Семела проснулась рано, но не успела ополоснуть лицо, как в дверь постучали.
- Кто?
Рабыня приоткрыла дверь втиснув своё лицо между косяком и приоткрытой дверью заговорила на ломаном койнэ:
- Госпожа Семела, хозяйка пришла.
- Уже? – удивилась женщина.
- Что ей сказать, госпожа?
- Ничего, - сказала она рабыне, - я сама, - и отбросив полотенце, которым вытирала лицо поспешила к хозяйке дома.
Исмена ждала её в своих покоях, она была прекрасна и свежа, как утро таргелиона и похоже пребывала в хорошем расположении духа. На ней было платье нежно сиреневого цвета, подпоясанное под грудью тонким плетённым шнуром, на голове белая с узкой волнистой каймой косынка-клиптра полностью закрывала волосы, лишь на лбу и у висков были выпущены несколько кокетливый прядей. Семела не могла не признать, что её госпожа, несмотря на тридцатилетний возраст смогла сохранить почти девичью красоту. Удивлению старой служанки не было предела, когда Исмена наотрез отказалась принимать ухаживания от поклонников, несмотря на то, что некоторые из них были весьма настойчивы. На особо назойливых безотказно действовал ледяной отрезвляющий взгляд прекрасной вдовы, что-то было в этих синих сапфировых глазах пугающее, когда они смотрели прямо и неподвижно, казалось, что это глаза кого-то идола невозмутимого и безжалостного. Хозяйка дома строго хранила своё вдовство и Семеле не было известно, ни об одной любовной связи госпожи Исмены.
- Госпожа, - поклонилась Семела, - я не ждала вас так рано.
- Ах, Семела, как я могу проводить в праздности время, когда так много дел ждут моего решения, - пожаловалась женщина, усаживаясь на изящный с резной спинкой стул.
- Если я только могу помочь вам чем-нибудь, госпожа.
- Можешь, конечно можешь, присядь, - указала рукой на табурет, - навигация началась и к нам, в Прекрасную Гавань, уже плывут корабли из Ионии и Аттики, из Фракии и Эвбеи, а также с островов Эгейского понта. Скоро эти корабли бросят свои якоря у наших причалов, по трапам спустятся купцы и богатые путешественники их кошели наполнены золотыми и серебряными монетами, я хочу получить часть этих денег.
- Вы собираетесь продать одну из девушек, госпожа? – догадалась женщина.
- Да. Надо выбрать которую.
- Может быть Роду? Мы научили её всему, чему могли, госпожа.
- Рода? Я думала о другой… как её зовут, ту, что танцевала на празднике Эроса в прошлом Таргелионе?
- Евфросина, госпожа, - подсказала Семела.
- Как одну из харит? Подходящие имя!
- Сначала её звали иначе, но после того как у девушки обнаружились танцевальные способности…
- Да, я вспомнила как сама её переименовала. Начинай готовить Евфросину, ну ты знаешь, всё как обычно, - проговорила Исмена поднимаясь с кресла.
- Слушаюсь госпожа, - сказала Семела, тоже вставая, - только позвольте узнать, почему не Рода?
- Должна тебе признаться Семела, что с этой девушкой я ошиблась.
- Не понимаю, госпожа…
- Рода красива, очень красива. Эти чёрные как бездна глаза, губы – алый цветок, роскошные волосы, стройное тело, но при всех этих бесспорных достоинствах никто за неё хорошую цену никто не даст.
- Как же так госпожа? – обескураженно спросила служанка.
- Подумай сама, Семела, после смерти царя Александра, его диадохи постоянно ведут войны против друг друга на завоёванных землях, и рынки городов Эллады заполнены смуглыми черноокими красавицами из стран востока. Наша прекрасная Рода просто потеряется среди них. Нет никакого смысла везти её из Прекрасной Гавани в такую даль.
- Что же вы собираетесь делать, госпожа? Неужели оставите при себе?
- Ну нет! Я слишком много на неё потратила, она должна вернуть мне всё и оплатить гостеприимство и знания, что я ей дала.
- Но как она сможет расплатиться с вами, госпожа? - всё недоумевала Семела.
- Не она, так её брат! – произнесла Исмена.
- Брат?
- Да брат! До меня дошли слухи, что её брат стал вождём племени после гибели отца и надеюсь, что он захочет выкупить свою сестру.
- Хватит ли у него денег, госпожа? – с сомнением проговорила служанка.
- Это не моё дело, где он возьмёт деньги! – воскликнула Исмена.
- Эти племена, они очень бедные…
- Но гордые! – перебила женщину Исмена, - думаю вождь керкетов не захочет, чтобы его родная сестра стала наложницей в Таврике.
Семела мысленно вознесла молитву, неужели они скоро избавиться от этой возмутительницы спокойствия.
- Будут ли какие-нибудь указания насчёт новенькой воспитанницы, госпожа?
- Занимайся с нею как с остальными, сейчас главное, чтобы она как можно быстрее заговорила на койнэ, для дальнейшего обучения это важно. Внимательно наблюдай за нею, необходимо как можно раньше выявить и развить все её таланты.
- Слушаюсь, госпожа.
- Я думаю потратить деньги, полученные выкупом за Роду на педагогов для нашей беляночки. Кроме музыки, танцев и пения, я хочу обучить её чтению, письму и философии.
- Как вам будет угодно, госпожа.
- Кстати, я не успела дать ей имя.
- Я назвала её Левкеей, госпожа, но если вы считаете, что это имя не подходит…
- Левкея – светлая, - задумчиво проговорила Исмена, - звучит немного простовато…, ну что ж зовите её пока так. Позже я придумаю её новое имя, более звучное.
Семела вышла из хозяйских покоев и поспешила к воспитанницам, которые уже выстроились в шеренгу перед фонтаном и по команде начали делать гимнастические упражнения. Исмена через открытое окно наблюдала за происходящем во дворе, шесть нагих девочек двигались в такт, седьмая, самая маленькая не успевала за ними и постоянно сбивалась, но не останавливалась. «Старается», - усмехнулась про себя Исмена, - «Надо сказать Семеле, чтобы берегла её кожу, не стоит Левкее бывать на открытом солнце». Ещё немного постояв, Исмена вышла из покоев и направилась к выходу. Раб, что сопровождал их с Семелой на рынок, свернувшись калачиком прямо на плитках пола, словно пёс, дремал около калитки. Исмена ткнула его ногой, мужчина мгновенно вскочил и с поклоном отворил дверь перед своей госпожой. Она осторожно выглянула наружу – никого. Длинная узкая улица была как обычно безлюдной, сюда выходили глухие стены задних дворов. Дом, где она держала своих воспитанниц был удобно расположен в центральной части города, в тоже время скрыт от любопытных глаз. Исмена не желала, чтобы её имя было как-то связано со школой гетер, поэтому старалась приходить туда тайно, не привлекая внимания. В самом владении школы не было ничего предосудительного, многие уважаемые горожане держали подобные заведения, но женщина боялась, что владение школой напомнит о её недалёком прошлом, когда она сама была доступной женщиной и принимала в свои объятия любого, кто мог за это щедро заплатить. После замужества, и особенно, после рождения сына характер Исмены сильно изменился, растворилась в небытие жизнерадостная молодая женщина, и появилась другая – серьёзная строгая матрона, жена, мать, а потом вдова, пекущаяся о благополучии своего единственного отпрыска. Прижав к своей груди, после многотрудных родов, сына, Исмена с удивлением поняла, что наконец любит, первый раз в своей жизни – любит! Ни многочисленные любовники, ни муж, не могли вызвать ничего похожего на то, что ощущала она в эти мгновенья – нежность, бесконечную как космос. После рождения сына, она стала относится к своему телу, как храму, в котором когда-то жило божество, никто больше не имел права покушаться на эту святыню. Её тело, исполнив своё главное предназначение не нуждалось больше в чужих объятиях, оно теперь принадлежало ему - маленькому пищащему комочку плоти в вышитых пелёнках. Когда муж, через несколько месяцев после рождения сына слёг, Исмена перекинула всю заботу о нём на слуг, а сама осталась при младенце. Фанатичная мать, она не желала пропустить ни первой улыбки, ни первого слова, ни первого шага своего мальчика. Как тигрица боролась она за наследство мужа, но по закону всё состояние покойного переходило его старшему сыну от первого брака. Вдовья доля, оказалась слишком маленькой для того, чтобы обеспечить благополучную жизнь для двоих и ей пришлось пойти на страшное унижение, согласиться, чтобы ребёнок воспитывался в семье своего единокровного брата, ставшего его опекуном. Только на таких условиях родня мужа обещала выделить мальчику с наступлением совершеннолетия сумму достаточную для поддержания уровня жизни необходимого отпрыску аристократического рода. Что ей стоило усмирить свою материнскую ревность, знают только холодные плитки храма и безмолвные статуи богов. Борясь с тоской по сыну, она уговаривала себя, что для мальчика так лучше – он живёт в семье брата, учится благородным манерам, приобретает навыки и знакомства необходимые для жизни в высшем обществе. Рано или поздно его всё равно пришлось бы отдать, таков обычай. Мальчики ещё детьми покидают родные семьи, иначе не вырастить из них смелых воинов, способных защитить полис от многочисленных врагов. Исмена не любила своего умершего мужа, но была благодарна ему за благородную кровь, что текла в жилах их сына. Эта кровь должна была со временем сделать её любимого мальчика равным среди первых в Прекрасной Гавани. Он гостил у неё по нескольку дней в месяце, и она видела, что в семье брата он счастлив, что его там любят и не упрекают тем, что мать его простолюдинка и бывшая гетера. Уловив этот тонкий намёк, Исмена все силы прикладывала к тому, чтобы сын никогда не узнал, какую жизнь она вела до замужества.
Как Исмена не старалась экономить, ей с трудом хватало средств, для содержания роскошного дома с огромным садом, что достался ей от мужа. Продажа дома нанесла бы серьёзный урон образу респектабельной вдовы, ещё больше Исмену беспокоило, что в новом жилище её мальчику будет не так уютно, как здесь. Когда сын приезжал к ней, они много бродили по тихим просторным покоям, по тенистому саду, останавливались, то там, то здесь, она рассказывала мальчику различные истории из его ранней жизни, о которых он не знал или не помнил. Будучи заботливой матерью, она понимала, что ему дороги эти моменты, воспоминая об отце, смутный образ которого жил в его сердце. Лёгкая грусть, серебристым покрывалом опускалась на них, они молча держались за руки и глядели друг на друга одинаковыми синими глазами, их глаза наливались прозрачной влагой, такой же чистой, как любовь между матерью и сыном.