— Иди рисуй.

— Я буду думать о тебе.

Взгляд Джейми прошелся по моему телу, прежде чем он резко отвел его.

— Хорошо, — сказал я.

Вернувшись в общежитие, я растянулся на кровати Джейми и попытался поработать над «Отчим домом». Я взял свой ноутбук в Колорадо, зная, что нужно будет занять себя чем-то. Однако разум отказывался сосредоточиться на писательстве, поэтому я изучал расписание шаттлов до Национального парка Роки-Маунтин, а затем бродил по комнате, осматриваясь.

Я находился внутри Джейми. И знал: я – его величайший секрет. Так что заглядывать в шкаф и ящики почему-то казалось нормальным.

Нашел его Библию. Она выглядела точно так же, как моя, черная и изрядно потрепанная, с поблекшей позолотой, только моя была из настоящей кожи, а его – из искусственной. Я слабо улыбнулся. Джейми бы не захотел кожаную. Потому что питал большую слабость к животным. На странице посвящения кто-то каллиграфическим почерком написал имена его родителей, его самого и дату крещения.

Я осмотрел его одежду. Провел по ней пальцами, прижался носом к рубашке.

В глубине шкафа висела толстовка с надписью: «Лагерь «Апачи», которую я подарил ему в прошлом году.

Я чувствовал запах его одеколона. Порылся в его принадлежностях для душа. Он пользовался шампунем «Head & Shoulders», мылом «Irish Spring», бритвой «Gillette». Под кроватью стояла большая бутылка лосьона для тела. Я понимающе улыбнулся. Да, он, вероятно, использовал его, когда дрочил.

Я открыл ящик с нижним бельем и посмотрел на его боксеры. Немного подумав, взял один из его носков и спрятал на дно своей сумки. Я был влюблен в Джейми, и это чувство имело надо мной власть. Я не мог вспомнить то время, когда не был влюблен в него. Все те ночи в лагере, когда лежал без сна на случай, если он проснется и захочет поговорить – теперь они обрели смысл. Внутри меня был неподвижный темный омут, в котором отражалось только лишь его лицо.

Я пришел на полчаса раньше, чтобы подождать Джейми перед аудиторией. Захватил с собой книгу «В дороге» Джека Керуака, но большую часть времени провел, наблюдая за дверью студии.

Как только минуло пять, Джейми первым вышел из здания. Я встретил его на полпути.

— Как прошло занятие? — спросил я.

Он касался моей руки, когда мы возвращались в общежитие.

— Хорошо. Мы рисовали пожилую женщину. Странно, но мне нравится рисовать пожилых людей. У них интересные линии.

— Эй, это лучше, чем рисовать молодого парня.

Я стащил у него ключ, а затем вернул ему.

Мы были одни в коридоре общежития. Джейми ухмыльнулся и толкнул меня локтем.

— Ревнуешь?

— Думаю, да, — признался я.

Это взволновало его. Руки дрожали, когда он открывал дверь. Еще до того, как мы оказались внутри, я прижался своим пахом к нему сзади.

— Джейми, — настойчиво прошептал я.

Мы ввалились внутрь. Он бросил свои художественные принадлежности и запер дверь. Я толкнул его к ней и трахнул стоя, едва спустив штаны до лодыжек.

Три часа – это был очень долгий срок.

Ни один из нас не хотел появляться на людях, поэтому мы заказали ужин на вынос и съели его в комнате. Мы сидели на ковре, моя стопа упиралась в ногу Джейми. Я изучал его последние наброски.

— А ты все еще рисуешь? — спросил он.

— Не особо.

— У тебя так хорошо получалось. Мне пришлось изрядно практиковаться, чтобы рисовать так, как сейчас

— И теперь ты лучше, чем я когда-либо буду.

Я снова рассмотрел все рисунки. Используя минимум линий, Джейми запечатлел кончики моих волос, мышцы вокруг лопаток, ямочки на пояснице. Последний набросок был откровенно эротичным: у меня стоял член, а на руках и животе мышцы бугрились от напряжения. Я прочистил горло и закрыл альбом.

— Ты все еще пишешь что-нибудь?

— Нет. Ну, то есть, немного, но по большей части нет.

Я знал, что он покажет мне, если захочет, поэтому не стал настаивать.

— У меня многое получается, — сказал я. — Не могу заниматься всем этим сразу, понимаешь? А писательство – это скорее страсть. Я прекрасно себя чувствую, когда не рисую и не исполняю музыку. Но мне плохо, если не пишу. Это странно.

— Это кажется... не так уж весело.

Я на мгновение задумался об этом – об «Отчем доме» и о том, как мучился над каждой сценой и каждым предложением. За семь часов я смог написать всего три страницы.

— Ты прав, — сказал я. — Действительно невесело.

Джейми отодвинул в сторону коробки из-под ужина и подполз ко мне, обвив руками за шею. Я крепко обнял в ответ и сжал его задницу.

— Давай готовиться ко сну, — сказал он.

Было всего восемь часов вечера. Он определенно имел в виду не сон.

Мы отправились в ванную и почистили зубы. Я умылся и побрился. Джейми принимал вечерний душ, а я – утренний, поэтому вернулся в комнату один и стал ждать его. Я выключил верхний свет и зажег настольную лампу, повернув ее в угол, так чтобы в комнате осталось слабое освещение.

Раздевшись до трусов, лег на кровать. Я попытался принять небрежную позу – руки за головой, лодыжки скрещены, – но, когда Джейми вернулся с мокрыми волосами и полотенцем вокруг талии, я встал.

— Что?

Он заправил волосы за уши и отвернулся.

— Ты, — ответил я.

Я опустился на колени, прежде чем дотянулся до него. Не мог сопротивляться чувствам к нему.

В тот вечер мы снова занимались сексом. Мы начали лежа на боку и закончили тем, что я оказался на Джейми сверху, как животное.

Потом проговорили до самого утра. Наши приглушенные голоса и тихий смех заполнили маленькую комнату. Все, что мы упустили за эти годы или не могли сказать – о нашей жизни дома, о наших надеждах и фантазиях, – мы пытались описа́ть. И все же, столь многое было потеряно и никогда уже не вернется.