Как только девушки покинули императорские покои, Су И рухнул на постель и разочарованно вздохнул. Бросив взгляд в окно, он увидел, что солнце давно село, и тихий внутренний дворик теперь заливал лунный свет. Пленник подумал, что Ваньянь Сюй, должно быть, высоко ценит генерала Юй Цана, раз готов сорваться ему навстречу в любое время дня и ночи. От Юй Цана цепочка мыслей снова потянулась к поражению Великой Ци и к его собственным запутанным обстоятельствам, в которых Су И, словно странник в глухом лесу, не мог отыскать ни дорогу жизни, ни врата, ведущие в смерть. Душевная боль стала невыносимой: казалось, еще живое сердце пленника вырвали из груди и бросили в чан с кипящим маслом.

Затем Су И вспомнил слова Цзы Лю. Он понимал: девушка говорила первое, что придет на ум — лишь бы убедить его не искать больше смерти. Но ее речи неожиданно заронили в душу пленника искру надежды, которая разожгла потухшее было пламя мужества.

Разрываясь от противоречивых чувств, Су И долго метался и крутился на постели, пока его не сморила зыбкая дремота. Проснулся он в четвертом часу утра.

Зал для приемов, расположенный перед покоями императора, сиял разноцветными огнями. Судя по всему, Юй Цан вместе с Ваньянь Сюем уже прибыли в столицу, и теперь в честь триумфа генерала во дворце давали затянувшийся далеко за полночь пир. Су И мрачно представил, как враг, растоптавший его страну, получает бесчисленные поздравления с победой. Под его железной пятой пали сотни тысяч воинов. Это невозможно простить, за это можно только ненавидеть. Цзы Лю права: Су И был и остается генералом Великой Ци и не должен из чистой прихоти выбирать мученический венец. Так поступают трусы. Если он действительно хочет отдать последний долг родной стране, следует собрать в кулак все свои силы, всю свою волю — и направить их на то, чтобы возродить Великую Ци. При этой мысли в душе пленника поднялась целая буря чувств. Отыскав лист бумаги и кисть для письма, он склонился над столом — и полетели стремительные строки. Закончив и перечитав написанное, Су И увидел, что получилось небольшое стихотворение:

Глухая безотрадная пора.

Рассвет холодный брезжит над полями.

Я просыпаюсь. Три часа утра.

Душа скорбит. На сердце давит камень.

Мне снились степи родины моей,

И вольный стук копыт, и жаркий ветер.

А стая улетающих гусей

Спешит на юг, где щедро солнце светит.

Мне сломанные крылья не раскрыть,

К родному дому не найти дорогу.

Но гордый дух неволей не смирить,

Надежда возродится понемногу.

В мечтах промчалась юности весна,

Мерцают серебром мои седины.

Льет тихий свет печальная луна

На павшего величия руины.

Лишь старый друг поймет мою тоску.

Гляжу в его глаза и замечаю,

Что дух, подобный острому клинку,

Давно покрылся ржавчиной отчаянья.

Взойдет ли солнце над моей страной?

Ее леса, долины, горы, реки

Исчезнут за туманной пеленой —

Иль в памяти останутся навеки?

Отбросив кисть в сторону, он горько усмехнулся и прошептал:

— Ваньянь Сюй, если с тобой помощь и покровительство Небес, значит, мне не суждено бежать и осуществить возмездие. Но если нет — ты заплатишь сполна и за мой плен, и за гибель моей страны.

Выглянув в окно, Су И увидел, что восток зарумянился первыми лучами солнца. Он поспешил открыть дверь и выйти из покоев, но несколько императорских телохранителей тут же бросились вперед и заступили дорогу. Они настороженно следили за каждым движением пленника.

— Генерал проснулся рано, не следует ли послать за служанками? — Вопрос прозвучал учтиво, но голос старшего стражника напряженно звенел — он явно опасался, что, если генералу Су удастся бежать, ему самому придется ответить перед императором головой.

— Я хотел бы немного прогуляться, — с улыбкой ответил Су И. — Скоро вернусь, утренний туалет подождет.

Пленник неторопливо прохаживался по внутреннему дворику, где еще висела тонкая пелена предрассветного тумана. Старший стражник и несколько его подчиненных медленно брели по пятам. Яркое утро разгоралось на глазах, озаряя чистую небесную лазурь. День обещал порадовать ясной погодой.

— Генерал Су! Генерал Су! — раздался звонкий и нежный голосок Цзы Нун.

Су И обернулся и увидел, как девушка вышла из императорских покоев.

— Куда это вы направляетесь? — с улыбкой спросила она. — Сейчас придет Его Императорское Величество. Он просил передать свои извинения за то, что был так холоден и оставил вас одного на целую ночь. — Чтобы спрятать игривую усмешку, она кокетливо прикрылась рукавом.

Не успело лицо пленника перекоситься от гнева, как послышался голос Ваньянь Сюя, и Су И почувствовал, что отрывается от земли. Его подхватили сильные руки, а губы императора нежно прильнули к мочке уха.

— Не удалось как следует выспаться? — с улыбкой спросил Ваньянь Сюй. — Опять забиваешь себе голову всякими мыслями? Хотя чему тут удивляться, с твоим-то характером! Эх… Но зато Мы принесли тебе добрые вести. Ты всё еще тоскуешь по своей Великой Ци, верно? А что, если Мы соизволим исполнить твое желание? Какая Нас ждет за это награда?

Су И не мог поверить собственным ушам. «Неужели Ваньянь Сюй меня отпустит?» — с замиранием сердца подумал он.

Они вернулись в императорские покои. Окинув взглядом комнату, Су И мельком заметил, что написанное им стихотворение исчезло, не оставив ни тени, ни следа. В душе пленника шевельнулась смутная тревога, но в тот момент его гораздо сильнее беспокоил Ваньянь Сюй. Су И торопливо высвободился из объятий императора и в глубоком волнении спросил:

— Ты… что ты такое говоришь? Ты… подаришь мне свободу? Позволишь вернуться домой, в Великую Ци?