите! — кричу я им через дверь. Шепот прекращается, а затем я слышу тяжелые шаги. Дверь моей спальни закрывается, а потом раздается легкий стук в дверь ванной.
— Сейдж, открой дверь.
Это Эвелин.
Я вытираю слезы под глазами и вздыхаю.
— Я в порядке.
Ее голос низкий и сердитый.
— Открой эту чертову дверь, или я выломаю ее и заставлю тебя платить за замену двери.
Я не колеблюсь, быстро придвигаюсь и отпираю замок на двери, потому что она говорит серьезно. Когда дверь открывается, Эвелин стоит в штанах для йоги и футболке, держа в руках мою баночку «Амбиена».
— Когда ты начала их принимать? — спрашивает она, ее глаза полны гнева.
Я пожимаю плечами.
— Они у меня давно. Ненавижу их принимать, и обычно не принимаю, но я просто хотела уснуть сегодня.
Выражение ее лица суровое.
— Сколько ты выпила?
— Две? — вслух думаю я…
Она прищуривается.
— Здесь написано, что нужна всего одна. Ты понимаешь, что случается, если ты не следуешь инструкции, Сейдж?
Я пытаюсь не закатить глаза.
— Эвелин, это снотворное. Я приняла две, а не восемь. Я хочу, черт возьми, просто проспать всю ночь. Без снов. Я хочу проснуться отдохнувшей хотя бы в одно утро, — кричу на нее.
Она прерывает меня и бросает в меня баночку. Та отскакивает от моих скрещенных ног, и таблетки разлетаются по всему полу.
— Терапия, Сейдж. Тебе нужно с кем-то поговорить, а не накачивать себя лекарствами. Я люблю тебя больше, чем свою собственную семью, но твои кошмары продолжаются уже слишком долго. — Она складывает руки на груди. — Я тоже устала, — признается она, ее голос ломается.
Чувство вины накрывает меня, когда я вижу, как моя жизнь влияет на нее. Эвелин всегда была той, кто собирает кусочки разбитой Сейдж.
— Мне жаль, — пытаюсь сказать, прежде чем прольются слезы.
— Я так переживала за тебя, — признается она, присаживаясь на колени рядом со мной. Я киваю и пытаюсь проглотить огромный ком в горле. — Как и он. — Она берет мою руку и держит в своих ладонях.
— Почему он здесь? — Я смущена тем, что Холт видел меня такой.
— Он стоял у двери, когда я пришла домой с работы, и выглядел печальным. Он сказал мне, что подвез тебя ранее, и ты выглядела не очень хорошо. Он сказал, что пытался звонить, и, судя по восьмидесяти семи пропущенным звонкам на твоем мобильном, он не врал. Я впустила его. Мы оба проверили тебя, ты спала. И он сказал, что останется. Как бы сильно контролирующие парни не раздражали меня, я не смогла отказать ему, — посмеивается она.
Я обхватываю голову ладонями. Я унижена.
— До этого он не видел ни одного из моих кошмаров.
— Ты напугала его, — признается она. — Может, теперь ты всерьез задумаешься над терапией, про которую я тебе постоянно говорю. — Эвелин вскидывает брови.
— Я ходила к терапевту, — спорю я. — Вот откуда у меня «Амбиен».
Она громко вздыхает.
— Сейдж. Ты в Чикаго уже почти три месяца. Тебе нужен врач здесь.
Не могу больше спорить с ней, потому что она права. Она всегда права.
— И тебе нужна вода. До хрена воды. Нам нужно вывести «Амбиен» из тебя. Во сколько ты приняла его?
— В одиннадцать тридцать.
— Черт, — говорит она. — Ты будешь хреново чувствовать себя завтра.
Я понимающе качаю головой.
— Я собираюсь пойти и прилечь.
Поднимаюсь с пола, и Эвелин встает вместе со мной. Она наполняет стакан водой из-под крана в ванной и протягивает мне. Я глубоко вздыхаю и опустошаю весь стакан. Она забирает поставленный мною стакан и наполняет его еще раз, затем ведет меня к кровати и располагает стакан на прикроватном столике.
— Тебе нужно поговорить с ним, — говорит она с сочувствующим видом. — Если Холт тебе небезразличен, он заслуживает знать, что происходит с тобой. Не отталкивай его.