Лисса сидела на полу, трясясь и дрожа. Она прекрасно знала, что лучше не просить одеяло, а встать и взять его самой. Дон храпел, но девушка осознавала, что один скрип деревянного пола, и он проснется.
Десять лет назад ее жизнь была идеальной. По крайней мере, она так думала. Ее мать всегда от нее дистанцировалась, но Лисса никогда не возражала против самостоятельного взросления. Ее отец был более чем привязан к ним обеим. Кроме того, ее мама всегда была занятой женщиной, постоянно убирающей или готовившей. Папа всегда звонил и давал ей задания. Лисса и ее старшая сестра Сидни либо предлагали помощь, либо не мешали.
Наказание в доме Дэвисов было редкостью, но, получив, ты долго не мог его забыть. Когда папа отхаживал тебя ремнем, ты неделю после этого не мог сидеть на стуле. Это должно было произойти только раз, чтобы убедить тебя больше не попадать в беду. Для Сидни это случилось два раза.
Сестра была на год старше нее. Лисса вспомнила, как накануне восемнадцатилетия Сид она на выходные ездила к бабушке, а когда вернулась, то Сидни уже не было. Лисса была расстроена — сестра, будучи ее лучшей подругой, уехала, не попрощавшись. Родители сказали, что Сидни приняли в элитную частную школу, поэтому ей пришлось уехать немедленно. У Лиссы не было причин сомневаться в словах родителей за исключением, конечно, одного момента — Сидни ни за что бы не оставила ее без прощального письма. Ведь так?
Когда на свое восемнадцатилетие Лисса вернулась домой с работы, на которой работала неполный рабочий день, папа удивил ее тем, что уже был дома. На его лице сияла широкая улыбка. Он обнял ее.
— С днем рождения, милая, — сказал он.
— Спасибо, папочка! — ответила она радостно.
— Я пришел домой пораньше, чтобы провести время со своей любимой девочкой в день ее рождения. Как насчет того, чтобы заказать пиццу и устроить вечер кино?
— Это было бы здорово, папочка! — воскликнула она.
Она его так любила. Папа ослепительно улыбнулся ей и пошел заказывать пиццу. Домашнее обучение на протяжении всей ее жизни не давало Лиссе возможности завязать длительные дружеские отношения с кем-либо, кроме Сидни, а та так ни разу и не написала ей с тех пор, как уехала. Лисса подозревала, что та веселится от души и совершенно забыла о своей младшей сестре.
Папа вставил диск с фильмами в DVD-плеер и усадил ее рядом с собой на диван. Мама принесла им большую миску попкорна с маслом и пару газированных напитков. Когда она тянулась к попкорну одновременно с ним, папа пощекотал ее пальцы. Большую часть первого фильма они хихикали и кидались попкорном друг в друга.
Доставили пиццу, и Лисса поднялась к себе, чтобы переодеться в пижаму и взять с собой подушку и одеяло на случай, если она заснет на втором фильме.
Она подумала, что должна была заподозрить неладное, когда отец все время говорил ей, какая она хорошенькая. Не то чтобы это было необычным, но он продолжал это говорить. Затем они с мамой принесли бутылку вина и сказали, что, поскольку Лиссе исполнилось восемнадцать, она должна выпить бокал. Будучи молодой наивной девушкой, она была в полном восторге, но то, что случилось потом, разрушило ее наивность навсегда.
Наши дни
— Эй, шлюха, залезай сюда. Этот член не будет сосать себя сам, — проворчал Дон, перевернувшись.
Как можно быстрее она забралась на кровать, взяла его вялый член рукой и направила в рот.
— Вот так, девочка. Но не думай, что я забыл о твоем наказании, шлюха.
Она просто продолжала качать головой вверх и вниз, зная, что в ответе не было необходимости. Погладив его яички, она услышала, как его дыхание стало учащаться.
Мужчина кончил, засунув свой член как можно глубже ей в глотку, и продолжал качать бедрами до тех пор, пока не убедился, что она проглотила каждую его каплю.
Ее ежедневно за что-то наказывали, у Дона обычно находился повод, чтобы ее мучить. Сегодня она неправильно сложила его футболки, поэтому, когда он их надел, на груди была складка. Для него это было недопустимо. Однако именно он велел ей сложить их так, но Лисса не могла сказать это, иначе его гнев только усилился бы.
— Ну, ты ничего не делаешь правильно, но из тебя получится хорошая сосалка.
Он громко рассмеялся, выводя ее из задумчивости.
Схватив ее за волосы, Дон ударил ее по лицу.
— А теперь наказание.
Мужчина бросил ее на кровать, связав лодыжки и запястья. Лисса была так дезориентирована из-за удара в лицо, что то небольшое сопротивление, которое она выказала, не произвело должного эффекта.
— Открой свои гребаные глаза, шлюха, — так ее называли последние десять лет. — Я устал повторять тебе одно и то же снова и снова. Может быть, если я сделаю что-то примечательное, ты запомнишь мои слова раз и навсегда.
Лисса открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дон, замахнувшись, опускает на ее грудь кожаный ремень. Он ударил каждую грудь по очереди, заставляя ее каждый раз кричать.
— Бл*ть, шлюха, ты снова делаешь меня твердым, — сказал он, хлестнув ее по обнаженной киске.
Боль была жгучей. Отбросив ремень, он несколько раз ударил ее кулаком в живот. Каждый раз она кричала, потому что, если бы она этого не делала, ей стало бы еще хуже.
Услышав, как открылась дверь шкафа, Лисса поняла, что у нее проблемы.
Кнут приземлился на ее и без того болезненную грудь. Дон постарался ударить ее достаточно сильно, чтобы рассечь кожу. Затем он применил нож. Проведя острым лезвием по кончику ее соска, он отрезал его кусочек, в то время как Лисса с ужасом взирала на него.
— Тебе понравилось, шлюха? В следующий раз, когда ты ослушаешься, я отрежу всю твою гребаную сиську.
Он смеялся, пока она рыдала. Подкурив сигарету, Дон раскрыл ее половые губы и воткнул в них зажженный конец. Прежде, чем ее разум успел осознать это, тело обмякло от боли.
— Просыпайся, шлюха.
Лисса очнулась от ужасного запаха и от того, что кто-то ударил ее по лицу. О... нюхательная соль. Он часто использовал их на ней.
Ее киска и сосок — точнее, место, где он был — горели.
Видимо, когда она отключилась, он прижег ее рану. По крайней мере, он развязал веревки.
— А теперь вставай и прими душ. Ты должна приготовить мне обед.
Лисса сползла с кровати, зная о последствиях, если она этого не сделает. Чувствовала слабость, но, сделав глубокий вдох, заставила себя мелкими шажками пройти к ванной. Она включила горячую воду, и ее окутало паром. Отрегулировав воду, она ступила под жесткие струи.
Сдерживая крик, когда струя воды ударила по ее пульсирующему соску, Лисса начала тщательно мыться, зная, что он осмотрит ее и разрешит нанести успокаивающую мазь только в том случае, если она будет идеально чистой.
Чувствуя, что вымылась достаточно чисто, она выключила душ, вытерлась полотенцем и надела тонкую рубашку, которую он разрешил ей носить.
Поспешив на кухню, она чувствовала между ног резкую боль от ожога, но, как хорошая девочка, не выказала никаких признаков дискомфорта. Лисса вспомнила свою подготовку к Дону, когда отец сначала продал ее ему, а затем устроил их свадьбу. Свадьбу, на которой она не имела права голоса. Дон всегда читал ей лекции о важности чистоты, когда проводил свои ежедневные проверки. Он не потерпел бы ничего, кроме идеальной чистоты.
Дон разговаривал по телефону, обсуждая свои дневные дела, и Лисса тут же наклонилась над деревянным столом, приняв позу для осмотра. Она почувствовала холодок, когда он поднял рубашку и раздвинул ее ягодицы. Его дыхание, когда он провел языком вверх и вниз по ее складкам.
— Повернись, — сказал он, все еще держа телефон у уха.
Она быстро подчинилась. Смена положения облегчила давление на ее пульсирующий сосок, когда она легла на стол на спину и раздвинула ноги. Дон поднял рубашку, и она почувствовала боль на месте ожога от дуновения воздуха, но ее лицо оставалось бесстрастным. Когда он провел языком по ожогу на ее половых губах, Лисса случайно вскрикнула, из-за чего он сильно ущипнул ее. Закончив пробовать ее и проверять чистоту, Дон сильно шлепнул ее по киске со словами:
— Достаточно хорошо, шлюха. Иди и намажь мазью этот ожог и сиську, чтобы не вонять здесь.