Мой отец никогда не вылезал из костюмов и галстуков. Никогда. Он был очень строгим. Мне нужно раскрепоститься, если я хочу, чтобы дети не смотрели на меня как на надзирателя.

Поскольку здесь теперь живет моя семья, полагаю, мне придется бывать дома чаще, чем обычно. С тех пор, как поселился в этом доме, я использовал его как место, где можно было приклонить голову, но ограничивался лишь этим большую часть времени.

Роза, домработница и повар разговаривает с Лилит. Кухню наполняют, идущие от плиты, восхитительные запахи.

Подойдя к Лилит, обнимаю ее за талию. Она напрягается, когда я провожу носом по ее шее. Оставив на ее коже легкий поцелуй, говорю:

— Иди, прими душ и подготовься к ужину.

Вырвавшись из моих рук, она смотрит на меня широко раскрытыми глазами:

— Что?

— Ты должна принять душ и переодеться к ужину.

— Что ты имеешь в виду?

— Какую часть из того, что я сказал, ты не понимаешь? — спрашиваю ее. Я в замешательстве. Как можно не понимать столь очевидные вещи?

— Что не так с тем, что на мне надето? И почему ты говоришь мне что делать?

— Ты должна быть переодета к ужину. Спортивные штаны и бесформенные футболки – одежда не для ужина.

Взяв ее за руку, вытаскиваю ее через кухонную дверь в холл и тащу через весь дом в нашу спальню.

Этот акт неповиновения не пройдет.

Войдя в спальню, отпускаю ее руку и, указывая на коробки, говорю:

— Так не годится. Завтра распакуй свои вещи. Также достань из коробок детскую одежду – я хочу, чтобы ее постирали. Перед отъездом скажи Розе, что у тебя серьезные проблемы со стиркой, и она все сделает. Я хочу, чтобы в ближайшие три дня коробки опустели. Все, на чем будет изображен Маршалл или то, что ему принадлежало, будет уничтожено или возвращено. Решишь сама, что делать с этими предметами.

Затем указываю ей на душ.

— К ужину ты должна выглядеть презентабельно. Я не прошу тебя одеваться официально, но то, что ты надеваешь утром, неприемлемо. Особенно это.

Смотря в ее изумрудные глаза, вижу, что они горят. Лилит выглядит такой сердитой, что я могу сказать, она едва сдерживает свой гнев.

— Ты невероятно прекрасна. Когда я возвращаюсь домой, то хочу видеть эту красоту, а не какие-то неряшливые треники.

Выйдя из комнаты, спускаюсь вниз по лестнице, чтобы найти детей. Хорошей идеей было бы иметь в доме няню. Кого-то, кто может гарантировать, что они не разрушат весь этот дом.

Ужин – это тихое мероприятие только для нас четверых, пока Эвелин не решает, что нам нужно поговорить. Она начинает задавать все вопросы, которые приходят в ее маленькую головку, начиная с того, почему нам нравится стручковая фасоль, и заканчивая тем, почему в ее классе стульев больше, чем парт. Я не знал, что ребенок может задавать столько вопросов, запихивая при этом еду в рот так часто, что становится похожим на бурундука.

Адам продолжает смотреть на меня с любопытством, но держит себя в руках, пока ест. Его единственный вопрос был: «Буду ли я ходить в ту же школу?»

Одновременно мы с Лилит отвечаем по-разному: «Возможно» и «Да».

Глядя на нее, я говорю:

— Возможно. Это будет зависеть от оценок в табеле.

— Нет, дети останутся в своих школах. Они к ним привыкли и у них там есть друзья.

Нахмурившись, я смотрю на Адама.

— Чего хочешь ты?

— Я хочу остаться.

— Мы обсудим это завтра.

Глядя на меня с гневом, который не покидал ее глаз с тех пор, как я послал ее привести себя в порядок, Лилит говорит:

— Мы обсудим это сегодня.

Кивая головой, я говорю:

— Помимо всего прочего.