Глава 10 Отражение

Грязные улицы омывались ярким светом луны и мерцающих звезд ― поглощались естественным, жемчужным сиянием ночи. Под щебетание сверчков завывал ветер, шелестели кусты, скрипели деревья. Ночные звуки успокаивали ― они были настолько сильным транквилизатором, что могли усыпить даже тех, кто страдал самой непоколебимой бессонницей. Ночь была умиротворяющая.

Рассел тащился вверх по деревянным ступеням крыльца, щелкая и лязгая ключами в кармане. Он подошел к зеленой двери, затем взглянул на скамейку, стоящую на крыльце, под окном гостиной. На секунду он вспомнил, как проводил время за утешением или воспитанием своей дочери, прямо на этом месте.

― В другой жизни... ― прошептал он, открывая дверь.

Парадная дверь открывала холл. Слева от него арка вела в гостиную, такая же справа ― на кухню. В коридоре было три двери: первая вела в ванную, вторая ― в комнату Кэрри и последняя дверь ― в главную спальню. Дом был простым, но хорошим.

Рассел закрыл за собой дверь и остановился в непоколебимой решительности. Даже учитывая активное поведение Кэрри, в доме обычно было тихо. Девушка проводила со Стивеном гораздо больше времени, чем ее отец. Однако дом казался куда более запущенным ― атмосфера была ужасной. Рассел протер глаза и зарыдал. Он не смог побороть желание плакать.

Шмыгая носом, он побрел на маленькую кухню. Его ботинки стучали по линолеуму при каждом неуверенном шаге. Он наклонился к шкафу, рядом с холодильником, а затем вытащил более, чем наполовину заполненную бутылку виски. Словно обезвоженный, Рассел сделал несколько больших глотков. Алкоголь мог открыть путь к возмездию, но так же служил еще и доступным обезболивающим. Осушая крепкий виски, как дешевое пиво, он рухнул на пол.

С полупустой бутылкой в руке и единственной слезой, бегущей по его правой щеке, Рассел шептал.

― Мне жаль... Мне так жаль...

Рассел рвал волосы на голове и плакал. Дни жестокости и мести сказались на нем. Он был свидетелем самоубийства и участвовал в умерщвлении молодого парня. Хоть прошлое Рассела и было пронизано насилием, недавние события стали последней каплей. Дикость ситуации вызывала у него головокружение и тошноту. Закусив нижнюю губу, Рассел с трудом поднялся на ноги. Тяжело дыша, он поставил стеклянную бутылку на столешницу.

― Они заслужили это... ― сквозь стиснутые зубы, заговорил Рассел. ― Они заслужили это... И даже большего... Их нельзя простить за то, что они сделали. Нет, я не могу проявить к ним то милосердие, которое они не проявили к моей дочке... не могу...

Рассел бил по шкафам, разбивая хлипкие дверцы своими яростными ударами. Он ломал каждый шкафчик, и когда одного было недостаточно, он переходил к другому. Расколотое дерево врезалось в его костяшки, распарывая перепонки между пальцами, но даже из-за обжигающей боли, Рассел не мог остановить ярость.

― Почему я не чувствую этого? ― спросил мужчина, со сморщенным лицом рассматривая свои окровавленные руки. ― Что, черт возьми, со мной не так, а? Я такой же, как и эти больные ублюдки? Что это такое, а?

Громко вздохнув, Рассел схватил бутылку с виски, а затем разбил ее о столешницу. Осколки рассыпались по ней и даже попали в раковину, а искушающий забвением алкоголь разлился по всему вокруг. С разбитой бутылкой в руке Рассел вышел в коридор и уставился на свое отражение в зеркале в гостиной, у арки.

Зеркало отразило мучительную картину. Несчастье в налитых кровью глазах было очевидным. Рассел не чувствовал физической боли, лишь эмоциональная агония эхом разносилась по его телу, как парализующий приступ, будто его схватили за хребет. Мужчина поднес разбитую бутылку к своей шее и посмотрел на нее блестящими глазами. Он заглядывал в свою покинутую душу, одновременно и умоляя о смерти, и прося остаться в живых ― суицидальная дилемма.

Рука Рассела бесконтрольно дрожала на его шее. Он не мог воткнуть стекло в горло. Он был слишком близок к решению загадки. Его ужасные поступки преследовали его, но смерть Кэрри мучала его сильнее всего на свете. Отец без семьи был просто одиноким человеком.

«Отцовства можно лишить, словно сорвав значок с жилета, ― подумал Рассел, ― я хочу вернуть его».

Рассел побрел в свою спальню ― последнюю дверь справа. Он упал на свою двуспальную кровать, медленно утопая в черных простынях. Подняв голову, он уставился на комод в противоположной части комнаты. Он был из твердых пород дерева и имел шесть ящиков, и прикрепленное к нему зеркало. Отдельно от него стояла рамка для фотографий, с изображением Кэрри.

На ней она была совсем юна, ей было около семи лет, и она светилась счастьем и радостью. Обычная фотография стало его последним, личным доказательством существования Кэрри, ведь его собственные воспоминания неизбежно исчезнут с годами, сотрутся, как карандаш на листе бумаги. Эти мысли, словно американские горки, бросали Рассела туда-сюда.

Невинный образ его дочери вновь разжег в нем яростное стремление к мести. Последнее, что напоминало ему о семье, оправдало его жестокие поступки. Он чувствовал решимость в каждой клетке своего тела. Рассел зашевелился в кровати, вытаскивая телефон из кармана. Он набрал номер Скотта, а затем поднес телефон к уху.

Прежде, чем Рассел смог произнести хоть слово, Скотт закричал:

― Я согласился помочь тебе в некоторых вещах, приятель! Я мог похоронить сопляка, потому что меня не поймают! Я не соглашался на поджог, Расс! Мы не соглашались поджигать проклятое здание! Я… я не могу работать с сумасшедшим, сжигающим видеомагазины! Не могу!

Рассел сел на своей кровати, нахмурив брови. Эмоциональная речь Скотта сбила его с толку. Несомненно, пытки и убийства были на совести Рассела, но уж точно не поджог. Он никогда не был в приоритете, и даже не рассматривался.

― Какого черта ты сжег «AJ»? ― продолжил Скотт. ― М? Я знаю, через что ты прошел, все понимаю. Но... Да ладно, чувак, они могли бы использовать это дерьмо как доказательство! Они могли бы сделать всю работу за тебя, и тебе не пришлось бы марать руки! Подумай над этим, Расс! Как далеко ты собираешься пойти?

― Я не сжигал видеомагазин, ― ответил Рассел. ― Я даже кассира пальцем не тронул. Я вошел, и вышел оттуда с миром, Скотт. Даю слово.

― Ты не сжигал его? Серьезно?

― Серьезно. Я позвонил тебе, когда уходил. Ты знаешь об этом. Кто-нибудь пострадал? Кто-нибудь погиб в огне?

Вздохнув, Скотт ответил:

― Ну... Они сказали, что кассир оказался в ловушке внутри...

Рассел был озадачен этим открытием. Он вспомнил энергичную, молодую женщину из проката ― Ребекку. Он обдумывал ее последние слова и страх, наполнявший ее слезящиеся глаза. Варианты были один хуже другого ― самоубийство? Несчастный случай? Убийство?

― Если не я, думаешь ли ты, что это мог быть один из ублюдков Энди Ву? Думаешь, он сжег свой тайник перед тем, как его нашли?

― Господи, Расс, я не знаю... ― ответил Скотт. ― Я не думал об этом. Не знаю, поджигал ли он это место. Если да, то, скорее всего, они знают, кто ты, и что ты вынюхиваешь. Не думаю, что могу идти дальше. И тебе тоже стоит перестать копать, приятель. Я больше ничем не смогу тебе помочь. Мне... Мне жаль.

― Тебе не нужно идти дальше, Скотт. Нет, ты сделал многое для меня. Я справлюсь сам. Это моя семья и проблема, я это понимаю. Но мне нужно от тебя кое-что. Что-то простое. Клянусь, больше никакой грязной работенки.

Что это?

Прикусив нижнюю губу, Рассел ответил:

― Можешь достать для меня ствол?