Посвящается Опе, которая научила меня,
что я могу справиться с чем угодно,
но не обязана со всем мириться.
Кент. Август, 1879 год.
– Ни в коем случае. Что за безумная идея, Аннабель.
Глаза Гилберта закатились, как у зайца, который знал, что по его следу идут гончие.
Аннабель потупила взгляд, напустив на себя скромный вид, а скромность лучше всего умиротворяла её кузена, когда он приходил в нервное возбуждение. Из всех типов мужчин, с которыми она научилась справляться, “невежественный, но самодовольный” - не самый сложный. С другой стороны, факт того, что её судьба находилась в руках такого человека, был мучительным сам по себе. Сидя в своём тесном маленьком кабинете, Гилберт лишит её шанса всей жизни и преспокойно вернётся к любованию недавно засушенными бабочками под стеклом на столе между ними.
– Что дальше? – спросил он. – Ты надумаешь присоединиться к цирку? Или баллотироваться в парламент?
– Я понимаю, что это несколько необычно, – сказала она, – но...
– Ты не поедешь в Оксфорд, – взревел он и хлопнул ладонью по столу.
По завещанию отца его старый письменный стол достался Гилберту. Потёртый от времени величественный предмет мебели с ножками в виде львиных лап укрепил бы авторитет любого человека, восседающего за ним, но Гилберт напоминал взъерошенного испуганного цыплёнка. Она понимала, что застала его врасплох. Аннабель удивлялась самой себе. После пяти долгих лет, проведённых в качестве горничной Гилберта, она не ожидала, что снова почувствует к чему-нибудь ярое стремление. Покорно опустив голову и не позволяя себе витать в облаках, она смирилась с тем, что все её мечты ограничивались приходом в Чорливуде. И вдруг новость о том, что в Оксфордском университете открылся первый женский колледж, поразила её в самое сердце.
Она пыталась не обращать внимания, но не прошло и недели, как приобретённое с таким трудом самообладание рассыпалось в пух и прах.
Конечно, дело было не только в её безумных мечтах. Кто знает, сколько ещё ей предстояло трудиться в обветшалом доме Гилберта, прежде чем она окажется в полной нищете или пойдёт в служанки и станет лёгкой добычей для развратного хозяина? В течение дня Аннабель выполняла свои обязанности на автомате. По ночам у неё закрадывалось ощущение, что она балансирует на краю пропасти, где на самом дне таится старость в работном доме. В своих кошмарах Аннабель постоянно в неё проваливалась.
Её пальцы нащупали тонкий конверт в кармане передника. Письмо о приёме в Оксфорд. Приличное образование поможет смягчить падение.
– Разговор окончен, – сказал Гилберт.
Она стиснула кулаки. Спокойствие. Только спокойствие.
– Я не хотела с вами ссориться, – тихо проговорила Аннабель. – Мне казалось, вы придёте в восторг. – Наглая ложь.
Гилберт нахмурился.
– В восторг? – На его лице появилось что-то сродни беспокойству. – Ты не в себе?
– Учитывая преимущества, которые получит ваша семья, я полагала, что вы будете рады такой возможности.
– Преимущества...
– Прошу прощения, кузен. Мне не следовало тратить ваше драгоценное время. – Она попыталась встать.
– Не торопись, – остановил её Гилберт, махнув рукой. – Сиди, сиди.
Она посмотрела на него ясными глазами.
– Я знаю, что у вас большие планы на мальчиков, – сказала Аннабель, – а гувернантка с оксфордским образованием сможет помочь.
– Действительно, у меня есть планы, далекоидущие планы, – хмыкнул Гилберт, – но ты и так знаешь греческий и латынь лучше, чем это необходимо, и, конечно же, чем позволяют правила приличия. Ведь существует хорошо известный факт, что слишком серьёзное образование разрушает женский мозг, и где ты здесь видишь для нас преимущество?
– Я могла бы попросить место гувернантки или компаньонки в усадьбе.
Это был её последний аргумент, если упоминание о бароне Эшби, хозяине усадьбы на холме и владельце их прихода, не убедит Гилберта, то тогда ничто не сможет. Гилберт чуть ли не боготворил землю, по которой ступал местный аристократ.
И действительно, он замер. Она почти слышала, как его мозг начинает работать, скрежетать, как старый кухонный точильный камень: старый, потому что у Гилберта никогда не хватало денег на содержание коттеджа. Что было естественным развитием событий, ведь его маленькая зарплата звонаря оставалась прежней, а семья неуклонно росла.
– Ну, – сказал Гилберт, – можно заработать неплохие деньги. Хозяин хорошо платит.
– В самом деле. Но я понимаю. Даже целое состояние не оправдание для непристойного поведения.
– Что правда, то правда, но нельзя назвать такое поведение поистине непристойным, учитывая, что оно послужит более высокой цели.
– О! – воскликнула она. – Теперь, когда вы указали на все недостатки моего плана, я не могу не согласиться. Что, если мой мозг этого не выдержит...
– Не преувеличивай, – сказал Гилберт. – Твоя голова, вероятно, уже привыкла к книгам. Однако мы не можем обойтись без твоей помощи по дому даже неделю. Мне придётся нанять помощницу вместо тебя. – Он бросил на неё тревожащий хитрый взгляд. – Как ты прекрасно знаешь, мои финансы этого не позволяют.
Как некстати Гилберт упомянул о финансах. Без сомнения, он хотел, чтобы она компенсировала ему любые расходы, связанные с её отъездом, поскольку она стоила ему ровным счётом... ничего. К сожалению, небольшой стипендии едва хватит на пропитание и одежду.
Она наклонилась вперёд.
– Сколько бы вы заплатили горничной, кузен?
Глаза Гилберта расширились от удивления, но он быстро пришёл в себя.
Кузен скрестил на груди руки.
– Два фунта.
Она выгнула бровь.
– Два фунта?
Выражение его лица стало упрямым.
– Да. Бет, э-э-э, опять в положении. Я найму дополнительную прислугу.
Не наймёт.
– Тогда я буду посылать вам по два фунта каждый месяц, – проговорила Аннабель, не выдав в голосе своего раздражения.
Гилберт нахмурился.
– И как ты их заработаешь?
– Очень просто. – Она понятия не имела. – Там будет много учеников, нуждающихся в репетиторе.
– Понятно.
Гилберт продолжал сомневаться, как и Аннабель, потому что даже служанки в усадьбе не зарабатывали двух фунтов в месяц, а если у Аннабель получится наскрести лишних два шиллинга, это будет настоящим чудом.
Она встала и протянула ему ладонь.
– Даю слово.
Гилберт посмотрел на её руку, как на диковинное существо.
– Скажи мне, – проговорил он, – откуда мне знать, что оксфордская жизнь не придётся тебе по вкусу, и ты, в конце концов, там не останешься?
Вопрос поставил её в тупик. Странно. Она поэтому и выпрашивала разрешение уехать, чтобы сохранить за собой место в его доме, ведь женщине нужно где-то жить. Но у Аннабель язык не поворачивался дать ему обещание вернуться.
– Но куда же мне ещё идти? – спросила она.
Гилберт поджал губы и рассеянно похлопал себя по животу, не торопясь отвечать.
– Если ты задержишь выплату двух фунтов, – наконец, сказал он, – я попрошу тебя вернуться.
Она медленно переваривала его слова. Для того чтобы попросить её вернуться, сначала нужно её отпустить. Он её отпускал.
– Поняла, – выдавила Аннабель.
Она едва ощутила его мягкие пальцы на своей мозолистой ладони. Аннабель опёрлась о стол, единственный прочный предмет во внезапно затуманившейся комнате.
– И, естественно, тебе понадобится компаньонка, – послышался его голос.
Она не смогла сдержать хриплый смешок, который чуть не испугал её саму.
– Но мне уже двадцать пять.
– Хм, – сказал Гилберт. – Полагаю, с таким образованием ты в любом случае станешь совершенно непригодной для брака.
– Как удачно, что у меня нет желания выходить замуж.
– Да-да, – согласился Гилберт. Она знала, что он не одобряет желание остаться старой девой, считает его противоестественным. Но любые опасения за её добродетель были в лучшем случае лишь частью общепринятых правил, и он, вероятно, об этом подозревал. Или, как и все в Чорливуде, сомневался в её чистоте.
Он нахмурился, будто по команде.
– Есть ещё одна вещь, которую мы должны прояснить, Аннабель.
Между ними повисли недосказанные слова, они парили, как стервятники, готовые в любой момент нанести удар.
Им не пронять Аннабель, её душевная организация обросла мозолями, как и ладони.
– Как известно, Оксфорд - место порока, – начал Гилберт, – змеиное гнездо, полное пьяниц и разврата. Если ты ввяжешься во что-нибудь неподобающее, если на твоё нравственное поведение падёт хоть тень сомнения, как бы мне ни было больно, ты потеряешь место в моём доме. Человек в моём положении, служитель церкви, должен держаться подальше от скандала.
Без сомнения, он имел в виду скандал, связанный с мужчиной. На этот счёт у него не было причин для беспокойства. Однако вопрос её обучения оставался открытым. Гилберт, по-видимому, полагал, что его предоставил сам университет, но на самом деле её благодетелем являлось Национальное общество женского избирательного права, которое Аннабель теперь обязана поддерживать. В свою защиту она могла сказать, что её не интересовала политика, когда она заприметила это общество благодаря некой леди Люси Тедбери и её рекламе женских стипендий. Но можно с уверенностью предположить, что в списке вещей, вызывающих праведный гнев Гилберта, избирательное право для женщин стоит лишь незначительно ниже плотских утех.
– К счастью, деревенская старая дева находится в полной безопасности от любых скандалов, – весело сказала она, – даже в Оксфорде.
Гилберт снова прищурился. Когда он внимательно окинул её взглядом, Аннабель напряглась. Неужели она перестаралась? Возможно, её юность уже прошла, а вскапывание картошки на ветру, под солнцем и дождём добавило несколько слабых морщинок вокруг глаз. Но по утрам на неё из зеркала по-прежнему смотрело лицо девушки лет двадцати с небольшим, всё с теми же скулами, тонким носом и, благодаря французским предкам, губами бантиком. Эти губы сводили мужчин с ума, по крайней мере, так ей рассказывали.