ГЛАВА 4

Джули

Когда я просто сижу и таращусь на него в ужасе, он говорит:

— Живешь в шикарном районе. — Его улыбка становится шире. Свет от театрального шатра мерцает на его кипельно-белых зубах. — Полагаю, старая поговорка «грабежи – дело невыгодное» неверна.

Такси отъезжает от тротуара и вливается в поток машин. Мне удается оторвать язык от неба и выпрямиться в кресле. Затем я одариваю его взглядом, демонстрирующим презрение, но, вероятно, выходит это не очень, если учесть, какое количество частей моего тела находятся на грани полного отказа.

— Тебе лучше знать, — язвлю я.

— Ого, дерзим, — хихикает он. — А я все гадал, как же ты себя поведешь. Большинство людей в твоей ситуации выбирают отрицание. Затем начинается торг. — Он делает паузу, и его улыбка исчезает. — Потом слезы.

— Ты не вытянешь из меня слез. И если ты думаешь, что запугиваешь меня, то рекомендую подумать еще раз.

Он выгибает брови.

— У тебя недавно была травма головы? Потому что это единственная логическая причина, по которой тебе не страшно. Судя по всему, тебе известно, кто я, учитывая твой с подружками драматический побег из ресторана.

Он ждет, наблюдая за мной своими, словно лазер, глазами со скупой самодовольной улыбкой, излучая опасность и мужественность в равных дозах.

Ненавижу.

Я прожила жизнь среди подобных людей и ненавижу их всех.

— У меня нет травмы головы, — отвечаю, выдержав его взгляд. — И я точно знаю, кто ты. И хочу предупредить, что независимо от того, что ты со мной сделаешь, как сильно будешь меня мучить или как долго будешь это делать, я тебе ничего не скажу.

На его лице появляется странное выражение. Отвращение или разочарование, не могу сказать точно. Но потом такси подпрыгивает на ухабе, и этот взгляд исчезает, как будто его никогда и не было.

— Так жаждешь встречи с создателем? — мурлычет он, сверкая темными глазами.

— Не терпится расстаться с тобой, — огрызаюсь я в ответ. — Так что поторопись и пристрели меня, или задуши, или что там у тебя на уме, чтобы мы уже могли покончить с этим.

Странный взгляд возвращается.

У водителя теперь тоже странный вид: он испуганно поглядывает на заднее сиденье, где я требую, чтобы другой пассажир меня убил.

— Откуда такая враждебность? — спрашивает Лиам, как будто ему действительно интересно. — В конце концов, я здесь жертва.

Резкий смех вырывается из моей груди.

— Жертва? Ты такая же жертва, как я — орангутанг.

Он осматривает меня с ног до головы, его острый как бритва взгляд скользит по моему телу.

— Интересно, где ты прячешь свой хвост? — с ирландским акцентом протягивает он.

Я изумленно на него таращусь. Он играет со мной. Он смеется надо мной. Он собирается убить меня, но решил сначала немного позабавиться.

Какая наглость!

— У орангутангов нет хвостов, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— Я думал, у всех обезьян есть хвосты.

— Они не обезьяны. Они приматы. — Поскольку я скоро умру, я решаю добавить в наш диалог немного острот. — Как и ты.

— Примат? С этим я справлюсь. Меня называли и похуже.

Он не выглядит обиженным. Напротив, он, кажется, наслаждается происходящим. А улыбка у него как у психопата.

Какое-то время мы едем молча, глядя друг на друга, пока я не начинаю уставать.

— Скажи мне хотя бы, как ты собираешься это сделать, — требую я.

Его взгляд опускается на мой рот, и он облизывает губы.

— Что «это»? — повторяет он хриплым голосом. Его взгляд снова поднимается, и я встречаюсь с его полыхающим взглядом. — Что сделать?

— Убить меня.

Таксист резко поворачивает, отчего я прижимаюсь к двери. Лиам же продолжает невозмутимо сидеть на своем месте, глядя на меня с обжигающей интенсивностью тысячи солнц.

— Мне любопытно… — начинает он.

— Хочешь вступить в половую связь с другим мужчиной? Ты молодец. Мужчины должны признать, что они би-любопытны. В этом нет ничего постыдного.

Желваки на его челюсти дергаются. Его взгляд снова опускается на мой рот.

— О, я кристально чист в своих сексуальных предпочтениях, маленькая воровка, — убийственно мягким голосом произносит он.

Его темные ресницы приподнимаются, и теперь он испепеляет меня своим взглядом.

— Я бы устроил тебе демонстрацию, если бы уже не знал, как тебе это понравится.

Я отказываюсь разрывать зрительный контакт с этим высокомерным ублюдком, хотя почти уверена, что если я каким-то образом выберусь из этого такси живой, то получу посттравматическое расстройство.

Лиам Блэк — это настолько сильный удар по нервной системе, что следующие несколько лет придется прибегнуть к психотерапии, чтобы расслабиться.

— Не льсти себе, — отмахиваюсь я.

— Ни в коем случае. И перестань играть с ножом в кармане. Замах им меня только разозлит.

Я долго смотрю вперед, раздумывая, стоит ли все же наброситься на него, как я планировала.

Лиам плотно сжимает губы. Подозреваю для того, чтобы не рассмеяться.

— Как я уже говорил до того, как меня так грубо прервали, мне любопытно: зачем отдавать то, что ты у меня украла?

— У тебя я ничего не крала. Я украла со склада.

— Склад принадлежит мне.

— Нет, склад принадлежит подставной корпорации.

— Я владелец подставной корпорации.

— Одной из многих, — сухо замечаю я.

— Да. Слишком многих, чтобы уследить. Честно говоря, я даже не знал о фабрике, пока ты не провернула этот трюк.

— Всем занимаются твои приспешники, да? Ищут способы отмыть свои грязные деньги?

— Что-то вроде этого.

— Ну, если тебе интересно, у тебя их девяносто шесть.

— Фабрик подгузников?

— Подставных корпораций.

Он делает паузу, изучая выражение моего лица. В его собственном читается растущий интерес и, полагаю, могло бы быть проблеском уважения, если бы я не знала лучше.

— Ты изучала меня, маленькая воришка?

— Что-то вроде этого.

Не обращая внимания на то, как я бросила ему в ответ его же собственные слова, он говорит:

— Зачем?

— Как правило, я изучаю информацию перед работой.

Он таращится на меня с той же свирепой сосредоточенностью, какую я чувствовала в ресторане. Его внимание подобно физическому воздействию. Электрические разряды проносятся по моим нервным окончаниям.

— Что еще ты выяснила обо мне в своих исследованиях?

Мой характер — вспыльчивый даже при самых благоприятных обстоятельствах — дает о себе знать.

— Я могу рассказать, чего не обнаружила.

— Что именно?

— Что ты такой раздражающе болтливый. Ты собираешься убивать меня или как? У меня есть дела поважнее, чем болтовня с такими, как ты.

О, боже, как же хорошо наблюдать как выражение изумления пересекает его злые, точеные черты… Это сладко, сладко, сладко.

Бьюсь об заклад, он не помнит, когда в последний раз кто-то проявлял к нему неуважение.

Особенно девушка.

Один балл в пользу женщин.

Мое чувство удовлетворения резко обрывается, когда он хватает меня за обе руки и затаскивает к себе на колени.

Он так крепко стискивает меня, что я охаю.

Он огромен и невероятно силен, поэтому легко удерживает меня, даже когда я вырываюсь и борюсь.

От моих визгов и ударов по двери, таксист в панике кричит:

— Эй! Никаких грубостей! Я съеду на обочину и вышвырну вас обоих!

— Остановишься, приятель, и получишь пулю в лоб, — спокойно говорит Лиам. — Продолжай ехать.

Когда брызжущий слюной водитель поворачивает руль и тормозит, направляясь к обочине, мой похититель добавляет:

— Я Лиам Блэк.

Через тридцать секунд, находясь в ловушке цепких рук Лиама, пока такси на максимальной скорости движется по улице, я киплю от злости.

Лиам смотрит на меня, беспомощную, сверху вниз.

— Отвечай на мой вопрос.

— Нет.

— Нет?

Судя по его тону, он не может решить, расстроен он или удивлен моим категорическим отказом. Какое-то время он пристально изучает мой профиль, а потом вдруг говорит:

— Ты меня не боишься.

Он произнес это так, словно только что открыл затерянную Атлантиду. С удивлением, сомнением и — как ни странно — с оттенком гордости.

— Скажем так, я всецело уважаю твою способность делать людей мертвыми. А теперь отпусти меня.

— Значит, ты можешь просто так вломиться к ничего не подозревающей жертве и украсть товары по уходу за младенцами?

— Значит, я могу просто так ткнуть большими пальцами тебе в глаза.

— Такая жестокая, — цокает он.

— Не я только что угрожала жизни водителя.

— Никто не совершенен.

— Особенно ты, парень, который собирается зацементировать мои ноги и бросить меня в реку Чарльз.

Он наклоняется к моему уху и хрипло шепчет:

— Это будет водохранилище, а не река. Но ты уже поняла, что я не причиню тебе вреда. А теперь ответь на мой долбанный вопрос о том, почему ты отдала то, что взяла у меня, прежде чем я переверну тебя на своих коленях и сделаю что-то действительно жесткое. Что, будем честны, доставило бы удовольствие нам обоим.

Затем он глубоко вдыхает у моей шеи и с явным удовольствием выдыхает.

Мой дар речи потерян.

Мое лицо пылает, сердце колотится, и я не могу заставить себя произнести ни слова.

Я, девушка, которая может поболтать о чем угодно — от удаления зубного нерва до похорон — не могу найти способность говорить просто потому, что хладнокровный убийца обнюхал мое горло.

В его одеколоне наверняка содержится какой-то изменяющий сознание вещество.

— Я... Я...

Он скользит кончиком носа по мочке моего уха, распространяя мурашки по моему телу.

— Хм?

— Прекрати, — сдавленным голосом прошу я.

— Прекратить что?

Весь такой из себя невинный, бессердечный сукин сын.

— Отпусти меня!

— Если ты ответишь на мой вопрос, я тебя отпущу.

— Неужели? — удивляюсь я.

— Нет. — Его гортанный смех полон самодовольства.

В такие моменты я жалею, что не обладаю сверхспособностями. Было бы так чудесно, если бы пара ядовитых колючих щупалец обвилась вокруг его толстой, самодовольной шеи.

— Значит, помимо того, что ты в принципе плохой парень, ты еще и лжец.

— Да. Издержки профессии. Но не тебе судить, моя маленькая болтливая воришка.