― Прекратите! ― кричит Ван дер Хивер. ― Прекратите немедленно! ― но мужчины продолжают свою неуклюжую борьбу. ― Это работа всей моей жизни. Она не может закончиться сегодня!
Никто не удостаивает болтливого доктора вниманием.
― Эта лаборатория самоуничтожится, когда мое сердце перестанет биться. Вы это понимаете? Вы понимаете, что на кону?
Кирстен на мгновение поднимает голову, видит, что его лицо напряжено от боли, и ничего не испытывает к нему. Она возвращает свое внимание к Сету, только сейчас поняв, что на нем нет крови. Она засовывает палец в отверстие от пули и обнаруживает, что оно сухое. Кевларовая кожа. Пытается снова нащупать пульс и находит его. Холодный, но живой. Ребенок кричит и кричит на диване. Маутон, наконец, опрокидывает Джеймса на землю. Он перестает сопротивляться, когда упирается лбом в дуло пистолета Маутона.
― Я повторюсь, ― говорит доктор, делая успокоительный вдох, ― если я умру, мы все умрем. В каждой комнате заложена взрывчатка, которую расположили специально так, чтобы превратить это место в пыль. Мы не можем рисковать тем, чтобы здесь обнаружили улики. В моем сердце находится единственный в своем роде кардиостимулятор: если оно перестанет биться, кардиостимулятор пошлет сигнал в бомбу, и она сдетонирует.
От этого в комнате кажется все успокаиваются. Кирстен подползает к ребенку, забирает его, пытается успокоить. Засовывает, вытертую об штаны, костяшку пальца, ему в рот, чтобы он сосал ее вместо пустышки. Ван дер Хивер прослеживает ее путь пистолетом в руке. Джеймс встает и пытается подойти к ней, но Маутон качает пистолетом и говорит:
― А-а, ― делая ему жест оставаться на месте.
― Ты сказал, что не причинишь ей вреда, если я приведу ее! Мне пришлось тебе поверить. Я прошу тебя, как человек, которого ты вырастил, как сына...
― Ты никогда не был моим сыном, ― говорит доктор, отдавая Маутону сигнал пристрелить их обоих. Маутон наводит пистолет на Джеймса, и Кирстен кричит: ― Нет!
Прежде чем Маутон нажмет на курок, Кеке нажимает кнопку на волшебной палочке, которую Кирстен засунула ей в руку, и попадает лазером ему в спину. Он вскрикивает, когда его тело дергается в конвульсиях, и выпускает несколько пуль в потолок, а затем в стену.
Она стреляет в него снова, сшибая его с ног, и он теряет сознание. Доктор стреляет в Кирстен, но она ныряет вниз, и пуля приземляется в золоченую раму картины маслом. Кеке направляет помаду на Ван дер Хивера. Как раз тогда, когда Джеймс забирает пистолет из руки Маутона и направляет его на доктора. Его так называемый отец поворачивает свой пистолет на него.
― Если я умру, ― говорит он снова, ― мы все умрем.
Кеке колеблется, вероятно, из-за неуверенности в том, как тазер подействует на кардиостимулятор-детонатор. Кирстен вскрикивает, когда доктор стреляет Джеймсу в плечо. Джеймс сжимает зубы и нажимает на курок, дважды, Кирстен видит два темных отверстия в белом халате доктора. Из-за силы выстрела он делает несколько шагов назад и смотрит на Джеймса в потрясении.
― Ты никогда не был моим отцом, ― говорит Джеймс.
Каким-то образом, доктору хватает сил нажать на курок, и он снова стреляет в Джеймса, в этот раз в грудь, в результате чего его тело падает на спину и оседает под странным углом. Теперь, борясь за то, чтобы оставаться на ногах, Ван дер Хивер целится в Кирстен и ребенка, но Кеке быстро приходит в движение и стреляет в него из лазера, прежде чем он нажмет на огонь, и мужчина падает на колени, а затем вперед. Кирстен садится на корточки рядом с Джеймсом.
― Это была не твоя вина, ― говорит она, надавливая на его рану. ― Это была не твоя вина. Тебе было всего четыре года.
Лицо Джеймса меняется.
― Тебе было четыре!
Ее руки, скользкие от крови, соскальзывают с его торса.
― Держись, ― говорит она, вновь возвращая их на место. ― Просто держись, ― просит она.
Она разрывает его рубашку спереди и сзади, хватает его медицинскую сумку, распахивает ее и опустошает содержимое на пол рядом с ней. Она находит пластырь, отрывает его зубами и наклеивает на входные отверстия. Она знает, что это не поможет.
― Котенок, твоя «Черная Дыра»... ― говорит он, ― эта холодная... пустота...
― Не разговаривай, ― говорит Кирстен.
― Ты всегда была в этом противоположностью меня.
― Ш-ш-ш...
― Что бы ни было противоположностью «Черной Дыры». «Белая Дыра»?
― Да, «Белая Дыра», ― шепчет Кирстен, в ее горле стоит ком.
«Белая Дыра»: противоположность пустоте. Противоположность ничему.
Возможность сбежать.
Кирстен понимает, что они сидят в луже красного. Видит, что он угасает. Джеймс кладет свою руку на ее, другую на ребенка.
― Ты всегда была этим. Ты была всем, ― говорит он, и свет покидает его глаза. Она трясет его, пытается разбудить, но он ушел. Она не говорит, что белые дыры не существуют.
― Я люблю тебя, ― говорит она его неподвижному телу, ― тоже люблю тебя.
И впервые в своей жизни, насколько она помнит, колоссальные рыдания сотрясают ее тело, и она плачет, слезы перемешиваются с кровью.
Взвывает пронзительная сирена.
― Нам нужно идти, ― говорит Сет Кирстен, хватая ее за руку, отрывая ее от пола, от неподвижного тела Джеймса.
― Мы не можем оставить его здесь!
― Это здание скоро взлетит на воздух, ― говорит Сет. ― Мы не выберемся вовремя, если заберем его.
Кирстен смотрит на Кеке, видит, какая она все еще бледная, ощущает, как ее тело покидают собственные силы. Несмотря на такую сильную потерю, она все еще хочет жить. Они покидают офис, но сразу же останавливаются, когда оказываются перед лицом лишенного цвета лабиринта из коридоров и комнат.
― Я не знаю, куда идти, ― шепчет Кеке. ― Меня принесли. Я была едва в сознании.
Кирстен рассматривает фотографии, которые сделала миникамерой. По фотографиям они преодолевают половину пути, но затем оказываются заблудившимися. Сирены ревут. Она оглядывается вокруг, пытается думать, но все, что она видит, бомбы в стенах. Она опускает взгляд на пол.
― Вы видите? ― спрашивает она Кеке, показывая на плитки (Жареные Вафли).
― Что?
― Царапины.
― Это ничего не значит, ― говорит Сет.
― Хлебные крошки.
― Что?
― «Гензель и Гретель». Это след из хлебных крошек. Не было никаких отметин, когда мы вошли, ― говорит Кирстен. ― Мармелад... шел следом за нами. Он пометил нам путь.
Они следуют за серыми отметинами на полу, поворачивают несколько раз и находят выход: огромные двери, как в хранилище. Они заперты. Кеке, запыхавшись, садится на пол. Она снова сильно потеет.
«Рубашка, диван, диван, куртка, волосы», — думает Кирстен, и нажимает 49981 на панели кнопок. Один из двух красных огоньков становится зеленым, дверь остается запертой. Они оба одновременно бросают взгляд на биометрический сканер, зная, что он для отпечатков пальцев.
Чернильный ужас, смешанный с неоновыми нервами: Кирстен передает ребенка Сету, говорит ему подождать с Кеке. Она следует по царапинам обратно в логово. Она не смотрит на разгром, на тела, пытается оставаться сосредоточенной. Она склоняется над широким туловищем Маутона, находит свой карманный ножик в его джинсах.
Когда она вытаскивает нож, его медвежья лапа обхватывает ее за запястье. Она кричит и бьет его коленом со всей силы, приземляя хороший удар ему в живот, но он даже не вздрагивает. Он рычит и начинает тянуть ее тело к своему ― перетягивание каната. Она кричит, брыкается. Сирены визжат зигзагами.
Она использует свою сломанную руку, чтобы ударить его локтем в лицо, сломать ему нос, чтобы он лишился зрения. Они вскрикивают одновременно, и он ослабляет хватку. Кирстен бросается вперед, хватает пистолет Маутона с пола и поворачивается за спину, наводя цель через колени. Он ревет и бросается на нее, но она быстрее и делает два выстрела, перекатывается с пути, прежде чем мужчина рухнет рядом с ней. Девушка снова в него стреляет, и снова, пока не опустошает весь магазин: пока не убеждается, что он мертв.
Сколько времени у нее осталось? Она не имеет понятия. У нее началась гипервентиляция легких, она пытается не дрожать. Подбирает карманный нож и выпускает лезвие.
Кирстен начинает отрезать большой палец Джеймса. Она не может распилить крупную кость, на данный момент у нее нет столько сил, так что вместо этого она делает глубокие надрезы вокруг сустава, пока он не обнажается, а затем погружает нож в сустав и вырезает палец. Ужас того, что она делает, не ускользает он нее, но она не может сейчас позволить себе об этом думать. Она поместит это воспоминание в каком-нибудь темном и закрытом месте своей памяти. Она хватает палец и бежит. Она не думает об изуродованной руке, оставшейся позади, о теле, о лице, губах. Она думает о том, чтобы добраться до Кеке, Сета и ее малыша, и добраться вовремя. Остаться в живых.
Тревога начинает звенеть громче: она уверена, что остались лишь секунды. Кирстен вылетает из комнаты, нацеливаясь в сторону выхода, но на полпути по первому коридору, она слышит то, что останавливает ее. Лай. На фоне звука сирены слышится: сопение, скулеж, вой. Она делает еще несколько шагов. Нет времени спасать собаку. Если она вернется за биглем, они, вероятно, все сгорят. Собака скребет дверь и воет. Все ругательства, которые знает Кирстен, взрываются в ее голове. Она разворачивается, бежит в комнату сувениров Маутона и хватает собаку, которая сидит, ожидая ее, будто знает, что она придет.
С собакой в руках она бросается назад в коридор, достигает дверей безопасности, где Кеке лежит на полу. Она прикладывает палец к сканеру, снова вбивая код Джеймса. Оба огонька загораются зеленым, и дверь распахивается.
Она опускает собаку на землю и поднимает Кеке, поддерживает ее, подпирая своим здоровым плечом, и выводит через двери. Сет несет ребенка и пистолет. Лифт отключен, так что они бегут вверх по лестнице, теряя счет пролетам ― пролеты и пролеты лестниц ― бегут так быстро, как могут, собака бежит за ними по пятам.