Григорий Никитович Вакуленчук пришёл в революцию довольно сложным путём. Сын бедного крестьянина Волынской губернии, он ещё в детстве самоучкой выучился грамоте. В селе, где родился Вакуленчук, находился большой сахарный завод. Работая на заводе, Григорий сдружился со старым мастером завода. У мастера, бывшего машиниста торгового флота, была хорошая библиотека, состоявшая главным образом из книг с описанием морских путешествий. Мастер и сам много рассказывал мальчику о своих далёких плаваниях. Под влиянием этих рассказов и прочитанных книг у Григория развилась та особая мечтательность, которая свойственна юным любителям чтения.
Старый мастер учил своего любимца всему, что знал сам. Когда подошёл срок призыва, Вакуленчук был хорошо знаком с арифметикой, обладал обширными познаниями в географии, умел читать морские карты. Его отправили в Черноморский флот, где он попал в 33-й флотский экипаж.
Командиром этого экипажа был капитан Беклемишев.
«Чересчур мягкий офицер», — рапортовал о нём царю адмирал Чухнин. А между тем это был офицер-крепостник. Но он пользовался более тонкими приёмами для того, чтобы превратить матросов в защитников самодержавия.
Строгий и взыскательный начальник, он требовал от подчинённых усердной и исполнительной службы. Взыскания на матросов в 33-м экипаже налагались неукоснительно, но только по морскому уставу и за его нарушения. Беклемишев категорически запретил офицерам своего экипажа бить матросов.
В то же время Беклемишев не упускал ни одного случая, чтобы не внушить матросам презрения к «вольным», вступался за них в случае ареста за «дебош» или драку на берегу.
«Матросский батька» — называли его матросы 33-го экипажа и долгое время оставались глухими к революционной пропаганде.
В его сети попался было и Григорий Вакуленчук.
Большевики Петров, Денисенко, Гладков старались сблизиться с Вакуленчуком и вовлечь его в революционное движение.
Однако первые шаги флотских пропагандистов не увенчались успехом.
— Матрос сам виноват, коли офицер его обижает, — упрямо отвечал на все их доводы Вакуленчук и приводил примеры из жизни своего экипажа. — Конечно, рукоприкладство — это нехорошо, но многое зависит от того, как человек сам себя поставит.
Так продолжалось до тех пор, пока «матросский батька» неожиданно для Вакуленчука не оскалил зубы крепостника.
В этот день Беклемишев повёл роту, в которой Вакуленчук служил унтер-офицером, в Гурзуф — защищать резиденцию его императорского высочества, главного адмирала русского флота, от «злонамеренных вольных личностей». Этими личностями, как потом выяснилось, были крестьяне, с земель которых великий князь, в нарушение законов о водопользовании, отвёл горные источники на свои виноградники. Доведённые до отчаяния крестьяне прогнали -великокняжескую стражу, захватили истоки горных вод, поставили там свою охрану и стали направлять воду поочерёдно то на свои, то на великокняжеские земли.
Матросы должны были совместно с конными стражниками выбить крестьян из занятого ими горного ущелья. Всей операцией руководил Беклемишев, разработавший для этого целый тактический манёвр.
Вечером конники ворвались в деревню, в которой оставались только женщины, старики и дети. Стражники избивали беззащитных людей, угоняли скот. Внезапно засветили морские прожекторы и залили своими лучами деревню и подступы к ней.
Вакуленчук мгновенно разобрался в замысле Беклемишева: заставить крестьян броситься с гор на помощь своим семьям. Он понял также, что здесь их встретит огонь матросов.
— Братцы... не надо... братцы... в воздух... — пронёсся по матросской цепи призыв Вакуленчука, как только раздался приказ стрелять по крестьянам, показавшимся в полосе света.
Матросы охотно откликнулись на призыв своего унтер-офицера.
— Лейтенант... Боцман... Почему люди мажут? Дать точный прицел! — крикнул Беклемишев.
Ротный снова скомандовал: «Пли!»
Между тем стражники, услышав матросский залп и не разобравшись в происходившем, ворвались в полосу света, намереваясь напасть на уцелевших крестьян. И хотя до матросов во-время долетел истошный вопль Беклемишева: «Отставить!», — они, точно так же, как и Вакуленчук, спустили курки, чуть передвинув при этом прицел. «Беклемишевцы» всегда отличались меткой стрельбой. Стражники бежали, оставив убитыми и ранеными 23 человека и с десяток коней.
— Объявляю благодарность за молодецкую стрельбу. Передать по рядам, — прошептал Вакуленчук.
Матросы беззвучно смеялись.
На другой день после возвращения из Гурзуфа Вакуленчук сам прибежал к Петрову. Тот усадил его за социал-демократическую литературу. Вакуленчук читал быстро и много и вскоре стал одним из видных деятелей матросской «Централки», борющихся за осуществление на практике ленинской идеи вооружённого народного восстания.
Как большевик Вакуленчук решительно возражал против «мясных» и всяких других забастовок на флоте, которые пропагандировали меньшевики из Севастопольского комитета.
— Из-за деревьев леса не видите, — спорил Вакуленчук, — начальство всполошится, пойдут аресты, людей перетасуют, как колоду карт, и начинай всё сначала. Ради ложки борща поставим под удар важное дело, отсрочим восстание... а то и совсем погубим его...