В животе оседает тяжесть.

— Ты с ума сошел. Я не могу приехать в Нью-Мексико.

— Почему нет? Дай угадаю. Ты возвращаешься на работу, верно? Люди в больнице нуждаются в тебе?

Я уже собиралась подтвердить это, но теперь засасываю нижнюю губу в рот. В основном, чтобы не ругаться очень громко.

— Ты предпочтешь работу своей сестре? Когда ты ей нужна? Опять?

Теперь в голосе Ребела звучит насмешка. Я сильный человек, но мне нужно больше сил для того, чтобы удержаться от крика в трубку.

— Ты же знаешь, что она сказала тебе неправду. Ты же знаешь, что я никогда не делала этого выбора. Алексис не дала мне такой возможности.

— Да, да, я знаю. Но все же... сейчас у тебя есть такая возможность. Она нуждается в тебе. Она слишком горда и слишком унижена, чтобы сказать тебе это, поэтому я говорю тебе. Ты. Должна. Приехать.

Линия обрывается. Я опускаю трубку, чтобы убедиться, что мои уши не обманывают меня, и один взгляд на экран подтверждает, что он только что повесил трубку. Он просто повесил трубку.

Что за...

— Судя по выражению твоего лица, кто-то только что вывел тебя из себя. И на этот раз это был не я. Я только что приехал.

У меня перехватывает дыхание. Этот голос. Его голос. Как, черт возьми, он нашел меня? Я медленно поднимаю голову, и вот он стоит передо мной, засунув руки в карманы, и смотрит... смотрит совершенно безразлично.

— Я думал, что ты позвонишь, — просто говорит он.

— Да. Я знаю. Поэтому и не позвонила. Отсюда и записка. Не хочу видеть тебя сейчас.

Может быть, и говорю ему, что не хочу его видеть, но лгу при этом. Когда я далеко от него, иногда думаю, что это может быть к лучшему. Мои мысли в квартире Пиппы всего пять минут назад тому подтверждение. И все же, когда Зет прямо передо мной, не хочу, чтобы он был где-то еще. Не потому, что этот мужчина мне нужен. Не потому, что он заставляет меня чувствовать себя в безопасности, или что нуждаюсь в его защите. Я сильная и способная, и если бы действительно чувствовала необходимость, просто пошла в полицию. Я хочу, чтобы он был рядом, потому что каждый раз, когда смотрю на этого ублюдка, чувствую, как его руки обнимают меня, а подбородок покоится на моей макушке. Ощущаю, как медленно поднимается и опускается его грудь, когда он дышит, крепко прижимая меня к себе. Я изо всех сил старалась не думать об этом, но все изменилось, когда Зет удерживал меня у Хулио.

Меня тянуло к нему из-за секса. Меня тянуло к нему из-за силы, которую он излучает. Черт возьми, меня всегда тянуло к нему за его высокомерие и абсолютную дерзость, что очень привлекательно. Хотя в глубине души я знаю, что легко могла бы уйти от всего этого. Это было бы отстойно, но могла бы это сделать. Но более слабая сторона этого человека, который кажется таким несокрушимым, является причиной того, что я чувствовала себя разрушенной, падающей, скользящей вниз по какому-то пугающему, безымянному склону. И да, я абсолютная трусиха, потому что у этого склона есть имя; просто слишком напугана, чтобы признать свое поражение. Если бы это было более легкое падение, я чувствовала бы себя так, будто плыву плавно, чудесно, пьяно через все это, как большинство других людей, и я думала, что могла бы получить мягкое погружение на дно, тогда бы меньше волновалась. Но этот вид падения включает в себя удары и царапины, и также раны, слишком глубокие, чтобы их понять. И если быть честной с самой собой, скорее всего, с поврежденным, если не совсем разбитым сердцем. 

Бл**********дь.

Он бросает на меня суровый взгляд, но теперь я его знаю. По легкому блеску в его глазах понимаю, что он не уверен на сто процентов, что должен быть здесь.

— Да. Об этом, — рычит он. — Мы с тобой поговорим.

— О, неужели?

 Мне хочется швырнуть в него свой чертов телефон. Знаю, что он видит, как формируется мысль, потому что он с интересом смотрит на телефон, который все еще сжимаю. Как будто ждет, что я действительно сделаю это — он просто ждет, когда устройство полетит в его голову, — и ему любопытно, как все закончится.

— Не возражаешь, если я присяду?

Поднимаю воротник куртки, ерзая по скамейке, прижимаясь всем телом к дальнему концу.

— Я не думаю, что ты уйдешь, если скажу «нет», не так ли?

Зет ухмыляется при этом; садится рядом со мно намного ближе, чем я надеялась, учитывая все пространство, которое только что освободила для него.

— Если ты хочешь, чтобы я ушел, Слоан, то уйду. Я не жуткий преследователь. И у меня есть гордость. Есть много вещей, которые мог бы делать сейчас вместо того, чтобы пытаться помириться с тобой.

Да, конечно. У Зета наверняка полно других женщин, которыми он «мог бы заняться прямо сейчас». Меня тошнит от одной мысли об этом.

— Тогда мне не хотелось бы отрывать тебя от них.

— Значит, ты хочешь, чтобы я ушел?

Он наклоняется ко мне, его плечо опускается так, что тело прижимается ко мне. Чувствую его тепло сквозь свою куртку; от его близости мои ладони покалывает от предвкушения. Я хочу дотронуться до него. Хочу чувствовать давление его кожи под моей, но после того, что случилось, когда мы занимались сексом, — он сказал мне не прикасаться — не хочу проходить через это снова. Было больнее, чем мне хотелось бы признать. Я крепче сжимаю телефон в руках.

— Слоан? Все, что тебе нужно сделать, это сказать слово.

 Его голос всегда был низким, но сейчас он опускается до такой октавы, которую я никогда раньше не слышала. Это почти расплавляет мои кости. Он говорит медленно, и я вижу, что Зет действительно имеет в виду — его глаза немигающие, сосредоточенные исключительно на мне, и в них есть напряжение, которое посылает дрожь по всему моему телу.

— Я ... я не ... — как мне это сделать? Как я могу ему сказать? Даже мысль о том, чтобы сделать себя такой уязвимой, заставляет мое сердце колотиться в груди.

— Это просто слова, Слоан. Они никогда никого не убивали. Это действия, которые несут полную ответственность за это. И сейчас мы просто разговариваем.

Боже. Неужели все так просто? С ним? Я делаю глубокий вдох.

— Ладно, хорошо. Я не хочу, чтобы ты уходил, — продолжаю я, прежде чем он успевает открыть рот, чтобы ответить. — Но не мог бы ты, пожалуйста, не быть невыносимо самодовольным мудаком по этому поводу? У меня и так было очень хр*новое утро. Мне это не нужно помимо всего.

К его чести, Зет и глазом не моргнул.

— Я отказываюсь от попыток раскусить тебя, — объявляет он. Это заявление выбивает меня из колеи. Я ожидала чего-то язвительного или властного, а не признания своего поражения. И он пытался раскусить меня? Я думала, что все было совсем наоборот.

— Слишком сложно для тебя, правда?

Я стараюсь сохранять спокойствие, но то, как он смотрит на меня, прямо в меня, заставляет покрыться холодным потом. Зет приподнимает плечо, все еще глядя на меня своими глубокими карими глазами. Они созданы для того, чтобы на неопределенное время удерживать человека в ловушке своей жестокостью, и своей жестокой правдой.

— В значительной степени, — говорит он. — Я все время думаю, что уже все понял, думаю, что могу предвидеть, что будет дальше с тобой, но потом ты доказываешь, что я ошибаюсь. Хотя почти никогда не ошибаюсь в людях.

— Тебя это не раздражает?

— Ты боишься, что наскучишь мне, — просто говорит он.

Как будто он проникает в мой разум и вырывает самый иррациональный, но самый настоящий страх, который там обитает. А потом он просто говорит это, как будто то, что он выложил, так очевидно и не делает меня невероятно уязвимой.

— Нет! Нет, я не ...

— Ложь не является частью нашего разговора, Слоан. Она больше никогда не будет участвовать в наших разговорах. Ты поняла?

Зет задает вопрос не так, чтобы я испугалась. Он спрашивает прямо. Спрашивает меня так, как будто это искренний вопрос, и ему нужно, чтобы я согласилась с ним. Любое притворство, которое могло бы быть между нами, рассеивается, как дым.

— Хорошо. Отлично. Так значит все, да? Это та часть, где мы выкладываем наши карты на стол?

Зет пожимает плечами.

— Только если ты поймешь. Только если ты перестанешь притворяться и будешь, честна со мной.

Я позволяю себе осознать это. Это не вызов, как многое из наших взаимодействий. На самом деле, почти все. Нет, это... это что—то совсем другое. Это либо начало, либо конец. Я не совсем уверена, что это. Но думаю, что скоро выясню.

—Хорошо. Я обещаю. Обещаю, что никогда больше не буду лгать тебе.

Зет кивает, по—прежнему не улыбаясь, по-прежнему не выказывая своего обычного высокомерия.

 — Отлично. Тогда признай это. Ты боишься, что наскучишь мне.

Я задерживаю дыхание. Балансирую на грани; мне кажется, что это какая-то ловушка, и думаю, что в некотором смысле это так. Дать ему такую информацию — все равно, что дать ему преимущество. Ну и х*р с ним. Я так устала ходить вокруг да около, не зная, что, черт возьми, происходит. Это все в прошлом.

—Да, — мой голос не дрожит. — Я боюсь, что наскучу тебе. До того, как ты привез Лейси в больницу, ты явно жил совсем не той жизнью, которую вел последние недели. Как скоро тебе станет недостаточно тр*хать одну цыпочку? Каждый раз, когда я вижу тебя — неожиданность. Я думаю, что однажды ты просто перестанешь приходить. Это будет, когда тебе надоест. Предполагаю, что это скоро произойдет.

Зет наблюдает за мной, пока я говорю. Он не реагирует. Не двигается ни на дюйм. Когда заканчиваю, он садится прямо и отворачивается от меня, глядя на парк перед нами. В наступившей тишине я чувствую, что меня тошнит.

— Я никогда не искал долго и счастливо, Слоан. Всегда хотел взаимоотношений без обязательств. И я испытываю искушение уйти от этой ситуации примерно пятьдесят раз в день, потому что ты нечто большее. Т слишком много.

У меня такое чувство, будто сердце, разрывается в груди. Слишком много? Я чувствую себя совершенно нелепо, когда мое дыхание издает громкий сдавленный звук в моем горле. Я всегда это знала, но слышать, как он это говорит? Такое чувство, что не могу дышать.