Две недели прошло с тех пор, как я оставила Алекса в отеле. Новости об Олив добили меня окончательно и избавили от остатков сомнений. Алекс нисколько не лучше, чем Джаспер.
Кристофер был чертовски зол, когда я бросила тур. Ему пришлось ехать вместо меня, и он до сих пор не может мне этого простить. Я могу его понять. Если бы мои работники не могли справиться со своими гормонами, я бы сделала с ними вещи похлеще, чем Кристофер.
Его наказанием стало втюхать мне блондинку, поющую народные песни. Сейчас я уже неплохо поладила с Моникой, но увеселительные мероприятия, которые я с ней посещаю, просто кошмар. Кто утверждает, что любит разную музыку, тот ещё точно не перебрал всю палитру немецких народных песен.
Сегодня у меня одно из самых больших исключений – состоится вручение немецкой премии за музыкальные заслуги, поэтому будут присутствовать все музыкальные направления. Я должна бы радоваться этому событию, но боюсь, что случайно встречусь с Алексом. «Освобождённые», конечно же, тоже присутствуют здесь. Их номинировали в нескольких категориях (заслуженно!) и, несомненно, это самая обсуждаемая тема вечера.
Уже какое-то время я избегаю Конференц-центра, места мероприятия. Хоть я и не хочу столкнуться с Алексом, тем не менее меня тянет его увидеть, чтобы на лайф-концерте сегодняшним вечером не выбежать из зала в слезах. Я выбрала пресс-конференцию для моральной подготовки.
— Эй, Сэм! — Лукас, один из радиожурналистов и мой хороший знакомый пообещал помочь мне попасть туда. — Если ты всё ещё хочешь зайти, тогда сейчас самое время.
Ещё раз делаю глубокий вдох и собираюсь с духом. Я как-нибудь это переживу, зато потом буду закалённой, и Алекс больше не сможет сделать мне больно.
Я прокрадываюсь в последний ряд. Модератор пресс-конференции уже начал прилежно читать свой текст. В углу в самом конце помещения я нахожу себе свободное местечко. Передо мной сидит пышнотелый мужчина и закрывает меня своей фигурой.
Только я успеваю сесть, как уже объявляют выход группы. Спокойно и с серьёзными лицами её члены выходят на сцену и занимают места рядом друг с другом за длинным столом.
Как и ожидалось, при виде Алекса моё сердце ёкает. На нём надеты солнцезащитные очки и кепка, которую он натянул глубоко на лоб. Он выглядит подавленным. Наверное то, что его подружка беременна, ещё сложнее, чем диета.
Пресса тут же оживляется – делает без конца снимки, первые вопросы уже сыплются со всех сторон. Модератор с большим трудом сдерживает их натиск. Потом, наконец, ему это удаётся, и он объявляет:
— Никаких личных вопросов!
Разочарованные вздохи прокатываются по залу.
— В конце группа сделает заявление, — добавляет он, что не особо поднимает настроение. Скрепя зубами большинство журналистов подчиняются, и так группа отвечает на первые пустяковые вопросы: как проходит тур или кто из них станет членом жюри на шоу «Голос Германии».
Все ведут себя прилежно. Никто из четырёх не выглядит раздражённым или нервничающим. Даже Ноа, которого я впервые вижу улыбающимся, довольно таки расслаблен. Сейчас можно разглядеть схожесть с его братом, безмолвно сидящим на своём месте.
Алекс кажется отсутствующим. Он почти не реагирует на шутки журналистов – просто тихий и не комментирует ни единого вопроса. Даже поза, в которой он сидит, вызывает во мне чуточку сочувствия.
Неожиданно мой телефон начинает звонить, и мелодия «О, горячая девочка» громко раздаётся из моей сумки. Судорожно я перерываю её содержимое и, конечно же, не сразу могу найти телефон. Последние ряды уже оборачиваются ко мне.
«Мур-р-р, ты такая горячая...» — поёт хриплый голос Алекса из сумки.
Всё больше журналистов оборачиваются на меня и некоторые начинают откровенно жаловаться.
— Не могла бы дама на последнем ряду поскорее выключить совой сотовый! — Голос модератора звучит раздражённо, и вот наконец-то я держу проклятый прибор в руке. Но уже поздно.
Когда я снова поднимаю голову, на меня направлены не только взгляды журналистов, но и Алекса.
— Девочка со сцены! Это Девочка со сцены! — кричит кто-то, и тут же все камеры направляются в мою сторону. В панике я пытаюсь спрятаться за своей сумкой и найти путь для побега, но свора журналистов окружила меня со всех сторон.
Наконец мне на помощь подоспевают охранники. Они хватают меня под руки и тащат через толпу. Уже почти перед дверью кто-то зовёт меня по имени:
— Сэм! — Это Алекс. Я встаю вполоборота и могу видеть, как он залез на стол с микрофоном модератора в руках.
— Я всё вам объясню! — сейчас он обращается к репортёрам. — Но оставьте в покое Сэм!
Никто не двигается и естественно никто не возвращается на своё место, но внимание теперь обращено не только на меня. Почти все снова повернулись к сцене. Теперь и Ноа взбирается на стол и встаёт рядом с братом. Я хочу использовать эту возможность и смыться, но Алекс меня останавливает:
— Сэм! Пожалуйста, останься здесь и выслушай, что мы тебе скажем!
Мы? Он что, сейчас собирается вместе со своей беременной кралей выставить меня дурой?!
Алекс откашливается, а потом начинает:
— В мире шоу-бизнеса всегда находишься в центре всеобщего внимания, и часто личную жизнь тоже используют. Её продвигают, как карьеру. Наша прежняя продюсерская фирма как раз этого от меня и потребовала, и я согласился. Но теперь всё выглядит иначе. Урон, который нанесла эта ложь, слишком велик.
Он смотрит на Ноа, который кладёт ему руку на плечо.
— Отношения между мной и Олив Нурау фальшивые!
У меня отваливается челюсть, и теперь от меня наконец отводят последний объектив. Олив никогда не была его девушкой? В желудке всё переворачивается. Но что тогда с ребёнком? Беременность тоже выдумка? Похоже, я не единственная, кого это интересует, потому что репортёры снова бомбардируют братьев вопросами.
— Новость о беременности тоже фальшивая? — Вопрос звучит немного натянуто. Пресса не любит, когда их обводят вокруг пальца.
— Нет! — отвечает Алекс громко и отчётливо. — Но не я стану отцом, — он смотрит на Ноа. — Я стану дядей, — говорит он, переполненный гордостью. И потом я вижу, как оба брата начинают довольно ухмыляться.
Проходит несколько мгновений, прежде чем до всех в зале доходит смысл этого заявления. Не Алекс с Олив пара, а Ноа с Олив, и они станут родителями. Тут же на них набрасываются, и Ноа только успевает притянуть Олив к себе, чтобы защитить. В это время Алекс слазит со стола и без проблем просачивается между журналистами. Теперь дорога свободна, и я могла бы сбежать, но я остаюсь стоять на месте, как вкопанная.
— Сэм, пожалуйста, подожди! — Алекс добирается до меня и хватает за руку. — Ты должна меня выслушать, пожалуйста! — Наконец он снимает солнцезащитные очки, и я вижу глубокие тёмные круги у него под глазами.
— Я всё слышала, что должна была услышать, — говорю я и чувствую, как близко подобрались слёзы к моим глазам. Он вешает очки на ворот майки и теперь обнимает меня обоими руками. Я оглядываюсь. Мне страшно стать кормом для жёлтой прессы, но никто не обращает на нас внимания. Все заняты новой парой Олив и Ноа, фотографируют и поздравляют их.
— Что ты имеешь в виду? Сэм, ты не можешь снова сбежать! — Я вижу панику в его глазах.
— Нет. — Я качаю головой и теперь не могу больше остановиться: — Мне так жаль...
Алекс притягивает меня к себе и припадает губами к моим губам, тем самым подавляя очередную попытку извиниться перед ним. Только когда я почти не могу дышать, он отпускает меня и прислоняется лбом к моему лбу.
— Это мне жаль, что я вовремя не рассказал тебе всей правды, — шепчет он.
Снова я качаю головой.
— Мне не нужно было убегать.
Он кладёт свои пальцы мне на губы.
— Пусть будет ничья?
Я киваю. Потом Алекс снова целует меня так, что я забываю всё вокруг себя.