– Но ты целовался с Джен Райли в десятом классе. Я сама видела тебя, – произносит она. – И что насчет Джессы, Кейли и Трин? У тебя был секс. С девушками.

– Я и с тобой целовался, – напоминаю я. Она вспыхивает, а я тыкаю себя пальцем в грудь. – Би.

– Было бы странным, если бы в школе была девушка – которую мы обсуждали, и оба считали безумно сексуальной, милой и идеальной – и я была бы влюблена в нее и разбиралась бы с этим самостоятельно, и ничего тебе бы не рассказывала?

Я, на самом деле, не думал об этом в таком плане, и даже гипотетически это вызывает крошечный укол обиды, как будто все это время я был рядом, доступен и предан, а Отти не шла ко мне потому что, не доверяла.

– Да, ладно, я понял. Но в свою защиту могу сказать, это Прово. И ты знаешь мою мать. Она, вроде как, воинственно настроена на этот счет. Не может быть ничего, кроме сто процентной уверенности в моей поддержке. Я не хотел рисковать тем, что у тебя мог возникнуть любой конфликт или проблемы со мной.

– Боже мой. Теперь все приобрело так много смысла, – она выдыхает, медленно и протяжно, повернувшись лицом к окну. Появляется облачко конденсата, и Отэм рисует сердечко внутри него, а затем фоткает и выкладывает с огромной красной надписью «ВАУ».

– Так значит, Себастиан, – произносит она.

– Да. И Себастиан знает, – отвечаю я, намеренно недопонимая ее. – Хотя узнал об этом случайно. В аннотации к своей книге…я забыл удалить слово «голубой», и было довольно очевидно, что она автобиографична.

У нее расширяются глаза от того, как легко соскальзывают с моих губ слова, а я забываю, что не все живут в семье, где родители спят в пижаме с надписью «ПРАВИЛА МОЕГО РЕБЕНКА– ГЕЯ».

– Твоя книга о нем?

– Я начал о том, кто я, в этом городе. И затем появился Себастиан и…да. Она про влюбленность в него.

– А он…?

– Он ни разу не говорил мне, что гей, – отвечаю я. Технически, я не вру. Я не имею права выдавать его, не смотря ни на что. – И он все еще собирается на свою миссию, так что, я полагаю…

Она улыбается и берет меня за руку.

– Это не значит, что он не гей, Тан. Много мормонов – геи. Много миссионеров, много даже женатых мужчин.

– Наверное. Я просто…расстроен.

Отэм сжимает мои пальцы. Ее щеки вспыхивают прямо перед вопросом:

– Ты уже занимался сексом с парнем?

Я качаю головой.

– Целовался. И несколько месяцев встречался с парнем там, дома.

– Вау, – она прикусывает губу. – Сама мысль о тебе и Себастиане, целующихся…

Смех взрывается в моем горле и становится похож на звук облегчения.

– И вот она. Отэм вернулась.

Она засыпает меня вопросами, и мы решаем поехать в торговый центр.

Как отреагировали мои родители?

Что Хейли думает насчет этого?

Есть ли в школе еще парни, которые мне нравились?

Со сколькими парнями я уже целовался?

Отличается ли это от поцелуев с девочками?

Что я предпочитаю больше?

Я думаю о том, чтобы открыться полностью когда– нибудь?

Я отвечаю на все – почти. Я понятное дело не могу сказать ей, что целоваться с Себастианом – самое лучшее занятие в моей жизни.

И, конечно, я говорю ей, что как только уеду в колледж, то буду вести себя открыто. Я ничего не скрывал в Пало– Альто. Как только мои колеса пересекут границу штата, я опущу стекло и начну размахивать своим флагом.

Не высказанное мнение в разговоре невозможно игнорировать, – острая боль от того, что я не рассказал ей раньше. К счастью, Отэм легко отвлечь обнимашками, шутками и мороженным. Кажется, внутри расцветает весна.

Отэм знает.

Все в порядке.

Проведя остаток дня под теплотой ее аккуратного допроса добавляет своего преимущества, не позволяя мне мучится о том, что Себастиан уедет, что Себастиан не гей, и наверное особенно – о том, что Мэнни сказал там, у озера. Классно, что он поддерживает, я думаю, но это все равно раздражает меня, что я наверняка проведу большую часть жизни, разделяя людей, которых знаю на группы: на тех, кто поддерживают, и на тех, кто должен. Я рад, что Мэнни, в итоге, оказался на правильной стороне, но не могу себе позволить бросится в омут раздумий откуда он узнал. Я скачу между чувствами свободы, что, похоже, это очевидно для кто–то, и по–прежнему считается не таким уж большим делом, и беспокойством, что это очевидно для большинства людей… и станет большим делом. Умоляю, дайте мне просто убраться из Прово, до того как все полетит к чертям.

Мы облизываем наши рожки с мороженным и блуждаем по плотной вечерней, субботней толпе. Все ходят по магазинам по субботам; воскресенья для службы и отдыха. Мормоны не должны ничем заниматься по воскресеньям, что требует участия в работе, поэтому большую часть времени они сидят по домам, после церковной службы. Что означает сегодняшняя толпа плотная и неудержимая.

Легко заметить и другое, что на горизонте маячит выпускной: витрины всех магазинов одежды заявляют, что у них есть платья, смокинги, обувь, украшения и цветы. Распродажи. Распродажи. Распродажи. Выпускной, выпускной, выпускной.

После Эрика, подошедшего и пригласившего Отэм на выпускной, у меня снова появилась Лучшая– Поддерживающая– Подруга, что, явно, означает терпеливое ожидание, пока она меряет платье за платьем в ярко– освещенной примерочной.

Первое – черное, длиной до пола, обтягивающее, с короткими рукавами и подозрительно низким вырезом. У него еще есть заметный разрез, который сбегает по ее бедру.

– Это немного…– я резко морщусь, удерживая взгляд строго на уровне ее лица. – Вообще– то, всего слишком.

– Слишком в хорошем смысле?

– Разве ты можешь надеть это на школьные танцы в Юте? Это… – я замолкаю, качая головой. – Не знаю… – показываю на нижнюю половину ее тела, и Отэм наклоняется, чтобы посмотреть на что я показываю. – Я практически вижу твою вагину, Отти.

– Таннер, нет. Не говори слово «вагина».

– Ты вообще сесть в этом можешь?

Отэм уходит к пушистому, розовому креслу и скрещивает ноги, в качестве демонстрации.

Я отвожу взгляд.

– Спасибо, что доказала мою правоту.

– Какого цвета мое нижнее белье? – спрашивает она, ухмыляясь, будто считает, что я вру.

– Голубое.

Отэм встает, натягивает платье вниз.

– Проклятье. Но оно нравится мне, – она подходит к зеркалу, и крошечная искра защитной реакции жужжит в моей груди, когда я представляю Эрика, его руки и гормоны восемнадцатилетнего подростка на ней. Она встречается с моим взглядом в отражении. – Значит, тебе не нравится?

Я чувствую себя уродом за то, что вынуждаю ее считать себя несовершенной и не имеющей право надевать то, что она хочет, но это прямой конфликт с братским инстинктом связать руки Эрика за спиной.

– Я хотел сказать, что ты выглядишь сексуально. Просто…слишком много кожи.

– Я выгляжу сексуально? – переспрашивает она с надеждой, и я чувствую, как хмурятся мои брови.

– Ты же знаешь это

Она что– то мычит, обдумывая свое отражение.

– Я отложу это к куче «возможно».

Отэм снова исчезает в примерочной, и из– под шторки я вижу, как черная ткань падает лужицей вокруг ее ног, перед тем как ее откидывают в сторону.

– Как дела с книгой, кстати? Теперь, когда я знаю чуточку больше, мне еще больше любопытно.

Я стону, пролистывая свой Instagram.

– Она мне нравится, но я не могу ее сдать.

Она выглядывает из–за шторы.

– Почему нет?

Я не вдаюсь в подробности:

– Потому что она явно о моей влюбленности в Себастиана, и я не думаю, что сын епископа оценит то, что стал главной звездой в однополой истории любви.

Ее голос сразу же становится приглушенным, когда она скрывается за новым платьем.

– Не могу поверить, что она про него. Я могу вычитать ее для тебя?

Это предложение вызывает паническую дрожь в моем теле. Я буду чувствовать себя менее обнаженным, отправив свои голые селфи на сервер школы Прово прямо сейчас, чем отдав свою книгу кому–то. Даже Отэм…