22-23

22.

Пленник и без того пребывал в мрачном расположении духа, а услышав слова Ваньянь Сюя, и вовсе рассвирепел:

— Ты что, ослеп на один глаз, и он у тебя видит то, чего нет? Откуда ты взял, что мы поладили? Мы теперь тоже заклятые враги — и всё благодаря тебе. Ты сам-то способен с кем-нибудь поладить? Чему тут удивляться, если сын такой?

Император хмыкнул, но ничего не ответил: он догадался, что его чересчур простодушный возлюбленный на свою голову ввязался в словесную баталию и с треском проиграл. Ваньянь Сюй ласково потрепал наследника по макушке, тот предсказуемо закатил глаза и с важностью изрек:

— Отец-император, я еще не знаю, понравится он мне когда-нибудь или нет. Пока что я, кажется, ненавижу его не так уж сильно. Хи-хи, а ты большой дипломат! Даже этот пленник, который скорее умрет, чем покорится — и тот уже болеет за интересы нашей великой империи.

И Ваньянь Шу, к досаде Су И, подробно пересказал отцу их разговор. Это окончательно выбило пленника из колеи, и он замер на месте, не зная, стоит ли опускаться до объяснений.

Закончив есть, Ваньянь Шу с самодовольной улыбкой обратился к Су И:

— Мой отец-император только что устроил подданным сюрприз тысячелетия. Похоже, он и сам еще не пришел в себя. Ты должен помочь ему расслабиться. Я, как человек воспитанный, скромно откланяюсь и не буду вам мешать. — Он повернулся к Ваньянь Сюю и добавил: — Отец-император, я редко проявляю такое благоразумие. Когда мы отправимся в новую столицу, не забудь в первую очередь взять с собой все те вещи, которые я перечислил в моем списке.

Наследник убедительно рыгнул и с важным видом покинул комнату. Ваньянь Сюй громко расхохотался. Су И метнул в него ледяной взгляд и презрительно заметил:

— Два сапога пара, по-другому не скажешь. Твой отпрыск такой же несносный, как ты сам.

— Ты так говоришь потому, что всё еще злишься, — снова рассмеялся Ваньянь Сюй. — В вашем разговоре он оставил последнее слово за собой. Разве не находишь, что Шу-эр умен не по годам? С самого рождения ему пришлось пережить три беды и восемь несчастий. Он рано потерял мать, но никогда не доставлял Нам слишком больших хлопот. Он взойдет на трон и непременно станет выдающимся государем.

Су И ничего не ответил, хотя в глубине души не мог не признать справедливость слов императора. Пусть они с Ваньянь Сюем оставались непримиримыми врагами, но пленника невольно тронули теплые, доверительные отношения между сыном и отцом — большая редкость, особенно в правящих семьях.

Су И так глубоко погрузился в раздумья, что даже не заметил, как Ваньянь Сюй подошел и уселся рядом. Император велел прислуге заново накрыть на стол, затем крепко обнял пленника и сообщил:

— Уже определен благоприятный день для переноса столицы. Совсем скоро ты вернешься на родину. Если будешь вести себя как следует, Мы даже позволим тебе повидаться со старыми друзьями. Ты рад, Су Су?

Су И возмущенно фыркнул:

— Может, позволишь нам встретиться, даже если я не буду вести себя как следует? Тогда я обрадуюсь еще больше. — Он горько вздохнул и устремил рассеянный взгляд в окно. Потом, немного помолчав, печально продекламировал:

Реки иссохли, и горы искрошены в пыль.

Прахом развеяны древние города.

Память дрожит, словно ряска под мелким дождем,

И погружается в темную глубь, в никуда.*

— Ваньянь Сюй, даже если я смогу навестить старых друзей, что мне с того? Моей Великой Ци больше нет. Люди изменились, а вещи остались прежними. Вспоминать прошлое — только старые раны бередить.

Ваньянь Сюй ничего не ответил, лишь крепче прижал его к груди. А ведь он намеревался взяться за пленника всерьез, едва они вступят на земли бывшей империи Ци. Император особенно остро ощутил, как несправедлив к этому человеку, на чью долю и без того выпало немало тяжелых испытаний. Но слишком далеко его размышления зайти не успели — в этот момент слуги подали обед. Когда Ваньянь Сюй и Су И расположились за столом, император принужденно рассмеялся:

— Ладно, выбрось всё это из головы. Как только переедем в новую столицу, Мы освободим всех пленных и отпустим их по домам. Пусть возвращаются к семьям. Каждый получит участок плодородной земли, и впредь им не придется браться за оружие и выносить на своих плечах тяготы войны. Они смогут мирно жить в окружении близких до конца дней. Разве это не прекрасная идея?

Су И молчал, бросая на императора полные недоверия взгляды. Наконец он громко вздохнул:

— Идея-то хороша, если ты и впрямь сделаешь, как говоришь. Я буду искренне благодарен тебе от имени моих соотечественников. Но какую цену придется заплатить мне?

Не ожидавший такого прямого вопроса Ваньянь Сюй углубился в задумчивое созерцание пленника. Под его пристальным взглядом Су И стало не по себе — он опасался, что на его глазах в голове императора зреет очередной гнусный план. С того дня, как попал в плен, Су И перенес множество невзгод и лишений. Он не страшился ни кнута, ни изощренных пыток; его пугали лишь необъяснимые, бесстыдные, разнузданные желания Ваньянь Сюя, его страстные признания — не поймешь, то ли в шутку, то ли всерьез — и, наконец, его попытки при каждом удобном случае шантажировать Су И жизнями невинных людей. Всё это повергало пленника в отчаяние. Он боялся, что запас его физических и душевных сил уже на исходе, и задавался вопросом, как долго еще сможет выдержать этот ад.

Ваньянь Сюй рассмеялся и встал, чтобы самолично налить ему вина.

— Что до цены, — сказал он, наполняя обе чаши, — разумеется, тебе придется ее заплатить. Но не сейчас. В свое время. Когда настанет день, боюсь, даже эта маленькая любезность Нам ничем не поможет. Но, так или иначе, Мы своего добьемся. К счастью, Мы знаем самое уязвимое место Нашего Су Су, иначе Нам пришлось бы нелегко.

Император был убийственно серьезен, и Су И смотрел на него в глубоком смятении. Последние пару дней Ваньянь Сюй старательно сдерживал похотливые порывы, и пленник уже подумал, что император отказался от своих непристойных замыслов. Неужели он жестоко просчитался? Но, если так, почему же Ваньянь Сюй за два дня не предпринял ни одной решительной атаки? Мало того, теперь в короне императора засиял еще один драгоценный камень — бывшая Великая Ци, — а скоро и столица поверженной империи станет его новым домом. Всё это он получил без особого труда, и только генерал Су продолжал идти наперекор прихотям захватчика. Кроме желания сломить и уничтожить этот последний оплот павшего величия, Су И не видел никакой иной причины, почему император домогался его с таким неослабным упорством.

Ваньянь Сюй сам поднял руку пленника и сдвинул кубки.

— Сколько ни крути в голове мысли, ничего не изменишь. Наслаждайся моментом, живи одним днем… Пока достаточно вина, мы будем пить его до дна. Давай напьемся допьяна! Завтра начнется подготовка к переезду, мы оба будем заняты, а потом… эх, я даже представить себе не могу, каким чудовищем я потом буду выглядеть в твоих глазах. Боюсь, это последний вечер, который мы с тобой проведем в мире и покое. Су Су, мой Су Су… Ты… ты… Эх! — так и не закончив свою мысль, Ваньянь Сюй протяжно вздохнул и залпом осушил чашу.

Лицо императора на миг омрачила едва заметная тень уныния. Подозрения Су И только укрепились. Он тоже выпил свое вино и холодно произнес:

— Оказывается, это ты у нас тут несправедливо обиженный страдалец? Похоже, ты был пьян еще до того, как наполнил чашу.

Решительно оттолкнув Ваньянь Сюя, он взялся за книгу, но в душе его царило такое смятение, что смысл прочитанного ускользал, как вода в песок.

23.

Со дня основания Цзинь Ляо перенос столицы стал самым значимым событием ее истории. По сравнению с ним даже разгромные поражения, которые нанесла войскам Золотой империи Великая Ци, казались мелкими и незначительными. Вся страна забурлила, как огромный котел. На каждой улице, в каждом переулке слышались взволнованные голоса, велись ожесточенные споры. Хотя северные земли были бесплодными, а климат — суровым, для людей эта страна оставалась домом, пусть и неуютным, но родным, и многие предсказуемо не желали покидать обжитые места. К счастью для Ваньянь Сюя, за время своего мудрого правления он заслужил доверие подданных, так что, хотя в народе и были недовольные, до бунтов и заговоров дело не дошло.

Перед дворцом, на площади, где обычно проходили военные учения, в идеальном порядке выстроились десятки тысяч солдат императорской гвардии, разделенные на десять крупных отрядов. В парадных мундирах, при полном вооружении, они стояли, гордо подняв головы — величественное и грозное зрелище. Когда из ворот дворца неспешно вышел император в сверкающих церемониальных доспехах, площадь взорвалась приветственными криками.

Ваньянь Сюй уверенно шагал вперед, бросая прощальные взгляды на мощные дворцовые стены — наследие нескольких поколений его предков. Сердце императора дрогнуло, но он усилием воли подавил щемящую тоску по прошлому, устремляя свой разум в будущее, к новым великим свершениям. Не колеблясь ни минуты, он вскочил на коня, и старший дворцовый евнух громко провозгласил: «Начать шествие!» Звук наполнил площадь, отражаясь от стен, и долго ещё гулкое эхо уносило его в небеса.

***

По мере того, как процессия продвигалась на юг, становилось заметно теплее, вдоль дороги потянулись луга, заросшие дикими цветами, названия которых северянам были неведомы. Пестрые ковры расстилались кругом, сколько хватало глаз.

Ваньянь Сюй поначалу гарцевал на коне, но потом пересел в повозку к пленнику и принялся развлекать его светскими разговорами, пытаясь отвлечь от созерцания окрестностей — он опасался, что знакомые пейзажи заставят Су И еще горше терзаться сожалениями.

Разумеется, пленник даже не подозревал об истинных мотивах императора, а потому не мог по достоинству оценить его заботу и лишь раздраженно хмурился да мрачно вздыхал. Он сделал несколько попыток избавиться от навязчивого собеседника, но упрямый Ваньянь Сюй ни в какую не желал покидать повозку. В конце концов Су И просто закрыл глаза и сделал вид, что слишком утомлен и хочет уснуть. Вскоре императору волей-неволей тоже пришлось замолчать.