— Ты сама не знаешь, о чем говоришь...

— Ты думаешь, я не знаю? Я тебе докажу. — Ее тон ровный, уверенность изливается из нее достаточно сильно, что я почти убежден ее заявлением. — Поцелуй меня, — приказывает она.

Поцеловать ее? Я ухмыляюсь, мой член болезненно пульсирует под моим штанами, умоляя дать ему волю. Если она думает, что мои поцелуи что-то докажут, то она ошибается. Не думаю, что она обдумала это должным образом, но все же... я вряд ли откажу ей в гребаном поцелуе.

Я делаю последний шаг вперед, Сильвер напрягается, когда понимает, что у нее кончилось пространство и теперь ей некуда отступать. Ее руки остаются безвольно опущенными по бокам, когда я слегка наклоняюсь, прижимаясь губами к ее губам. Поцелуй похож на обжигающее клеймо, горячее и головокружительное. Ее губы такие мягкие и податливые. В тот момент, когда я устанавливаю контакт с ней, мое воображение бунтует над тем, что можно сделать с таким мягким, сладким, трахательным ртом. Как я держу свои руки в волосах Сильвер, направляя ее голову вниз, когда она берет мой член в рот так глубоко, как только может. Я никогда раньше не вгонял себя ей в горло по самые яйца. Я никогда не просил ее выходить за пределы своих возможностей. Я никогда не просил ее отказаться от кислорода, чтобы взять еще один дюйм меня.

Слайд-шоу извращенных, грязных образов предстает передо мной, когда я просовываю свой язык в ее рот. То, что я никогда и не думал делать с ней по-настоящему, из-за всего, что она пережила с Джейкобом, Киллианом и Сэмом на полу в ванной. Но дело не только в этом. Она очень хорошая, милая. Она не должна быть искажена каждым моим мерзким извращением.

Она всхлипывает, когда я целую ее глубже, зарываясь руками в ее волосы, прижимаясь всем телом. Извиваясь, Сильвер, кажется, хочет прижаться еще ближе. Ее дыхание становится неистовым, когда она берет меня за запястье и направляет мою руку от своих волос вниз... я думаю, что она поощряет меня прикоснуться к ее груди, но она останавливает мою руку у своей шеи, направляя меня к колонне ее бледного горла.

Я вдруг понимаю, чего она хочет от меня, и волна желания вспыхивает вокруг моего тела, как пуля, выпущенная из пистолета. Она хочет, чтобы я сжал её горло. Мои пальцы рефлекторно сжимаются, всего на секунду, глубокая пропасть удовлетворения зияет в моей груди, но затем я отрываю свою руку, сжимая ее в болезненный кулак.

— Нет. Ни хрена. Я этого не сделаю, — тяжело дышу я.

Сильвер хватает меня за руку и снова прижимает ее к своему горлу.

— Сделаешь. Я хочу этого.

На этот раз я отодвигаюсь от нее всем телом, не доверяя себе, чтобы придерживаться своего решения.

— Ни хрена. Мы не будем втягиваться в эту ерунду с демонстрацией силы, Сильвер. Поверь мне. Ты этого не хочешь.

На ее лице появляется ошеломленное выражение растерянности.

— Поверь мне. Я хочу этого.

— Сильвер…

— Ты разве не делал этого раньше?

— Конечно, я уже делал это раньше.

— Тебе ведь нравится это? Тебя это заводит?

— Не имеет значения, заводит ли меня это. Это не... это неправильно. Во всяком случае, не для нас.

Растерянность на ее лице исчезает в мгновение ока, быстро сменяясь болью.

— Значит... ты уже трахался с другими девушками и был груб с ними. Тебе это нравилось, это заводило тебя, но ты не будешь делать этого со мной, потому что... потому что, я слишком сломлена?

— Нет, Сильвер. Ты ни хрена не сломлена. Я знаю это больше, чем кто-либо другой.

— Тогда что? Почему ты этого не сделаешь, даже если я тебя об этом попрошу?

Черт, я ненавижу то, как она смотрит на меня. Как будто я поклялся, что могу дать ей что-то, что для нее важно, а теперь отказываюсь от своих слов. Тяжело вздохнув, я возвращаюсь к ней, беру ее лицо в свои руки и снова целую. Облегчение захлестывает меня, когда напряжение в ее мышцах ослабевает, и она расслабляется рядом со мной. Я не хочу ее разочаровывать, не хочу ее подводить. Я также не хочу делать то, к чему она думает, что готова, только чтобы напугать ее до смерти и отправить по спирали головой вперед в какой-то темный гребаный кошмар посттравматического стресса, из которого она никогда не выйдет.

Моя логика, похоже, становится очевидной, приобретает какой-то смысл, потому что Сильвер отстраняется, прижимается лбом к моей груди и говорит:

— Я не глупа, Алекс. Не нужно обращаться со мной как с фарфоровой куклой. Я знаю, чего хочу.

Я провожу рукой по ее волосам и кладу подбородок ей на макушку. Это чертовски жестоко. Моя кровь — это расплавленная лава в моих венах. Моя эрекция теперь так тяжела и болезненна, что я хочу взять ее прямо здесь, где мы стоим.

— Ладно, тогда объясни зачем тебе это нужно? — спрашиваю я.

Я должен это знать. Если она не сможет дать мне разумный ответ, то я ни за что не буду думать о том, чтобы сделать что-то подобное с ней.

Поначалу мне кажется, что я поставил ее в тупик; она долго молчит. Но затем ее ровный голос нарушает тишину.

— Я не хочу чувствовать себя разбитой. Я хочу чувствовать, что контролирую свое собственное тело. Меня возбуждает мысль о том, чтобы отдатьcя тебе, зная, что ты можешь сделать со мной абсолютно все, потому что я доверяю тебе и знаю, что ты никогда не причинишь мне вреда, но риск этого... риск возбуждает меня, Алекс. Это то, что тебе нужно было услышать?

— Не говори мне ничего только потому, что ты считаешь, что мне нужно это услышать.

Она снова берет меня за руку, но на этот раз не пытается обернуть ее вокруг своего горла. Решительно засовывает её между нашими телами, вниз, между своих ног. Я реагирую так же, как реагировал бы любой пылкий мужчина. Я провожу пальцами по складкам ее киски, находя клитор, и я мгновенно чувствую доказательства. Она не просто мокрая; внутренняя сторона ее бедер скользкая от желания.

— Твою мать, — шиплю я сквозь зубы. — Срань господня, Сильвер.

— Я думала о тебе сверху, когда трогала себя. Думала о том, как ты меня удерживаешь. Я думала о твоей руке на моей шее, которая отрезала мне доступ воздуха, пока ты трахал меня так сильно, что я видела звезды. А теперь ты мне отказываешь.

Если бы мне пришлось пройти тест на трезвость, я бы, бл*дь, провалился. Я опьянен Сильвер. Под кайфом от нее. То, как она говорит, то, как она дергает меня за ниточки, то, о чем она меня просит... ненавижу, что все это так сильно на меня влияет, но я ни хрена не могу отрицать этого. Я хочу доминировать над ней. Я хочу владеть ее телом. Хочу обладать ею так, что это кажется новым и немного пугающим даже для меня, черт возьми, и если я начну…

Господи, прости меня, но я уже не остановлюсь.

— Алекс, я... мне это нужно, — шепчет она. — Пожалуйста.

У меня есть пределы. Есть границы, которые даже я не могу пересечь, но, когда Сильвер умоляет меня о чем-то с таким отчаянием в голосе, я не могу, черт возьми, сказать ей «нет». Когда она просовывает свою руку под резинку моих штанов и хватает мой член, всхлипывая, когда сжимает свои пальцы вокруг меня, я знаю, что собираюсь уступить ей. Я не должен этого делать, черт возьми. Это так чертовски опасно, и это может поставить под угрозу все, что у нас есть, но я чертовски потерян в ней.

Я провожу большим пальцем по ее губе, рыча, как дикая собака, когда проталкиваю его ей в рот, мимо зубов, и прижимаю ее язык, чувствуя, как она дрожит напротив меня.

— Скажи только слово, Сильвер. Скажи слово, когда с тебя хватит, потому что я... я не знаю, как остановиться.

Через секунду моя рука уже сжимает ее горло. Основание ее черепа вплотную прижато к стене спальни, и мои пальцы входят в ее киску, толкаясь вверх внутри нее. Сильвер широко распахивает глаза, когда я крепче сжимаю ее шею, и издает напряженный отчаянный стон, когда я наваливаюсь на нее всем своим весом, отчего ей становится трудно дышать.

Она двигает свою руку вверх и вниз по моему члену, и он так тверд и так чертовски набух, что кажется, будто он вот-вот взорвется. Сильвер уже не сдерживается. Она дрочит мне так сильно, что это действительно больно, но боль только подстегивает меня, заставляя реагировать в том же духе, трахая ее пальцами, пока ее спина не выгибается, а глаза плотно закрываются, ее лицо становится тревожно-малиновым, видимым даже в темноте комнаты.

— Я хочу тебя, Алекс. Бл*дь. Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты был внутри меня прямо сейчас. Я не могу этого вынести. Мне нужно кончить.

Какое облегчение, что она все еще может говорить. Какое облегчение, что я смогу услышать ее, если она скажет мне остановиться. Мое сердце бешено колотится, когда я поднимаю ее на руки, мои пальцы впиваются в ее кожу, пока я несу ее к кровати и бросаю на матрас. Мои штаны сползают по ногам и мгновенно исчезают. Сильвер ногтями яростно вцепляется мне в спину, и я выплевываю грубую цепочку ругательств, когда раздвигаю ее ноги и падаю на нее сверху. В ней нет никаких сомнений. Ни минуты колебаний, когда я проверяю, все ли с ней в порядке. Боже, помоги мне, я толкаюсь в нее с такой силой, что все ее тело напрягается, вздымается вверх, а спина изгибается над кроватью.

— Алекс! Черт возьми, Алекс! О боже мой!

Я отстраняюсь назад, а затем снова врезаюсь в нее, каждая часть меня выходит из-под контроля — нет не каждая часть. Я чувствую её: одна крошечная, тонкая нить сдержанности, туго натянутая на затылке, предупреждающая меня не заходить слишком далеко. Пока существует эта единственная нить, я знаю, что смогу держать себя в руках. Однако мы балансируем на острие ножа. Я не хочу оставлять на ней свои отметки. Я не хочу причинять ей боль…

Но тут рука Сильвер вцепляется мне в волосы, сильно тянет, и она отдает приказ сквозь оскаленные зубы.

— Укуси меня, Алекс. Черт, укуси меня. Я хочу, чтобы твои зубы были на мне. Заставь меня кричать.

И я это делаю. Я прикусываю нежную кожу ее плеча рядом с ключицей, и Сильвер издает задыхающийся, бессловесный крик, который застает меня врасплох. Я зажимаю ладонью ее рот, стискивая зубы, и рычу в ее кожу, зная, что уже слишком поздно. Слишком поздно для всего этого. Наверное, отец ее услышал. Я уже слишком близок к тому, чтобы кончить, и она тоже. Мы цепляемся друг за друга, руки впиваются в плоть друг друга, оба одержимые, восхищенные, обезумевшие от ощущения того, что наши тела двигаются друг против друга во времени, в нескольких секундах от того, чтобы нырнуть головой вперед в черную, головокружительную пропасть.