– Чего?

– Илка. Да ты ж видал, Уруска тоже теперь илкой в мясо тыкает.

Вспомнилось, что, действительно, брат за столом ел не просто ножом, а с помощью приспособления, похожего на маленькие вилы. Вилка, вот как называется. Ну да, уже год как пользуется, мне как-то всё равно было.

– Это всяки благородные илкой-то кушают, а она и Уруса приохотила. И ведь не ищут... А гости на празднике-то тож илками тыкались... Оборотень заморский был, хвастал, тигрой перекидывается. Тигра – эт кошка полосатая большая, незнай, страшная аль нет. Ррык про тигру сказывал. А с ём маг заморский, сам важный, а всё про тя выспрашивал – чё да как. Ну, там Ррык с Ариткой отбрёхивались...

Чего ещё бабка понарассказывала бы – неизвестно, в двери ввалился Арыска. Взлохмаченный, рубашка разодрана, штаны на коленке порваны, один глаз совсем заплыл, ободранным кулаком под носом кровь вперемешку с соплями подтирает. Тихо всхлипывая, упрямо супил брови.

– Арыс! Арыска, чевой-то с тобой сдеялось? Кто ж те рожу-то начистил?

– А чо... а чо! Он предатель! На нашего Гора нападал! Ы-ы-ы-ы...

Не выдержав, братишка заревел басом, размазывая по ссадинам солёные слёзы, добавляя сукровицу из носа – щиплет же ссадины, поморщился я.

– Ты ж смотри, Лагора защищал! Ах, защитник ты наш! Правильно в морду им дал, своих защищать надо. А ты тож ему наподдал никак?

Слёзный поток моментально иссяк.

– Я ему в ухо дал! А потом по кумполу... и пинул по заду, когда он пошёл. Вот! И ещё врежу, только придёт играться! – размахивал руками, показывая, как дрался, Арыска и не заметил, что уже сидит у меня на коленях.

– Да никак ты с дружком своим Мираком сцепился?

– Он мне не дружок теперь, он – предатель! Он на нашего Гора нападал!

– А чево ж он предатель-то? Гор ему кто? Никто. Эт тебе он – братка любимый, а Мираку он не нужон! – на этих словах мальчишка опять сдвинул брови и сжал кулачки. – А там мамка с папкой евойные любимые! Как же он их-то предаст? Никак нельзя папку с мамкой предавать, хоть ты сто раз ему дружок.

– Так чо ж, папку не предавал, да. А на Гора-то нашего нападал!

– Вот за то, што он на брательника твово нападал, ты правильно ему всыпал, только он не предатель. Разумешь отличья-то?

– Разумею. Баб, я ему ещё всыплю и играться с ним не буду!

Насчёт «всыплю», похоже, всё наоборот. Скорее, Мирак всыпал Арыске. Как-никак, он уже перекидывался, а это уже давало перевес в силах. Надо бы позаниматься с братишкой, научить приёмам в драке.

– Ты, Арыс, большой уже! А большие, они только за волчицу дерутся.

– Ещё за вожака... – Арыска перебрался поближе к бабке, а я тихонько улизнул от вопросов и ответов.

***

Вечером Урус передал наказ вожака прийти с утра на занятия.

Я разлёгся на траве у ручья, протекающего позади нашего ряда домов. За ручьём начинался луг, на котором деревенские выпасали коз да гусей – всякую мелкую скотину. А дальше шёл лес, перемежающийся выпасными лугами. На тех лугах росла столь отменная трава, что все понимающие, видевшие луга впервые, поражались. Ещё бы! Трава там была по пояс самому высокому человеку. Мягкая, не грубая. Что важно, ядовитых для скотины трав почти не было. Такие благодатные пастбища трудно найти.

Вот на этих лугах и паслись основные стада коров и лошадей, принадлежащих деревенским и нашей семье в том числе. Там-то и подрабатывал Урус пастухом-табунщиком до поры. Вчера да сегодня брат отдыхал. Кому пастушить на время праздника, табунщики бросали жребий, от которого Ура благородно отстранили – все понимали, что брату «особенного» необходимо быть на празднике.

Отец вместе с Ррыком и сегодня встречались с гостями да посланниками, всё вели какие-то переговоры – чую, в тех переговорах не однажды перемыли мне все кости. Мать с другими женщинами тоже находилась где-то возле отца с вожаком – гостей необходимо было и накормить, и напоить.

А ко мне приходили друзья. Вспоминали праздник, делились тем, кто что услышал, кто чего увидел, кто с кем ушёл. Смеясь, вспоминали, как мы все с девчонками удрали от взрослых к овину, играли в бутылочку с поцелуями. Как Рамиса, Варина и Орринка – вот егоза, втёрлась-таки в игры старших – мухлевали, чтобы поцеловаться со мной. И как кузнецова дочка Христя, видя такое безобразие, вытащила меня из круга, уволокла за овин, да там сама накинулась с поцелуями, уже начала и кофту на себе расстёгивать. А Орринка, визжа, бросилась в драку с этой Христей.

Конец Христиным притязаниям положил Урус, вдруг появившийся из-за того самого овина. Верно, они с Лийской там устроились, а тут мы!

Парни долго хохотали после моего признания, что мало что помню из того, что происходило после застолья, и с кем из девчонок целовался, смеялись: «Только им не говори!».

Друзья уже ушли, а я сидел, смотрел на закат, ручей и луга. Мыслей никаких не было. Было просто хорошо!

Урус пришёл и устроился рядом, когда заря уже догорала. Откинулся на пологую кочку за спиной, потянулся. Вид у брата был довольный, в сгущающихся сумерках глаза его пересверкивали по-волчьи.

– Хорошо-то как...

Помолчали.

– Ррык передал, что завтра с утра ждёт тебя на занятия.

– Так быстро?

– Знаешь, там такое творится ...

– Где? С кем?

– Ты же сегодня со двора, считай, не выходил. А в деревне из-за этих гостей дым коромыслом стоит. Ррыку с отцом достаётся, – хмыкнул. – Представляешь, маг из Бормита свою дочь за тебя сватает! Говорит, звездочёты напророчили ей выйти замуж за великого оборотня!

Глядя на моё ошеломлённое лицо, расхохотался от души.

– Лагор – ты сейчас самый завидный жених по всем государствам. Как принц или король! К тебе как обращаться? Ваше Величество или ещё как? Ты только скажи... Ха-ха-ха! Говорит, дети великими магами буду-у-у...

Урус согнулся, хохоча в голос, а у меня волосы дыбом встали от перспективы женитьбы. Да ещё на неизвестной девице!

– А-а вожак что говорит?

– Говорит – мал ещё, не дорос... женилка не выросла... Ха-ха-ха-а! Так и говорит, – Урус от хохота совсем обессилел, из глаз уже слёзы текли.

Кое-как успокоившись, пояснил:

– Это он сказанул, когда маг совсем на него насел – мол, дочь в самом соку, самое время замуж выдавать. Говорит, звездочёты не врут.

– А Ррык что?

– А Ррык говорит – раз звездочёты не врут, то значит, так и будет. Говорит – мы тоже звездочётов спросим, мол, не думали так быстро женить, а теперь спросим.

– Ур! Да что ж такое творится-то?! Зверь ненормальный, да ещё женить хотят! Зачем мне-то это всё?! Я обычным быть хочу-у...

– Но-но! Зверя не обижай! Ты его ещё толком не чувствуешь, а вот прислушайся к себе, каково ему! Он у тебя послушный и правильный, а ты его так... как предаёшь... – с Уруса всё веселье как ветром сдуло, на скулах желваки застыли, и глаза зло сощурились.

Я прислушался к себе и показалось, что слышу тихое сопение, как будто, всхлипы... волной откуда-то изнутри наплыла обида... Вроде, долго-долго копилась, и вот именно сейчас осозналась.

– Я правда его обидел.

– Ты себя обидел! Он – часть тебя, и выходит, ты сам себе не понравился, сам себя невзлюбил... сам себя предал! Нельзя так, Горка! Он же теперь опасаться станет всего. Обычные олени в лесу волков обязательно опасаются, и никакому рогатому в башку не придёт – на волка напасть. А твой зверь, не глядя на такие правила для оленей, на целую стаю попёр!

– Да я из-за бабули, за неё испугался, вот и не думал...

– Не думал он! Да пойми ты, есть звери и есть мы. У зверей свои законы, а мы-то сначала люди, потом только звери... Ну, не знаю, как тебе это объяснить! Понимаешь, да будь твой зверь хоть хомячком, он всё равно также поступил бы, и волки также бы отступили! М-м, ну как тебе ещё сказать? – Урус даже головой замотал в отчаянии.

Но до меня, наверное, что-то стало доходить:

– То есть, важен не вид зверя?

– Да, характер... решимость... Важно, что ты не испугался и попёр на них. Это для «диких» важна видимость, и они считают себя сильными, потому что они волки. Они не понимают, что важнее не сила лап и челюстей, а характер... э-э-э, сила духа, вот, – помолчав, – потому, Гром и не станет никогда вожаком, потому что в душе опасается и трусит. Он только исподтишка гадить может.

Да-а, выдал мне брат!

– Ур, а когда ты ходишь на игрища к Лийсе, то....

Глядя в ночное небо, волк расцвёл мечтательной улыбкой.

– Лийса... – имя лисицы было произнесено с нежностью. – Я люблю её, Горка! И, кажется, уже больше никак, а я всё больше и больше её люблю! И никому не отдам! Гром в этом году приходил на игрища. Ты думаешь, ему лисица была нужна? Как же? Он знал, что я там буду. Я каждый год к Лийске прихожу. Я ведь, когда совсем пацаном был и ещё не перекидывался ни разу, знал, что не дорос до жениховских игрищ, но не мог её уступить. Всегда дрался за мою лисичку. И почти всегда мне доставалось.И Гром пришёл покуражиться, чтобы Ррыку досадить, унизив племянника. Только просчитался «дикий»! Да, мне досталось от него, но и я ему меток наставил! Видел, верно, у него шрам через всю морду? Это я ему метку поставил! Как только глаз уцелел? Получилась у нас ничья, а Лийса ко мне вышла. Представляешь? Лийса теперь моя! И никто теперь не поспорит. Я, как только очухался, Лийсу к Зверяне повёл, попросил её в невесты.

– А?

– И богиня разрешила! Вот, смотри! Это начальная метка! – брат сунул мне под нос левую руку, на котором с тыльной стороны и впрямь красовалась какая-то загогулина.

– Подожди, Ур. А бабка не знает. Волнуется за тебя, боится, что убьют из-за Лийсы. И если Лийса тебя выбрала, да и богиня согласилась, то почему вы ещё не вместе?

– Не вместе? Отец с Ррыком сказали, что после твоего оборота объявим, к камню при всех пойдём, а свадьбу ещё и по-людски сыграем. Я сначала обиделся, а сейчас вижу, что действительно, столько хлопот им от твоего оборота. Гости ещё эти…

– Да что такого особенного с моим оборотом? С чего столько гостей понаехало? Кто я им? Ну, пусть особенный. Вот олень получился... и только. Для этого нужно было в такие дали тащиться, аж, из самого Бормита? Никак, месяца полтора, а то и все два, добирались. Оно того стоило? Ррык говорил, что и наш князь постоянно обо мне справляется. Зачем я им нужен? На диковину посмотреть? Больно хлопотно, да и накладно!