Шаги в коридоре, остановившиеся перед дверью, заставили меня повернуть голову и открыть глаза. Ручка незапертой двери начала поворачиваться.

Я быстро поставил стакан на столик возле дивана и метнулся в тень, сгустившуюся у стен. Сжал пальцы на рукоятке одного из коротких мечей, которые оставил близ двери. Никто из моих людей не осмелится войти без стука. Даже Киеран.

Видимо, кому-то жить надоело.

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в нее проскользнул человек. Я наблюдал за тем, как стройная фигура в капюшоне закрывает дверь, и мое напряжение сразу сменилось любопытством. Я сделал глубокий вдох. Нарушительница − а это определенно женщина − подалась назад и прошла мимо меня. Я узнал плащ. Он принадлежит моей знакомой служанке, но эта пахнет не так, как Бритта. Каждый человек имеет свой уникальный запах, который могут учуять атлантианцы и вольвены. Бритта пахла розой и лавандой, но сейчас запах какой-то другой.

Но кому еще быть здесь, в этой комнате и в ее плаще? Я с раздражением смотрел, как она озирается, но следом возникло неясное волнение. Бритта или нет, но неожиданная нарушительница − это хоть какое-то развлечение. Неважно, насколько скоротечное, оно все равно даст передышку от проклятых мыслей.

От воспоминаний.

От... настоящего.

Не сводя с нее глаз, я выпустил меч. Она начала поворачиваться, и я двинулся вперед, еще тише, чем вольвен. Я очутился рядом с ней прежде, чем она поняла, что не одна в комнате.

Я обвил рукой ее талию и притянул ее спиной к себе. Она напряглась, а я наклонил голову и опять уловил ее аромат. Свежий и сладкий.

− Вот это неожиданность, − сказал я.

На ощупь она тоже не такая, как Бритта.

Служанка была среднего роста для смертной и едва доставала мне до подбородка. Но бедро под моей рукой казалось полнее, и запах...

Он напоминал медовую дыню.

Опять же, не сказать, что я много помню о горничной. А изрядное количество виски, которое я принял, когда встречался с ней в прошлый раз, не помогло хорошо ее запомнить.

− Какой приятный сюрприз.

Она развернулась ко мне, опуская правую руку к бедру, подняла голову и застыла. Я услышал громкий вздох.

Молчание затянулось. Я вглядывался во тьму под капюшоном. Даже в полумраке освещенной свечами комнаты мое зрение превосходило обычное. Тем не менее я не мог различить ее черты. Но я чувствовал пристальность ее взгляда. Какими бы ни были туманными воспоминания о часах, проведенных с нею, я не помнил, чтобы она накидывала капюшон.

− Не ждал тебя сегодня, − признался я, думая о том, что скажет Киеран, если вернется.

Она опять приглушенно вздохнула, и на моих губах появилась полуулыбка.

− И пары дней не прошло, сладенькая.

Ее тело под плащом слегка дернулось, но она ничего не сказала и продолжала смотреть на меня из глубины капюшона.

− Пенс сказал тебе, что я здесь? − спросил я.

Бритта знала, что я часто дежурю на Валу с этим гвардейцем.

Прошло мгновение, и она покачала головой. Бритта не должна была знать, в какой комнате меня можно найти. Я каждый раз требовал разные.

− Тогда ты за мной следила? Шла за мной? − спросил я и тихо поцокал языком − во мне опять вспыхнуло раздражение. − Мы об этом еще поговорим.

И мы поговорим, потому что это не должно повториться. Но сейчас?.. Она уже здесь. Воспоминания и тревоги ненадолго отступили, и она... она пахла по-другому. Приятно.

− Но, наверное, не сегодня. Ты такая странно тихая.

Я помнил, что Бритта тихой не была. Она трещала без умолку. Остроумна, даже чересчур. Сейчас передо мной предстала совершенно иная сторона горничной. Возможно, она хотела сегодня казаться более загадочной.

− Ну и обойдемся без разговоров.

Я стянул через голову тунику и швырнул в сторону.

Она застыла как вкопанная, но ее свежий и сладкий аромат усилился, стал насыщеннее от возбуждения. Обещание безмолвного первобытного удовольствия повлекло меня к ней.

− Не знаю, во что ты сегодня играешь. − Я схватил ее капюшон сзади, а другой рукой обвил за талию и прижал к себе. Она ахнула, и мне понравился этот тихий звук. − Но хочу разобраться.

Я поднял ее, и руки в перчатках легли на мои плечи. Дрожь, пробежавшая по ее телу, усилила мои ощущения. Всё в ней казалось другим, и я невольно подумал, как же сильно напился, когда был с ней в прошлый раз. Я отнес ее к кровати, уложил на спину и опустился на нее. Обольстительная смесь мягкого и твердого подо мной внезапно застала меня врасплох. Этого я тоже не помнил. Кажется, Бритта худенькая, а здесь есть изгибы − такие роскошные, что я не мог дождаться, чтобы развернуть плащ и исследовать.

И, проклятье, как бы это ни было дико, но в душе я обрадовался, что на прошлом свидании с ней был пьян в стельку. Потому что... это казалось новым и не чувствовалось рутиной ради конечного результата − тех моментов, которые прогоняли воспоминания. Но я уже и не думал о холодных, жестких руках, когда наклонил голову и вложил свою благодарность в поцелуй − единственный доступный способ сказать спасибо.

Ее губы были такими мягким и сладкими. Она втянула воздух, и я углубил поцелуй насколько мог, не выдавая себя. Протиснул язык между разомкнутых губ так, как, надеюсь, сделаю позже между ее бедер. Я коснулся ее языка, втягивая ее вкус. Она содрогнулась подо мной и вцепилась пальцами в мои плечи. Аромат ее возбуждения усилился, и я почувствовал то, что могло быть только робким прикосновением ее языка к моему. И тут меня словно молнией ударило.

Это тело в самом деле не казалось таким, как я помнил.

И я вообще не помнил этого вкуса и сладкого, свежего аромата медовой дыни.

В поцелуе Бритты не было ничего даже отдаленно робкого. Насколько я помнил. Она целовалась как изголодавшаяся, с того момента, как наши губы соприкасались, и до того, как размыкались. А девушка подо мной целовалась как...

Как гораздо менее опытная, чем те, с кем я обычно проводил время.

С тяжело бьющимся сердцем я оторвался от ее губ и поднял голову.

− Ты кто такая?

Она не ответила. Какую бы игру она ни затеяла, я завязал играть, не зная своих карт. Я потянул назад капюшон, открывая ее лицо...

Ни хрена себе!

Мгновение я не мог поверить в то, что вижу. Я так редко испытывал потрясение, что чуть не рассмеялся. Я уставился на ее лицо − ту часть, что мог видеть. На ней была белая полумаска, как и на многих посетителях «Красной жемчужины», но я все равно узнал, чье тело сейчас лежит под моим, чей вкус еще держится на моих губах. Я поверить не мог, рассматривая широкую маску, прикрывающую лицо от щек до лба.

Невозможно. Но это была она. Я где угодно узнал бы очертания челюсти и этот рот − эти полные, изогнутые, как лук, губы цвета ягод. Это всё, что вообще было доступно взорам людей. Только боги знали, как я старался уловить хоть немного того, что скрывалось под проклятой вуалью, когда следил за ней и ее королевскими гвардейцами в садах замка; когда наблюдал за ней и ее камеристкой. Всего несколько раз я видел, как она улыбается, и еще реже слышал, как она говорит. Но я знал этот рот.

Это была та, о ком я только что говорил в этой самой комнате.

Это была она.

Дева.

Избранная.

Любимица королевы.

И по какой-то причине, непостижимой ни мне, ни любому атлантианцу, она очень важна для королевства. Так сильно, что ее все время держат взаперти и хорошо охраняют. Каким-то образом она является ключом к их Вознесениям, и знаю, что эта сука королева и ублюдок король пойдут на всё ради ее безопасности.

И тем не менее она здесь, в проклятой «Красной жемчужине», в комнате со мной − подо мной − которого она должна бояться больше, чем самих богов. Потому что я не сомневаюсь − она слышала, что обо мне шепчут и какое прозвище мне дали.

Я долгие годы планировал захватить ее, я организовал столько смертей и предрешил судьбу многих − и всё для того, чтобы подобраться к ней ближе и схватить ее. А она практически упала мне на колени.

Или это я упал на ее колени.

Без разницы.

В моем горле поднимался еще один недоверчивый смешок. Что, во имя этого долбаного королевства, недосягаемая, незримая и неприкосновенная Дева делает в «Красной жемчужине»? В уединенной комнате? Целуясь с мужчиной?

Этот смех у меня так и не вырвался, потому что мое внимание привлекло кое-что еще. Ее волосы. Они всегда были спрятаны под вуалью, но теперь, в свете свечей, я увидел, что они насыщенного винного цвета.

Я убрал руку из-под ее затылка, заметив, как она напряглась, и взял прядь ее волос. Они окутали мои пальцы и оказались мягкими.

Дева − рыжеволосая.

Понятия не имею, почему я так удивился, но это открытие казалось таким же поразительным, как и обнаружить ее здесь.

− Определенно ты не та, за кого я тебя принял, − пробормотал я.

− Как ты узнал? − выпалила она.

Я поймал ее взгляд. Да, это ее голос − еще одно подтверждение, которое было излишним. Когда я впервые услышал ее голос, он оказался более сильным и низким, чем я ожидал.

Я был так потрясен ситуацией, что выдал честный ответ.

− Потому что когда я последний раз целовал хозяйку этого плаща, она чуть не втянула мой язык себе в горло.

− О, − прошептала она и наморщила нос.

Я уставился на нее, пытаясь осмыслить тот факт, что это Дева.

− Ты когда-нибудь целовалась?

− Конечно!

Я поднял уголок губ.

− Ты всегда лжешь?

− Нет! − заявила она.

− Лгунья, − поддразнил я, не в силах сдержаться.

Кожа под маской порозовела, а она толкнула меня в грудь.

− Слезь с меня.

− Сейчас, − проговорил я.

Она прищурилась под маской.

Неужели у Девы такие грязные мысли?

Нарастающий смех вырвался из моего горла. Он был настоящим и исходил из какого-то теплого места, о существовании которого я позабыл. Меня это потрясло и наполнило эмоциями, которые я считал давно умершими.

Интерес.

Восхищение.

Искреннее любопытство.

Ощущение... довольства.

Довольства? А это еще откуда? Я понятия не имел, но сейчас меня это не заботило. Я был заинтересован. И, боги, я даже не помнил, когда в последний раз сосредотачивался на чем-то кроме брата. Тепло в груди сменилось льдом.