Слоан
— Если у тебя болит голова, не засыпай. Тебе нужно как можно скорее сообщить кому-нибудь об этом, как только...
— Серьезно? Олли, я чертов доктор.
Оливер перестает обрабатывать множество крошечных порезов на моем лице, останавливаясь, чтобы бросить на меня недовольный взгляд.
— О, так это ты, да? Забавно. Давно тебя здесь не видел. Подумал, что, ты бросила все это и присоединилась к цирку или что-то в этом роде.
Я пытаюсь улыбнуться, но мое лицо болит.
— Ты бы не присоединился? Хороший график, вкусная еда.
— Да. Держу пари.
Он бросает тампон в мусорное ведро и скрещивает руки на груди. Сижу на каталке в отделении скорой помощи и вдруг понимаю, как неприятно, когда над тобой нависает суровый доктор. Но я никогда не бываю такой мрачной. По крайней мере, надеюсь, на это.
— Ты собираешься рассказать мне, где была, Слоан? — спрашивает Оливер.
Я съеживаюсь.
— Гавайи?
— Хорошо, прекрасно. Ты была на Гавайях.
Он снимает резиновые перчатки и бросает их в мусорное ведро. Поворачивается, чтобы уйти.
— Оливер, подожди. Что, черт возьми, с тобой происходит?
Он оборачивается, его кроссовки скрипят по линолеуму. Я ловлю себя на том, что отстраняюсь от него, когда вижу его сдвинутые брови и твердый подбородок.
— Помнишь парня, которого мы лечили от фотодерматита (прим. пер.: Фотодерматит — аллергия на солнце, солнечная крапивница, фотодерматоз) в прошлом году?
— Ребенок, у которого была аллергия на дневной свет?
— Да, он. Ты сейчас похожа на него. Ты не загорала на пляже на Гавайях, Слоан. Ты выглядишь так, словно не покидала Сиэтл последние десять лет.
— Ну, ты ошибаешься. Я уезжала из Сиэтла.
— Но не в отпуск, правда?
Я прикусываю губу. Не ожидала от Оливера допроса с пристрастием. Он мой друг, хороший друг, если быть честной, но никогда не думала, что он будет так беспокоиться о том, что я делаю в свободное время.
— Ну, и что, Ол? Это важно?
Он наклоняется, опираясь руками на колени и опускаясь так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
— Да, это важно, Слоан. Это важно, когда я получаю от тебя панический телефонный звонок, а потом узнаю, что тебя привезли в больницу на гр*баной машине скорой помощи. Это важно, когда вижу листовку с изображением парня, чертовски опасного парня, прикрепленную к доске объявлений в раздевалке, и узнаю его, Слоан. Узнаю в нем человека, с которым ты разговаривала в коридоре. Это важно, когда Монтерелло, парня, которого подстрелили и привезли в реанимацию, захочет убить парень, о котором нас предупреждали копы, тот самый парень, с которым ты разговаривала, а затем и убьет его в ту же ночь. Важно, когда ты неожиданно исчезаешь с работы, не сказав никому, куда едешь, когда ты не отвечаешь на звонки и письма и не позволяешь всем, кто заботится о тебе, знать, что ты в безопасности. И это особенно важно, когда ты потом лжешь мне.
Бл*дь. Монтерелло убили? И Оливер узнал Зета. Эта дурацкая листовка, которую принесли копы... Оливер не разглядел его как следует, когда он отвел нас в сторону, но я не учла возможность того, что фотография Зета может быть прикреплена к чертовой доске объявлений. Не учла, что Оливер увидит его позже, когда пройдет мимо меня и Зета в коридоре, и узнает его. Молчу. Я слишком занята, пытаясь придумать способ выбраться из этой ситуации, не компрометируя себя или Зета.
Оливер выпрямляется.
— Ты не собираешься отрицать, что знаешь этого парня? — спрашивает он.
— Нет. Я знаю его. И я знаю, что он не убивал Арчи Монтерелло.
— Как ты можешь быть уверена?
— Потому что он уехал из города сразу после того, как поговорил со мной. Я видела, как он уезжает.
— О, точно. Итак, ты видела, как он уезжает. И он не мог припарковаться где-нибудь, пойти съесть вкусный стейк на ужин, а потом вернуться и перерезать горло одному из наших пациентов?
— Кто-то перерезал ему горло?
Тело Оливера напрягается, руки снова скрещены на груди.
— На гр*баном потолке была артериальная кровь, Слоан.
Мой желудок скручивает. Мы много чего видим в больнице, но я никогда не видела, человека с перерезанным горлом. Выстрелы и ножевые ранения, да, но не перерезанное горло.
— Он этого не делал, Оливер. Поверь мне.
Оливер смеется.
— Я верю тебе. Но не верю, что ты понимаешь, во что ввязалась. Ты не можешь знать этого парня как следует, Слоан. Полиция объявила его в розыск. Нам сказали, что он сидел в тюрьме за убийство парня, и знаешь что? Его горло тоже было перерезано. Разве это не беспокоит тебя?
Так вот почему Зет оказался в тюрьме. Он убил человека? И точно так же был убит Монтерелло. Я знаю, что он убил Фрэнки. Моя голова чувствуется переполненной, плотно набитой изнутри, как огромное, живое давление пытающееся вырваться наружу.
— Я могу уйти? — спрашиваю я.
Оливер глубоко вздыхает.
— Ты должна остаться на ночь, но я знаю, что ты этого не сделаешь.
— Нет, я не останусь.
— Тогда, пожалуйста, возвращайся ко мне домой. Ты можешь лечь в моей комнате, я лягу на диване. По крайней мере, я смогу проверить тебя, когда закончится моя смена.
Я встаю на ноги, пытаясь придать им немного силы, так как они угрожают сломаться под моим весом. У меня кружится голова, и мое сильно ушибленное плечо пульсирует, как с*ка.
— Со мной все будет в порядке. Мне ничего не угрожает, Оливер.
Он качает головой, разочарованно потирая рукой подбородок.
— Скорее всего, угрожает, Ромера. Ты просто не можешь этого признать.
Мой телефон начинает звонить; он звонил, по крайней мере, восемь раз по дороге сюда, но врачи скорой помощи не позволяли мне ответить, пока не закончили обследовать меня. Я беру свою сумочку, как будто обстрелянную из винтовки, крошечными квадратными кубиками лобового стекла, которые оказались внутри. Мой телефон, похоже, пережил аварию без повреждений. Я надеялась, что это Зет, но на экране буква «М» вместо «З».
— Я должна ответить, Ол.
Оливер закатывает глаза и вздыхает.
— Просто... в тот момент, когда ты поймешь, что у тебя не все в порядке с головой, приходи ко мне, хорошо? Не затягивай с этим.
Он бросает на меня последний несчастный взгляд, поворачивается и уходит.
Не теряя времени, я нажимаю «Ответить».
— Алло?
— Где ты?
Это Майкл. В его голосе слышится облегчение, но я замечаю резкий тон, и снова начинается паника.
— Что происходит, Майкл? Кто-то только что пытался столкнуть меня с дороги. Я чуть не умерла!
На мгновение в трубке воцаряется тишина, как будто человек на другом конце провода не ожидал этой информации, и все усложняется.
— Ты в порядке? — наконец спрашивает он.
— Да, в порядке. Я в порядке. От Зета не было новостей, поэтому я поехала в больницу. И моя машина не подлежит восстановлению. Где, черт возьми, твой работодатель?
— Он ранен. Ему нужен был врач. Я пытался дозвониться до тебя, но никто не ответил.
Такое ощущение, что мое сердце замерло в груди.
— Что значит ранен?
— Это значит, что его ударили ножом в живот. Где ты?
Меня охватывает чувство, которого никогда раньше не испытывала. Я испытывала нечто подобное в тот день, когда пропала Лекси, но это было не так интенсивно, как сейчас. Паника, смешанная с резко оседающим, тошнотворным, парализующим ощущением, охватывающим мои чувства. Зет ранен. Он... его ударили ножом? Боже мой. Вот почему он не пришел за мной? Насколько все плохо? Где он? У меня нет времени задавать вопросы. Я не могу. Мне нужно добраться до него.
— Я в больнице Св. Петра.
— Слава Богу. Нам нужна кровь. Ты можешь ее достать?
В моей голове словно холостые выстрелы. Могу ли я достать кровь? Могу ли я достать кровь? Ответ прост, но возникает сотня других вопросов. Поймают ли меня за кражу крови? Есть ли камеры в коридоре возле «банка крови»? Успею ли я добраться до Зета вовремя, чтобы помочь ему?
— Слоан? Слоан!
— Э-э... да, извини. Какая у него группа крови?
— Я не знаю.
Это лишь добавление еще одной переменной. Смогу ли я достать первую отрицательную группу крови? Полагаю, мне остается надеяться на лучшее.
— Хорошо. Ладно, я что-нибудь придумаю. Приезжай за мной.
Майкл выдыхает в трубку.
— Хорошо. Я уже в пути. И Слоан, есть еще кое-что.
Еще кое-что? Не думаю, что смогу справиться с чем-то еще. Кое-чего, вероятно, будет достаточно, чтобы сломать меня. По серьезным ноткам в голосе Майкла это важно. Я задерживаю дыхание.
— В чем дело?
— Чарли знает, где живут твои родители. Он ездил туда, доставил машину твоего отца. Но не волнуйся. Два парня постоянно охраняют их. С ними все в порядке. Они в безопасности.
Я звоню маме, пока ворую кровь. Не могу… просто не могу в это поверить. Чарли был в их доме. Пил мамин дурацкий чай «Леди Грей». Мысль настолько ужасна, что подумываю о том, чтобы прыгнуть в самолет и отправиться туда, чтобы увидеть своими собственными глазами, что с ними все в порядке. Такое чувство, что я, бл*дь, не могу дышать. Я все еще чувствую это, даже после того, как слышу мамин голос, и она начинает болтать о ранней рождественской вечеринке, которую они устраивают в папиной больнице.
— Сейчас только середина ноября. Что плохого в том, чтобы устроить рождественскую вечеринку на Рождество? Вот что я хочу знать. Слоан? Слоан, ты здесь?
Я достаю из холодильника второй пакетик с первой отрицательной группой крови и запихиваю его в сумку, стараясь думать сквозь невыносимую головную боль, стучащую в висках.
— Да, да, я здесь, мама.
— Твой отец дома, так что мне пора готовить ужин. Что-нибудь слышно о твоей сестре? Она сказала, когда вернется домой?
— Ты видишь папу? — спрашиваю я, мое сердце сильно бьется в груди.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты видишь его? Он стоит рядом с тобой?
— Нет... не прямо передо мной, он входит в дверь. Теперь он передо мной. Эл, поговори со своей дочерью. Я не понимаю ее.
На линии становится тихо, и я вешаю трубку. Майкл был прав: они в безопасности. Но надолго ли? Сколько времени пройдет, прежде чем это изменится?