― Да! – кричат все в комнате.
― Вперед, "Фонтус"! ― кричит он, выбросив кулак в воздух.
― Впереееед, "Фонтус"! ― кричит комната в ответ, и все направляются на выход.
Кирстен принесла им кофейные напитки, для себя со сливками, чтобы притупить свою синестезию во время поездки в общественном такси: черный кофе с двойными сливками, экстра с сахарозаменителем для Кеке. И два пончика с ванилью и ксилитом размером с чайные блюдца.
― Ладно, леди, выкладывай, ― говорит Кеке, как только они втиснулись впереди. ― Куда мы едем, и как ты это нашла?
― Как наше поколение находит информацию?
― Э-м-м... Гугл?
― В точку.
Они застряли в пробке. Теперь пробки ― редкость, но постоянно происходят, когда Кирстен куда-нибудь спешит. Она высовывает голову из окна, чтобы увидеть, что вызвало задержку. Впереди них выстроились змейкой послушные автомобили.
― Должно быть, это было нелегко со всеми этими витающими вокруг пророчествами о Судном дне, обещающими, что вот-вот настанет последний день. Суицидники, «Постигшие истину», «Воскресители».
― Я никогда не понимала эту толпу «Конец близок», ― говорит Кирстен, откидываясь на сидении.
― Я знаю, ― отвечает Кеке. ― Ты терпеть не можешь, когда люди утверждают очевидное.
― Именно. Конечно же, конец близок! Как только есть начало, появится и конец.
― Я надеюсь, что твой кофе с кофеином. Тебе нужна чашечка оптимизма.
― Я не имела ввиду, что все так мрачно, ― говорит Кирстен.
― А это можно понять по-другому?
― Да! Я хотела сказать это... Я не знаю, в смысле Дзен. Все начала имеют конец, таков жизненный цикл.
― Так что ты хочешь сказать?
― Ничего. Я просто говорю, что это иронично. Жизнь очень коротка, а эти придурки расхаживают вокруг в своих кричащих футболках, говорящих, что «Конец Близок», они тратят время.
― Поняла тебя. Правда, им стоит прислушаться к своему собственному сообщению и жить своей жизнью. Буквально.
― Именно.
― Так значит, там были сотни глупых результатов на тему "Судного дня"?
― Тысячи! Так что я закончила тем, что начала гуглить вместо этого про душевнобольную леди.
Водитель наслаждается частым нажатием на педали. Комби рывком движется вперед, затем намертво встает, затем снова движется вперед в неловком танце акселератора и тормозов. Он громко разговаривает, не обращаясь ни к кому в частности. У пассажирки рядом с Кеке плохо заплетены волосы, она сверкает золотым передним зубом, подпевая панк-евангелию, играющему в ее бриллиантовых наушниках. Им приходится разговаривать на фоне ее вибрато (прим. перевода: Вибрато — вокальный прием, характеризующийся быстрым изменением громкости, высоты звука и его тембральной характеристики). Несмотря на притупленные чувства Кирстен, все это оживление вокруг дезориентирует ее. Наконец, они видят причину затора: несколько бригад с красными мигалками заполонили шоссе.
― Кто-то должен сказать им, что это скоростная полоса, ― бормочет себе под нос Кирстен и получает грязный взгляд от попутчика. Красные мигалки только у "СурроСис" и ее сопровождения, их полагается уважать любой ценой и несмотря на неудобства. Водитель прикасается к шляпе, а затем к сердцу, а затем, наконец, проезжает мимо.
― Она могла быть шизанутой, но она была еще и, ну... одаренной.
Кеке бросает на нее взгляд, говорящий о заканчивающемся терпении.
― Я серьезно, она была, как по их словам, "высокого интеллектуального развития".
― Кто это так сказал?
― Ее коллеги в "Пропаг8", куда мы и направляемся. Она курировала весь проект. Она была био... как же ж там? Биоовощевод.
Кеке вытаскивает соломинку изо рта, хмурится.
― "Пропаг8" звучит знакомо.
― Это банк семян в старом песчаном карьере. Как "Свальбард" в Шпицбергене, но только местная, более здешняя версия. Они прозвали его "Хранилищем Судного дня".
― Судный день. Ха-ха.
― Первый такой банк построил Вавилов. Ботаник-генетик в 1930-х, он вырос в бедности и голоде, так что стал одержим идеей покончить с голодом. Семена пережили даже Осаду Сталинграда. И Гитлера. Только вот не все защитники.
― Умерли от голода в окружении съедобных семян? ― спросила Кеке.
― Очевидно, люди лучше нас с тобой.
― А Вавилов? Стал богатым и известным героем?
― Нет. Он умер в тюрьме.
― Гитлеровской?
― Сталинской.
― Боже правый.
― Может нам не стоит так громко говорить об этом?
Кеке хихикает.
― Что там с твоей леди куку-туту?
― Согласно словам ее коллег, она была лучшей в своей области, в некотором роде гением генетики. Она виртуозно работала с геномом: изобрела все виды устойчивых к болезням и вредителям культур. Получила 99-миллионный грант за свою работу по революционному вертикальному фермерству (прим.: Вертикальная ферма, по сути, представляет собой многоэтажную теплицу). Принимала участие в поразительных сессиях по "мозговому штурму", на которых поделилась своими идеями о дешевом, органическом биотопливе и дизайне для жилых зданий. И она была амбициозной. Я хочу сказать, "Пропаг8" был ее идеей. Она боялась Судного Дня.
Какое-то время они ехали в тишине.
― Так значит, ее паранойя до определенной степени работала на нее.
Кирстен пожимает плечами.
― Раньше, быть может.
Они выходят в десяти километрах южнее от "Бела-Бела". Местное такси везет их от остановки на главной дороге по пыльной дороге до гладкого фасада здания "Пропаг8".
Дизайн фасада из песчаника выглядит осевшим в грунт, создавая впечатление, что половина его находится под землей. Он такого же цвета, как и окружающий песок и скалы, отчего сливается с ландшафтом, несмотря на то, что является единственным зданием в пределах горизонта.
Здание напоминает Кирстен поэму Шелли "Озимандия", отчего девушка улыбается. Судный День, и "Ничего кроме останков". У архитектора, определенно, было чувство юмора.
Кеке идет, чтобы нажать на звонок, но стеклянные двери из дымчатого стекла расходятся в стороны, прежде чем она касается кнопки. Внутреннее помещение огромно, похоже на пещеру и пустынно. На полу мозаикой выложена цифра "8": Кирстен понимает, что это знак бесконечности. Единственным пятном цвета является то, что похоже на сотню разных суккулентов в африканских глиняных горшках, стоящих вдоль темного стеклянного фасада.
Администратор поднимает взгляд, готовая помочь им, но Кеке жестом показывает, что они знают, куда идут, и слегка подталкивает Кирстен по направлению к двери из нержавеющей стали на противоположном конце пространства. Когда они не доходят до нее два метра, огонек на двери с писком переключается с красного на зеленый (Кашемировая Вишня, а затем Весенняя Зелень) (Прим. перевода: кашемировая вишня ― генно-модифицированная крупная вишня темно-красного цвета), они слышат, как механизм по другую сторону двери отпирается. Тяжелые двери расходятся в стороны, открывая обзор на высокотехнологичный лифт с непонятными кнопками. Вместо аккуратного ряда цифр, обозначающих этажи, располагающихся одни над другими, здесь встроена сложная 3D диаграмма в форме цветка лотоса.
― Цветок лотоса? ― спрашивает Кеке. ― Она была йогом?
― Семена лотоса жизнеспособны в течение тысячи лет, ― отвечает Кирстен. Она прочитала это, когда искала информацию о хранилище в "Сети".
Пятьдесят два пункта назначения на выбор, и все без подсказки. Кеке нажимает ближайшую к ней деталь лотоса. Они вздрагивают, когда двери лифта расходятся в стороны. Когда двери открываются во второй раз, позади показывается темный коридор. Они выходят, над ними загорается свет. Кеке пританцовывает, что-то в стиле капоэйра, и включается еще больше света. Кирстен считает, что весь банк семян находится в полнейшей темноте, кроме этого небольшого освещенного участка.
В конце коридора есть еще одна дверь. Кирстен подходит к ней и протягивает ключ. Огонек по-прежнему горит красным, а дверь заперта. Они возвращаются в кабину лифта и изучают план этажа на одной из его стен.
― Ты помнишь еще что-нибудь, что читала о ее работе здесь?
Кирстен прикидывает так и эдак, пытается использовать "Google" на своих часах, но сигнала нет. Она подходит ближе к карте, и одна из кнопок автоматически загорается. На ней подпись: "Sub Rosa", этаж 36. Она разжимает руку, чтобы рассмотреть ключ. Двери закрываются, и в этом раз лифт едет вниз, в глубины старой шахты.
Когда двери со щелчком раздвигаются, они выходят в месте, которое выглядит, как комната с депозитными ячейками, если бы не анимированные обои от пола до потолка. Огромные бутоны роз и цветов (Ржавый Кармин) нежно оплетают стену, как живые. Кирстен пытается сделать снимок своей миникамерой, но эта функция заблокирована. У нее возникает ощущение, будто она смотрит сквозь розовый туман. Ей стоило удвоить количество кофеина в своем кофе.
Кеке забирает у нее ключ и подходит к стене из депозитных ячеек. Ключ проворачивает уже знакомый магический фокус, и ячейка справа, чуть ниже уровня глаз, загорается голубым светом. Кеке нажимает на нее, и она плавно открывается, как ящик комода, размером с обувную коробку. Внутри еще одна коробка с отверстием для ключа, в который Кеке его и вставляет.
― Это похоже на передачу свертка, ― шепчет Кеке.
― Передачу чего?
― Ох, ― произносит Кеке, ― не бери в голову.
Они обе заглядывают в коробку, с опаской, как будто оттуда может что-то выпрыгнуть и откусить им пальцы.
― Пусто, ― замечает Кеке.
В жесте отчаяния, она засовывает всю руку в коробку и шарит внутри, просто чтобы развеять все сомнения, убедиться, что коробка полностью, абсолютно, на 100% пуста. Но она не пуста.
― Эй, ― произносит она. Дальняя сторона кажется другой. Не из текстурированного металла, а из пластика. Она поддевает уголок ногтем и отрывает его, вытаскивает то, что оторвала на обозрение. Это небольшой пластиковый пакет, как пакет для сэндвичей, но четырехслойный и герметичный.