ГЛАВА 2

«Не медли. Преуспевай в жизни и любви.

Это не будет длиться вечно.»

- Лео Бускалья

РОЖДЕСТВО

прошло два месяца, впереди еще восемь…

КАЛЕБ

У нас было около пары секунд до того, как охранники разняли наше мочилово. Все происходило, как в замедленной съемке пока чей-то кулак двигался навстречу моему носу. В тот же момент я выбросил руку, останавливая падение, другая рука рванулась, чтобы закрыть нос.

Разумеется, слишком поздно, случайный кулак уже нанес ущерб. Удар чисто выбил меня из борьбы, пока я не увидел Яна, получившего коленом в живот, и я заставил себя подняться.

Хромая от удара в колено, полученного ранее, я поковылял туда, где Ян только что получил кулаком в ребра.

Как только я достиг их, то схватил одного из парней, бьющих Яна, обернув руку вокруг его шеи: элементарный хэдлок. Когда был совсем зеленым, то смотрел по телику рестлинг, вот это и пригодилось: я телом пригвоздил кретина к полу.

Охранники, наконец, обнаружились, чтобы остановить групповые беспорядки, происходящие за пристройкой на дальней стороне баскетбольной площадки.

Не знаю, кто именно начал драку, но это сыграло огромное значение для освобождения хоть какой-то части моей сдерживаемой агрессии.

Я дрался со всеми, за исключением, может быть, Яна и нашего друга, Рики. Может быть.

Охранники крикнули нам лечь на землю, как и положено в таких ситуациях.

Я сразу же упал на живот, издавая стоны и делая вид, что пострадал гораздо больше, чем на самом деле. Руками ухватился за голову, успокаивая воображаемую травму.

Интуиция подсказывала мне, что Ян спровоцировал драку, так что я вовсе не собираюсь брать эту вину на себя. Буду разыгрывать из себя жертву, или даже героя. Рикки и я спасли Яна от избиения четырьмя другими ребятами.

Нас всех заволокли в главное здание и бросили в одиночные камеры, предназначенные для передышки. Я и, правда, хотел бы побыть немного в одиночестве. Постоянно находиться в компании других людей, это уже раздражает.

Перед тем, как захлопнуть за мной стальную дверь, охранник окинул меня строгим взглядом и сообщил, что нас парами отведут в лазарет, чтобы показать медикам. Я вообразил комнату, где накладывают бинты и раздают леденцы, и рассмеялся про себя.

Я надеялся, «стать парой» для Яна, потому что должен был отвесить ему подзатыльников. Чем он думал, вовлекая нас в подобные неприятности?

Я пытался отбыть свой срок, и убраться отсюда к чертовой матери, а он затаскивает меня в свое дерьмо. Драка выбила отрицательные эмоции из моей головы.

Но если я хотел использовать шанс на досрочное освобождение – раньше оставшихся восьми месяцев – то должен сиять долбаным нимбом, а не разбитым носом.

Одиночные камеры были еще более убогими, чем та, что я делил с Яном. Посредине камеры на полу красовался слив, назначение которого я даже знать не хочу, одна из стен была кем-то исцарапана.

Воспользовавшись раковиной и туалетной бумагой, я вымыл лицо так хорошо, как смог, убрав большую часть крови. Тут пригодилось бы зеркало.

Позже, перед начальником тюрьмы я определенно буду держаться версии о самозащите. Сделав все, что можно, перед тем как получить реальную медицинскую помощь, я плюхнулся на трехдюймовый матрас, уложенный на металлическую кровать, и закрыл глаза.

С гребаным Рождеством.

День начался достаточно хорошо. Мои родители пришли уже сегодня утром на Рождественское посещение, специальная такая версия обычных посещений.

Мама и папа были здесь, когда двери открылись для семей в восемь часов утра и не уходили, пока нас – заключенных – не повели в полдень на обед.

Мы были ограничены в том, что разрешалось проносить на территорию учреждения, но развернутые мной подарки состояли из книг, журналов и стеганого одеяла от моей бабушки из Флориды.

На нем красовались пальмовые деревья, кокосы и фламинго и Ян назвал это «моя фруктовая прелесть», когда я принес его в нашу камеру после ланча.

Конечно, он был довольно шустр, чтобы вырвать из моих рук одеяло с Микки Маусом – это одеяло моя бабушка и ее соседки, с которыми она занимается рукоделием, сделали специально для него.

Я был рад, что моя семья подумала о нем. Он вел себя безразлично на завтраке, когда большинство из нас были очень рады видеть наши семьи, но я заметил, что он очень внимательно слушал охранника, когда тот объявлял имена тех, кого родственники дожидались в комнате для свиданий.

Когда его имя не назвали, он сразу притих.

Когда нас повели, я обернулся, чтобы увидеть, как он выбрасывал содержимое подноса в мусорное ведро и, хлопнул его на стопку вместе с другими использованными подносами.

Даже находясь на другом конце столовой, я съежился: таким резким был этот звук.

Несколько месяцев назад я бы никогда и не подумал, что буду обеспокоен чувствами Яна. Жизнь была странной.

Возможно, боль Яна заставила его наброситься на четырех парней сразу. Жалость к нему заставила меня вместе с Рики ввязаться в драку, защищая его.

Я терпеливо ждал в одиночестве, дверь моей камеры щелкнула и обученный реагировать, я сразу же встал, чтобы в сопровождении охранника отбыть в лазарет.

Рики вывели одновременно со мной, и я кивнул ему, осматривая на предмет травм. Или их отсутствия, как оно на самом деле оказалось.

Ловкий сопляк не имел ни единой царапины, или, например, кровоподтека. Он был самым чистым бойцом, из всех, кого я когда-либо видел, даже одежда нигде не порвана. Если бы я не видел его в действии, то подумал бы, что он остался в стороне.

Рики самодовольно ухмыльнулся в ответ на мое рассматривание.

— Твой нос выглядит не так уж хорошо, белый мальчик.

Метр девяносто, развитая мускулатура и всего пятнадцать лет, Рики – крупный парень. Его оппонент был достаточно храбр, чтобы не бежать от него со всех ног.

Я коснулся своего нежного носа и пожал плечами.

— По крайней мере, он не сломан.

— Могло быть и хуже, ты видел Яна? Его метелили сразу два парня.

Рикки поморщился, проведя рукой по коротким черным волосам.

      — Надеюсь, они осмотрели его в первую очередь.

Отец Яна был ублюдком. Чем больше я думал об этом, тем больше крепла моя уверенность в том, что Ян начал драку, разозлившись на отца, который не удосужился его навестить.

Даже если это весьма ожидаемо, то вовсе не делает легче осознание того, что твоим родителям наплевать на тебя.

Дежурная медсестра очень быстро осмотрела нас. Как я и говорил, мой нос не был сломан.

После прояснения с Рики парочки вопросов, сотрудник нотариальной конторы Nathan Brothers отправил его с охраной обратно в одиночную камеру.

Меня вернули в камеру через пять минут после Рики, и охранник сообщил мне, что я пробуду здесь до завтра, пока утром явится надзиратель. Да и ладно, по крайней мере, я проведу хоть одну ночь без Яна и всех остальных. Может быть, стоит драться чаще, если наградой за это является одиночество.

Будучи наедине с собой, я думал о Джанне.

Всегда о ней.

Наш обед был доставлен к нам через час, и я съел его. После драки я всегда был голодным.

Когда выйду отсюда, и буду волен есть всё, что захочу, то пусть это будет словно каждый день на дворе Рождество.

Моя мама дала мне один из тех огромных пластиковых пакетов, наполненных шоколадными конфетами, и я подумал о том, как я бы рассмеялся и закатил глаза, если бы получил это на прошлое Рождество. В этом году, пакет конфет стал моим любимым подарком.

Я был немного смущен, но подарил маме и папе по рисунку из моей настоящей жизни. Один из них запечатлел Яна в профиль: он лежит на верхней койке, бросая мячик в потолок.

Мячик застыл в середине движения, и Ян поднял вверх обе руки в ожидании поймать его на обратном пути.

На другом рисунке было изображено, как тюремный охранник кричит в лицо худому двенадцатилетнему заключенному. У мальчишки дерзкое выражение лица, но страх в его глазах очевиден. Я, вероятно, должен был написать для них что-либо более приятное. Например, вазу с фруктами или подсолнухами.

Милые рисунки - не мой стиль, но я не мог себе представить эти свои работы, висящими у родителей над камином.

Моя мама еще не видела ничего из того, что я создал здесь, и ее глаза наполнились явной гордостью за меня и мой труд.

Она сказала, что желает показать их директору художественной галереи, где она иногда выставлялась, но это, скорее всего, случай, что называется «мамиными глазами».

Всё, что бы я ни написал, было замечательно, потому что она меня родила. Может быть, я смогу заставить себя нарисовать щенка на ее день рождения.

Мой папа никогда особо искусством не интересовался, да и щенками в подобном отношении тоже, так что я знал, что ему плевать, что именно я ему нарисую. Это надо учитывать, когда речь идет о нем.

Папа извинился, что не смог пронести для меня через охрану Sports Illustrated Swimsuit Edition, но я, в шутку, сказал ему, чтобы он отдал его Чэнсу.

Моя мама сурово произнесла Калеб – используя два слога, она умудрилась сказать всё, и мы сменили тему. По крайней мере, он смог пронести несколько автожурналов и графических романов под бдительным оком охраны.

Когда я спросил, то отец подтвердил, что все еще занимается разводом с Джулией. Все, что нужно было Джанне, так это урезать ее общение с матерью и не возвращаться к жизни «обязательно быть идеальной».

К сожалению, этого никогда не произойдет. Джанна любила свою маму, несмотря на любые психические заболевания, которыми страдала эта женщина.

Одиночество становилось скучным. Я как-то уже привык к болтовне Яна. Без его ежевечернего саркастичного и циничного нытья, я остался наедине с собственными мыслями.

Не так это и хорошо, когда тоскуешь по кому-то.

Первое письмо от Джанны в прошлом месяце разбило меня. Я даже позволил Яну прочитать его, чтобы узнать его мнение.

Почему Джанна хочет, чтобы я порвал с ней: потому что больше не хочет быть вместе, но почувствует себя еще больше виноватой, если сама откажется от наших отношений?