Глава 4

– Вы выглядите рассеянной, мисс Арчер.

Острый, как у стрелка, взгляд поверх очков в металлической оправе устремился на Аннабель, и она почувствовала укол вины и всплеск тревоги. В твидовом пиджаке с заплатками на локтях, с нахмуренными бровями на высоком лбу профессор Дженкинс выглядел блестящим академиком, коим и являлся. Ему едва исполнилось сорок, а он уже был титаном в области военного древнегреческого искусства, поэтому во время его утренних занятий, которые он вёл в качестве тьютора², следовало проявлять усидчивость, как нигде.

Она с раскаянием посмотрела на человека, с которым её отец прежде поддерживал переписку.

– Простите, профессор.

Он склонился над столом.

– Это всё из-за чёртового вязания, да?

– Прошу прощения?

– Вязание, – повторил он, злобно глядя на миссис Форсайт. – Этот стук сводит с ума, как протекающий кран.

Стук спиц за спиной Аннабель внезапно прекратился, и комнату наполнили возмущённые восклицания миссис Форсайт. Аннабель съёжилась. В конце концов, женщина оскорбилась по праву, Аннабель платила ей шесть пенсов в час за то, чтобы она просто сидела рядом, потому что Гилберт, чёрт бы его побрал, оказался прав в одном: ей действительно была необходима компаньонка, причём одобренная самой руководительницей колледжа. Студенткам не разрешалось появляться в центре Оксфорда без сопровождения, и они не могли оставаться с профессором наедине. Элегантная пожилая вдова миссис Форсайт определённо выглядела достойной блюстительницей приличий.

Но если Дженкинса раздражал стук спиц, Аннабель должна найти другое решение. В конце концов, он был титаном. Его уроки превращали помятые старые страницы в выразительные окна в прошлое, его выдающийся интеллект разжигал в Аннабель желание учиться. И, чтобы преподавать ей греческую историю, он взял на себя труд прийти в класс, который предоставил студенткам университет: комнату с разномастной мебелью над пекарней на Литтл-Кларендон-стрит.

Над пекарней. В этом и заключалась вся беда. Отвлекало не вязанье, а запах свежеиспеченного дрожжевого хлеба, доносившийся сквозь щели в двери...

Внизу по улице с грохотом проехала телега.

Профессор с раздражением громко захлопнул свой экземпляр "Фукидида³".

– На сегодня всё, – сказал он. – Я не сомневаюсь, что к завтрашнему дню вы предложите свой оригинальный взгляд на эту главу.

К завтрашнему дню? Приятное ощущение от его похвалы быстро прошло, ей опять придётся провести ночь за учёбой. Неотложные дела в Оксфорде накапливались быстрее, чем в Чорливуде.

Убирая перьевые ручки и блокнот в сумку, Аннабель украдкой наблюдала за Дженкинсом. Наконец, встретив его лично после долгих лет сухой научной переписки, она всё ещё удивлялась, как молодо выглядит профессор. Он был долговязым, а благодаря жизни, проведённой в тускло освещённых архивах, на его лице отсутствовали морщины. К тому же настроения профессора часто менялись, он то погружался в свои мысли, то вмиг оживал и тогда ничто не могло скрыться от его проницательного взора. С подобным типом мужчин не так-то легко справиться.

Под ними, в пекарне, кто-то с большим энтузиазмом принялся стучать металлическими кастрюлями.

Дженкинс ущипнул себя за переносицу.

– В следующий раз приходите в мой кабинет в Сент-Джонсе, – сказал он.

Сент-Джонс был одним из старейших и богатейших колледжей Оксфорда⁴. Ходили слухи, что одна их винная коллекция стоила всех королевских драгоценностей.

– Но никаких спиц и пряжи, – предупредил Дженкинс, – понятно?

Аннабель спешила вниз по бульвару Сент-Джайлс в компании всё ещё рассерженной миссис Форсайт. Жаль, что нельзя побродить здесь подольше и насладиться видом очаровательных стен из песчаника, обрамляющих улицу, но она уже опаздывала на собрание суфражисток. Хотя ей всё-таки удалось проникнуться многовековыми знаниями и атмосферой таинственности, которые источали рассохшиеся камни старых строений. На днях Аннабель заглянула в одну из средневековых дверей в стене, мельком увидев за ней прекраснейший сад на территории мужского колледжа, маленький островок экзотических деревьев, поздних цветов и укромных уголков, спрятанный от посторонних взглядов, как драгоценный камень в шкатулке. Возможно, когда-нибудь у неё получится проникнуть внутрь.

На этой неделе суфражистки собирались в "Рэндольфе". Хэтти и её двоюродная бабушка, выступающая в качестве компаньонки, сняли апартаменты в шикарном отеле на время семестра и любезно предложили принять женщин у себя. Общая комната в Леди-Маргарет-Холле, колледже Аннабель, вполне могла бы вместить небольшую группу активисток, но его декан, мисс Вордсворт, не допускала проведения политических мероприятий на территории учебного заведения.

– Я закрою глаза на происхождение вашей стипендии, – сказала она Аннабель во время их первой встречи, – но советую не злоупотреблять доверием, которое проявил к вам университет.

Мисс Вордсворт была интересной женщиной, она платила из собственного кармана преподавателям, чтобы дать женщинам образование, но не видела никакой необходимости помогать им получить право голоса.

– Чего же именно добивается ваша группа? – запыхавшись, спросила миссис Форсайт, чем до боли напомнила Аннабель тётю Мэй.

"Чего же именно добивался мой племянник, нагружая тебя излишними знаниями?" – Подобные вопросы тётя Мэй задавала беспрестанно в течение долгих зимних месяцев, которые они вместе провели на севере. Не потому ли она выбрала миссис Форсайт из числа компаньонок, одобренных руководительницей колледжа? Аннабель исподтишка посмотрела на женщину краем глаза. С этими маленькими очками на кончике носа она даже немного походила на тётю Мэй.

– Мы просим внести поправки в Закон о собственности замужних женщин, – ответила Аннабель, – чтобы женщины могли сохранить за собой своё имущество после замужества.

Миссис Форсайт нахмурилась.

– Но зачем? Ведь все земные блага мужа принадлежат и его жене?

– Но только эти земные блага не записаны на её имя, – осторожно заметила Аннабель. – А поскольку голосовать могут только люди, чья собственность на их имя записана, женщине необходимо сохранить имущество за собой, если она хочет получить право голоса.

Миссис Форсайт цокнула языком.

– Мне становится понятно, почему такая красивая девушка, как вы, осталась незамужней. Вы не только книжный червь, но и радикальная политическая активистка. Очень непрактично брать такую женщину в жёны.

– Очень, – подтвердила Аннабель. Какой смысл притворяться, что это не так? Она не годилась в жёны ни одному знакомому ей мужчине. Вероятно, Аннабель стала такой после того, как прочитала об Ахиллесе, Одиссее и Ясоне, о полубогах и людях, которые бороздили просторы семи морей. О мужчинах, которые могли взять её с собой на поиски приключений. Возможно, отцу следовало дать ей прочитать “Спящую красавицу” вместо "Илиады", тогда её жизнь могла бы сложиться совсем по-другому.

В "Рэндольфе" встреча вот-вот должна была начаться: Люси рылась в сумке рядом с небольшим столом оратора. Дюжина о чём-то переговаривающихся дам образовала полукруг у камина из розового мрамора, над которым висело огромное зеркало в золотой раме. Из листового золота, догадалась Аннабель, отдавая пальто служанке.

Хэтти видно не было, как и свободных мест, кроме одного на французском диване возле молодой женщины, закутанной в старый потрёпанный плед. Аннабель узнала этот плед. Девушка присутствовала со всеми на Парламентской площади: леди Катриона Кэмпбелл. Она не была студенткой колледжа, а помогала отцу, Аластеру Кэмпбеллу, оксфордскому профессору, шотландскому графу и владельцу замка в высокогорной местности Шотландии. Леди Катриона сильно удивила её, неловко помахав рукой и слегка отодвинувшись, чтобы освободить больше места.

Направляясь к дивану, Аннабель то и дело ловила на себе брошенные украдкой взгляды. Да, она знала, что её прогулочное платье было простым и старомодным. Среди узких современных платьев из шёлка её, скорее всего, смотрелось как пережиток ушедшей эпохи... Хотя в сравнении с тем шотландским пледом, не такой уж давно ушедшей.

Она осторожно опустилась на бархатное сиденье дивана.

– Кажется, мы ещё не знакомы, – сказала она леди Кэмпбелл. – Я Аннабель Арчер.

Девушка совсем не походила на дочь графа: её лицо наполовину скрывали большие круглые очки, а волосы цвета воронова крыла были собраны в бесхитростный пучок. Укутанная в свою нелепую шаль, она напоминала черепаху.

– Я знаю, кто вы, – проговорила леди Кэмпбелл. – Вы та самая девушка со стипендией.

Её прозаичные слова смягчил шотландский акцент.

Улыбка Аннабель, видимо, ободрила девушку, потому что из-под пледа высунулась её правая рука.

– Меня зовут Катриона. Я видела, как вы агитировали герцога Монтгомери на прошлой неделе. Очень смелый поступок.

Аннабель рассеянно пожала протянутую руку. Монтгомери. Имя возродило в памяти надменное аристократическое лицо, холодные глаза, пальцы, сжимающие её руку... Аннабель не гордилась собой, но эта встреча так её захватила, что она нашла о нём статью в "Альманахе аристократии". Как и у всякого достойного герцога, его родословная восходила к Вильгельму Завоевателю, вместе с которым в 1066 году его предки пришли, чтобы изменить лицо Британии. С течением веков его семья только накапливала земли и богатела. Герцогом он стал в девятнадцать. Слишком юный возраст, чтобы управлять значительной частью страны, но, вспомнив властную и сдержанную манеру герцога, Аннабель с трудом могла себе представить, что он когда-то был ребёнком. Возможно, он возник из ниоткуда сразу взрослым, как белокурый греческий полубог.