Су И на одном дыхании завершил свою пространную речь и поднял взгляд на Ваньянь Сюя, чье лицо по-прежнему хранило бесстрастное выражение. Молчание тянулось и тянулось, пока наконец едва заметная улыбка не тронула уголки губ императора. Только тогда Су И позволил себе вздохнуть с облегчением и подумал: «Похоже, откровенность пришлась ему по душе. Надеюсь, он не станет усугублять мое и без того плачевное положение».
Однако император обманул его ожидания.
— Ты так редко делишься сокровенными мыслями, — сказал он. — Подойди-ка сюда, у Нас тоже есть для тебя искренние слова.
Су И казалось, что всё происходит во сне. Он не сомневался, что, после того, как выскажется начистоту, его, как и Великую Ци, ждет скорая и неминуемая гибель. Они с Ваньянь Сюем были во многом схожи и могли понять друг друга, но враги всегда остаются врагами. Один не склонит головы, а другой не проявит милосердия — да император и не должен его проявлять. В этот миг у Су И гора с плеч свалилась: теперь Ваньянь Сюй больше не питал на его счет никаких иллюзий, а расстаться с жизнью пленник не боялся никогда. Он сожалел лишь о том, что не пал на поле своей последней битвы и не погребен навеки под бескрайними песками пустыни.
С сокрушенным сердцем он медленно обогнул стол и приблизился к Ваньянь Сюю. Тот неожиданно выбросил руку вперед, и застигнутый врасплох Су И оказался в объятиях императора. Встревоженный пленник принялся вырываться, но талию словно стянули прочные стальные обручи, не давая возможности вернуть свободу. Приблизив свое лицо к лицу Су И, Ваньянь Сюй тихо сказал:
— Не дергайся! Разве ты не слышал? Мы тоже хотим поделиться тем, что у Нас на душе.
— Для этого совсем не обязательно меня хватать! — с горячностью возразил Су И. — Я тебе столько всего наговорил, и что — только зря воздух сотрясал?
Император улыбнулся и погладил его по щеке.
— Как это — зря? Мы и не подозревали, что таково твое мнение о Нас. Как же Мы рады, что ты открыл свое сердце. — Не обращая никакого внимания на яростное сопротивление пленника, Ваньянь Сюй еще крепче прижал его к груди и вздохнул. — Су Су, ты — полководец, человек, далекий от придворных интриг. Ты даже не представляешь, как трудно быть императором. Император вознесен превыше всех живущих на земле, но ушей его едва ли достигает хоть слово правды. Он обладает абсолютной властью под Небесами, но есть ли вокруг него те, кому он может доверять? Император — самый одинокий человек в этом мире. Ради своего трона, ради своей империи он бодрствует в неустанных трудах, и чем он мудрее, тем несчастнее. Мы — не исключение. Нас окружают обласканные наложницы и осыпанные милостями чиновники, но Мы столь же бесконечно одиноки, как человек, не имеющий ни семьи, ни друзей. Все эти люди искусно льют Нам в уши сладкую патоку, но откуда Нам знать, примешивается ли к ней хоть капля правды? Они не осмелятся высказать в открытую ни свой страх, ни свою ненависть. Глаза их подобны мутным речным заводям, вечно подернутым обманчивой дымкой тумана. Даже Нам нелегко разгадать их подлинные намерения. Но ты, Су Су, ты так не похож на них! Эти глаза прозрачны, кристально чисты, словно горные озера; стоит в них заглянуть — и твои истинные чувства видны как на ладони. Стоит тебе произнести несколько слов — и Мы понимаем, говоришь ли ты правду. Су Су, я так счастлив — и знаешь, кажется, у меня не осталось к тебе ненависти, совсем не осталось. В моей груди так тепло! — Ваньянь Сюй игриво прикусил мочку уха своего пленника и добавил с легким смешком: — И что же нам с тобой теперь делать? Я хочу тебя — но не для того, чтобы покорить и повергнуть к моим ногам. Нет никаких особых причин, я просто… хочу тебя! Ночь еще не настала, но я не могу больше ждать. Су Су, давай просто выкинем всё из головы, ладно?
Су И сковал приступ паники, столь внезапный и сильный, что душа его едва не рассталась с телом. Он решился раскрыть Ваньянь Сюю свои тайные мысли лишь для того, чтобы дать понять, что питает к нему неподдельное уважение и что императору нет никакого смысла изнурять свой ум и тело, изобретая способ поставить его на колени. В открытую восхищаться врагом — значит показать свою слабость, но это не настолько унизительно, как пресмыкаться, умоляя о пощаде. Однако в таких случаях говорят: «Задумано хитро, да получилось глупо». Теперь всё окончательно запуталось и пошло вразнос. Не успел замерший от ужаса Су И издать хотя бы звук, а Ваньянь Сюй уже тащил его к огромной кровати в глубине опочивальни.