Глава 1

Сильвер

Самуэль Адриан Хоторн

Преданный сын.

Любимый друг.

Талантливый спортсмен.

Яркий свет, угасший слишком рано.

Здесь, на Земле, мы плачем, но на Небесах Ангелы радуются тому,

что один из них вернулся домой.

Полуночный лес рядом с кладбищем словно глубоко дышит, втягивая ночь в свои легкие, его скорбные ветви покачиваются на холодном ветру, когда я смотрю вниз на могилу Самуэля Адриана Хоторна. Мерзлая земля словно пульсирует у меня под ногами, сквозь тонкие подошвы кроссовок доносится глухой барабанный бой, но это всего лишь моя кровь протестует против того, что я стою здесь слишком долго. Скоро придет время уходить, но сегодня я пришла сюда, чтобы встретиться лицом к лицу с демоном, и не уйду, пока не убью его.

Позади себя слышу приглушенный шум волн, набегающих на берег озера Кушман. Зима вступила в полную силу, скоро озеро начнет покрываться льдом, но пока вода остается свободной, накатывая на гальку и разгребая песок на береговой линии.

Мэллори Хоторн, мать Сэма, отказалась хоронить своего сына на кладбище Роли-Гарденс-оф-Рест на окраине города. Никому не нужно было спрашивать почему, так как Мэллори обошла весь Роли, громко крича всем, кто был в пределах слышимости, что она не позволит своему бедному убитому сыну удобрять ту же землю, что и больной ублюдок, который убил его. Трижды она подавала прошение мэру Гриффиту, требуя эксгумации и кремации Леона Уикмена, чтобы никому больше не пришлось видеть его надгробие. Трижды мэр Гриффит отмахивался от нее, прося оставить это дело в покое, говоря, что шансы на то, что это произойдет, ничтожно малы. Миссис Хоторн продолжает ходить по Роли от двери к двери со своим списком подписей, и каждый раз, когда она появляется в ратуше, ее петиция становится все длиннее. Это всего лишь вопрос времени.

Какая-то ночная птица издает жуткий жалобный вой в глубине леса, и у меня волосы встают дыбом. Не хочу здесь находиться. Я не тусуюсь на кладбищах среди ночи ради удовольствия. Но меня отчаянно тянуло сюда. Какая-то непреодолимая сила зовет меня сквозь позднюю ночь, пока я вела Нову по длинным извилистым дорогам, ведущим к озеру, а фары машины направляли меня к Сэму.

Преданный сын.

Любимый друг.

Талантливый спортсмен.

Мои глаза следят за резкими линиями и изгибами, образующими буквы каждого выгравированного слова, зная без малейшего проблеска сомнения, что Мэллори Хоторн считает эти утверждения истиной.

Удивительно, как мало родители на самом деле знают о своих детях. Они рождают это существо, которое высасывает их досуха физически, финансово и эмоционально. По мере того как ребенок растет, начинает формироваться, развивает черты характера и личностные особенности, которые делают его уникальным винтиком в махинациях общества; матерям и отцам действительно становится очень трудно увидеть зубы, которые формируются на этом винтике. Их взгляд сквозь розовые очки окрашивает детей всеми прекрасными дарами, которые они хотят видеть: добротой, преданностью, честностью, умом. Слепая любовь, которую они испытывают к своему ребенку, делает их такими безупречными, совершенными существами, наполненными таким огромным потенциалом, что потомство с большим успехом может быть вторым пришествием Христа.

Поэтому, когда они узнают, что их безупречный, совершенный ребенок на самом деле чудовище, нет ничего удивительного в том, что они не принимают правду. Некоторые винтики не вписываются в отведенные им места. Они заставляют машину подпрыгивать, их зубы слишком острые и слишком скрипучие. Они как квадратные колышки, которые не помещаются в круглые отверстия. Это, конечно, не означает, что решительные и настойчивые люди не будут продолжать пытаться поставить их на место. Мэллори Хоторн будет верить, что ее сын был святым, до самой своей смерти.

Полагаю, что он был довольно хорош в спорте.

«Сэмми только что вернулся с серфинга на Гавайях. Как ты думаешь, он горячий?»

Воспоминания нахлынули на меня, как холодная вода прилива озера Кушман. Я стараюсь не думать об этом, но картинки и звуки той ночи ярки, как кометы, вспыхивающие в моем сознании, и совершенно неудержимые: Сэм, стоит без рубашки перед зеркалом в ванной, с расплывшейся улыбкой на лице, затем наклоняется, чтобы вдохнуть дорожку кокаина. Джейк стоит позади меня, прижимая свой твердый член к моей заднице и обмениваясь многозначительными взглядами со своими друзьями. Сэм включает музыку громче, чтобы заглушить мои крики. Сэм протягивает Джейку бритву, которой он разрезает мою одежду. Сэм наваливается на меня всем своим весом, удерживая, пока Джейк лапает мое обнаженное тело. Сэм, в свою очередь, забирается на меня сверху, его дыхание пахнет виски, глаза расфокусированы, и эта ужасная, бессмысленная ухмылка все еще искажающая его черты, как у какого-то циркового клоуна.

А потом, когда все это закончилось, Сэм спустился вниз на вечеринку…

Я быстро моргаю, впиваясь пальцами в ладони, надеясь, что боль вытряхнет меня из прошлого, но уже слишком поздно.

Я знаю эту песню, звучащую в самой современной акустической системе мистера Уикмена за тридцать тысяч долларов, но на самом деле не слышу ее. Из-за пронзительного звона в ушах почти ничего не распознать. Хотя мой рот все еще формирует текст песни, когда они просачиваются в гостиную. Губы работают сами по себе, беззвучно повторяя припев песни как молитву. Я ничего не чувствую. Даже когда спотыкаюсь на последней ступеньке лестницы, выворачивая лодыжку, когда качаюсь вперед, едва удерживаясь на ногах, прежде чем растянуться на голубовато-сером мраморном полу в фойе, я абсолютно ничего не чувствую.

Дом забит под завязку. Здесь есть лица, которых я не узнаю. Или... может быть, все-таки их знаю. Все выглядят незнакомцами, когда я ковыляю к входной двери, желчь кипит в животе, душит меня, царапает мне горло.

— Сильвер? Сильвер, Господи, что за хрень на тебе? Это одна из рубашек мистера Уикмена?

Передо мной стоит девушка. Тонкие пряди ее прекрасных рыжих волос прилипли ко лбу, завились, пропитанные потом. Она одета в платье насыщенного синего цвета, которое делает ее глаза такими же бездонными, как море. Ее зрачки широко раскрыты.

Холлидей. Ее зовут Холлидей.

Она одна из моих лучших подруг, и она хмурится на меня, как будто только что поняла, что со мной что-то не так.

— Сильвер? О Боже, Сил, это что, кровь?

Машинально я смотрю вниз, туда, куда она указывает. Я просидела на полу душевой кабинки в течение... не знаю, сколько времени просидела там, чувствуя, как ледяная вода стучит по моей коже. Я думала, что смыла всю кровь. Но внутренности моих бедер скользкие от неё.

Свежая. Яркая. Красная.

Мне не удалось найти никаких штанов…

Я протягиваю руку, хватаясь за разреженный воздух, пытаясь за что-то ухватиться.

— Меня сейчас вырвет.

— Черт, давай вытащим тебя на улицу. Тебе нужен свежий воздух.

Холлидей обнимает меня за плечи и торопит к двери. Я едва успеваю спуститься по ступенькам крыльца на лужайку, как падаю на четвереньки и меня тошнит прямо в траву. На самом деле ничего не выходит. Меня стошнило по меньшей мере три раза в душе, прежде чем я вслепую поплелась вниз по лестнице, так что на этот раз ничего не осталось, кроме глотка желудочной кислоты.

Горло ужасно жжет. Вкус отвратительный.

Когда я опускаюсь на колени, Холлидей обхватывает рукой собственное тело и прикрывает рот. Ее глаза цвета океана полны слез.

— Сильвер, что, черт возьми, случилось? — шепчет она.

Она уже знает. Подозревает. Она бы не смотрела на меня так, как сейчас, если бы не подозревала. Я так чертовски устала, что могу заснуть прямо здесь, на лужайке.

— Мне нужно домой, Хэл. Ты можешь... можешь найти мою сумочку?

Звук моего собственного голоса удивляет меня. Я говорю вполне нормально. Адекватно. Звучу, как я. Хотя это больше не я. Я трагически сломленная самозванка, занимающая искалеченное тело, которое принадлежит кому-то другому. Точнее, трем людям: Джейкобу Уивингу, Сaмуэлю Хоторну, Киллиану Дюпри. Эта израненная, неудобная оболочка из мышц, плоти и костей принадлежит им. Они окропились моей кровью, и теперь я принадлежу им…

Холлидей подавляет всхлип.

— Сильвер. — дрожащей рукой она убирает с моего лица спутанную прядь влажных волос. — Думаю, следует позвонить твоему отцу.

Я резко оборачиваюсь, наконец-то сфокусировав взгляд на ее лице.

— Нет. Я не хочу, чтобы он был здесь. Не хочу разговаривать. Я просто хочу вернуться домой. Мне нужна моя сумочка, Холлидей.

Мой телефон находится в сумочке от Тори Берч. Как и ключ от дома. Если я не найду свои ключи, то не смогу войти в дом, не разбудив маму и папу…

— Пожалуйста. Просто зайди внутрь и найди её, чтобы я могла уйти.

— Где она? — шепчет она.

Я сглатываю. В горле так пересохло, что кажется, будто давлюсь битым стеклом.

— Вверх по лестнице. Верхний этаж. Ванная комната в конце коридора.

— Хорошо, я найду её. Ещё найду Кейси. Она должна знать, что делать.

Я чувствую, что киваю.

Время проходит. Начинаю дрожать, но не чувствую холодного ночного воздуха. Я отстранена от самой себя, не привязана, моя психика пытается уплыть вниз по течению, но как бы сильно ни старалась оттолкнуться и уплыть прочь от страданий моего собственного существования, все равно нахожусь в ловушке внутри него. Я понятия не имею, как долго жду, стоя на коленях в траве. Наконец встаю на ноги, шатаясь, как новорожденный олень, и подхожу к окну, вглядываясь сквозь стекло.

Мне повезло, я сразу же вижу Холлидей. Она в коридоре. Мой взгляд падает на ее рыжие волосы. Она оживлена, ее руки двигаются в воздухе, указывая на входную дверь. Прямо перед ней Кейси яростно стучит в своем телефоне.

Моя лучшая подруга выглядит обеспокоенной. Ее острый взгляд пронзает людей насквозь, когда она прижимает телефон к уху. Свет от экрана отбрасывает голубое сияние на ее лицо. Кейси нервно заправляет волосы за ухо и…